Дневник, 2006 год - Сергей Есин

10 ноября, пятница. Вынул газету из почтового ящика, когда уходил на работу. Большая подборка о «Тихом Доне». Леня Павлючик почти без правки напечатал мою заметку. «Убрали» только пассаж про Доронину и раскавыченную цитату Пастернака.

В новой статье о вице-спикере — комментарий к событиям коллег Слизки по палате. Газеты восполняют молчание по этому поводу и государственного общественного телевидения. Само случившееся можно трактовать, как явное загнивание нашей парламентской системы. Оказалось, что наша Слизка одна из собственниц большого завода «Трансмаш», владелица 19 % его акций. По рыночной цене это составляет 60 миллионов долларов. Что противоречит статусу депутата, который на занятие бизнесом не имеет права. Но система Слиску защищает. Председатель думской комиссии по этике Геннадий Райков неприемлемым видит только то, что Слиска не платила с подарков налогов. Высказывание главного этика парламента так занимательны, что утерпеть, не поцитировав, никак невозможно. Здесь особые принципы духовного стриптиза. «Нигде закон не запрещает чиновнику принимать подарки, но обязывает включать подаренное в декларацию о доходах, чтобы взыскать с него налоги. Мне самому на 55-летие одна фирма подарила серебряный «Ролекс» стоимостью в три тысячи долларов». (Кстати, подскажите адресок, где часы «Ролекс» так дешево стоят.) Дальше что-либо цитировать казалось совершенно бессмысленно. Но все же есть и в парламенте женщины, которые коня на скаку остановят. Моя старая знакомая Елена Григорьевна Драпеко публично откомментировала: «Слышала объяснение, про пакеты акций предприятий, переданные ей в обмен на покровительство…Но если, как она говорит, все похищенное — подарки…По моему, презенты на десятки и сотни тысяч долларов иначе как взятками не назовешь». Браво!

Когда я прочел это в газете, моя рука потянулась к мобильному телефону, позвонить Елене Григорьевне, но тут же я наткнулся на следующий абзац: «В депутатской среде ведь как по всей стране — расслоение. Есть верхушка и ее смежники, сидящие в «хлебных» комитетах на дележке бюджета. А есть те, кто занимается беспереспективными (в смысле прибыли) направлениями — культурой, социалкой. Приходится все это теперь растолковывать населению, отвечая на расспросы о ювелирном складе в депутатском доме»…

На работе меня ждала телевизионная группа НТВ. Они делают передачу о некоем Евгении Титаренко, окончившем институт в 1964-м году по семинару Льва Кассиля. Оказалось, что это родной брат Раисы Максимовны Горбачевой. В нашей библиотеке была одна книга этого автора, изданная где-то году в 75-м. Я посмотрел, редактором ее была Зоя Коновалова, значит, книжка, по крайней мере, неплохая. Старт состоялся, в Союз молодого человека приняли, но, похоже, этот наш выпускник здорово пил. Для меня это привычный тип литератора, особенно в то время, когда выпивка считалась и протестом, и неким богемным избранничеством, свидетельством на артистической подлинности. Мне показали очерк в «Московском комсомольце», который, видимо, ложится в основу передачи. Как позднее «пасли» неудобного родственника, оберегали: и квартиру дали, поставили милиционера возле подъезда. Все очень тенденциозно, с каким-то заданием выделить особую касту родни правителей. Словом, сведений о Титаренко в институте никаких не было, никто его кроме Е.Я. не помнил. Но одной Е.Я., которую я и сосватал для беседы, мне обойтись не удалось, пришлось становиться под объективы самому. Вот тут-то я им и сказал, что ищут они иногда не то. Например, когда не обнаружилось личного дела Титарнко у нас в архиве, или его уже взяли в ЦГАЛи, корреспондент некий Михаил Попов, мыслящий плоско и стереотипами, начал меня даже расспрашивать: а не КГБ ли вмешался?

На работе написал письмо В.М.Зайцеву и черновик рецензии на Володю Никитина. Также вместе с Н.В.Барановой доделали инструкцию по переводу студентов из одного семинара в другой. Звонил Парватов: готовится новый состав жюри Московской Премии. Просили меня подумать о смене составов. Этому я рад, все подустали, попривыкли, подзавязли в интересах друзей и знакомых.

Вечером уехал в Обнинск.

11–12 ноября, суббота, воскресенье. Вписал в дневник какие-то упущенные фрагменты, и в воскресенье наконец-то начал последнюю пятую главу романа. Написал три страницы, пока идет легко и весело. «Сделал» трех персонажей — А.Платонова, Ал. Островского и Горького. Посмотрим, как полетит все дальше. Скорее бы закончить и взяться за другую работу. Почти ничего не читаю.

Вечером после бани смотрел телевизор и вдруг внезапно наткнулся на сюжет о брате Раисы Максимовны. Похоже, что я вовсе неплохой журналист. Если бы не я, этот мальчик со своеобразными мозгами, Миша Попов, не сумел бы сделать такой материал. Именно я послал его в библиотеку, я надоумил порыться в архиве. Получилось, конечно, не так как ему хотелось, потому что никто захотел сказать то, чего не было: «личное дело взяло КГБ». Все просто констатировали, что личного дела выпускника 1964 года в архиве нет, а единственную, находящуюся в библиотеке книгу этого выпускника брали с полок только два раза. Причем вторым читателем был именно я.

13 ноября, понедельник. С утра был в РАО. Дела не так хороши, как нам бы хотелось, здание все же, видимо, ставят на аукцион. Переезжать? Сдаваться? Очень лакомый кусок, очень лакомое место. Пока аукцион откладывают раз за разом, но кому-то нужно «строительное пятно», где можно построить здание. Деньги некоторых чиновников сейчас просто не волнуют, нужно место. По мере того как я слушаю рассказы об администрации президента, имею в виду, конечно, не только сегодняшний разговор, у меня складывается впечатление, что на Старой площади собралась бесстрашная стая пираний. Неужели так происходит повсюду, неужели так все было и раньше? Куда же тогда катится мир?

Вместе с Верой Владимировной и молчаливым, как БНТ, С.С., попили чаю, выработали некоторую концепцию ближайших действий. Суть ее: то письмо, которое я подготовил, пока не посылать, а письмо президенту отослать, не в «открытой» форме. Долго объяснял, что «много подписей» не следует ставить. Но, кажется, здесь амбиции. Я-то полагаю, что никаких имен членов Авторского совета в письме ставить не следует, кроме Пахмутовой, Эшпая и Жореса Алферова. «А ваше, вас же президент знает?» «И мое, — отвечаю, — тоже не ставить, таких знакомых даже у нашего памятного президента тьма». Расстались. Меня, конечно, смущает, что С.С. письмо без меня «доработал», оно разрослось до 1,5 страниц. Мне его пока не показали. Каждый чиновник более или менее грамотный считает, что любые письма он может писать. Писать может, но все искусство в особых поворотах, которые позволят получить просимый ответ. Искусство Делового письма — это искусство психологии, понимание ее законов.