Том 5. Стихотворения, проза - Константин Бальмонт

Ковер

Я сплю. А на стене моей ковер.Он плотно всю затягивает стену.Я вижу нежных красок перемену.Деревня. Речка. Лес. Весенний хор.

Там дальше город. Сказочный собор.Душа глядит. Отдаться рада плену.В саду качает ветерок вервену.Луна с звездой ведет перего вор.

Сбегает в пропасть влага водопада.Но пропасть – там. Она ушла за край.Есть златоосень, если кончен май.

Из белых льдов блистательна ограда.Она моя. Мне разуметь не надо,Что там за ней. Я жил. Я сплю. Прощай.

Смерть

Я помню, мне четыре было года,Весна была цветиста и светла,Когда старушка-няня умерла.Я был один. И я стоял у входа.

Что значит смерть? Вся искрилась природа.Но няня спит. И странно так бела.Унылились вдали колокола.В село от вас пошла толпа народа.

Я не пошел. На няню посмотрев,Я в малом сердце ощутил стесненье.И скрылся в сад. Там птичье было пенье.

И, слушая дерев и птиц напев,Я думал, что цветы и озаренье –Действительность, а смерть – лишь заблужденье.

Кольца

Ты спишь в земле, любимый мой отец,Ты спишь, моя родная, непробудно.И как без вас мне часто в жизни трудно,Хоть много знаю близких мне сердец.

Я в мире вами. Через вас певец.Мне ваша правда светит изумрудно.Однажды духом слившись обоюдно,Вы уронили звонкий дождь колец.

Они горят. В них золото – оправа.Они поют. И из страны в странуИду, вещая солнце и весну.

Но для чего без вас мне эта слава?Я у реки. Когда же переправа?И я с любовью кольца вам верну.

Проблески

Возник ли я в кружении столетий,Что наконец соткали должный час,Как мысли усложненной яркий сказ,Как жемчуг, что в искусной найден сети?

И где впервые, на какой планетеЯ глянул в Солнце взором тех же глаз?И здесь, родясь, умру в который раз?Кто мне ответит на вопросы эти?

Лишь проблески ответа я найду,И тотчас же их снова утеряю.В ночи, где снам ни меры нет, ни краю.

И увидав падучую звезду.Еще в любви. Еще в живом бреду,Когда любовь я песней измеряю.

Любимые

Мы все любили любящих любимых,Которым присудил сладчайший стихКружиться, неразлучными, двоих,И в смерти и в любви неразделимых.

Все в снах земли они и в адских дымах,Две птицы, два крылатых духа, в чьихМечтаньях пламень страсти не затихИ там, среди пространств необозримых.

Но, если вечный блеск Франческе данМедвяным Данте, с ликом обожженным,Желанней мне, бретонский сон, Тристан

С Изольдой. Пыткам сердца повтореннымИх предал, их качавший, океан,Сумевший дать слиянье – разделенным.

Пантера

Она пестра, стройна и горяча.Насытится – и на три дня дремота.Проснется – и предчувствует. ОхотаЕе зовет. Она встает, рыча.

Идет, лениво длинный хвост влача.А мех ее – пятнистый. ПозолотаМерцает в нем. И говорил мне кто-то,Что взор ее – волшебная свеча.

Дух от нее идет весьма приятный.Ее воспел средь острых гор грузин,Всех любящих призывный муэззин, –

Чей стих – алоэ густо-ароматный.Как барс, ее он понял лишь один,Горя зарей кроваво-беззакатной.

Блеск боли

«Дай сердце мне твое неразделенным», –Сказала Тариэлю Нэстан-Джар.И столько было в ней глубоких чар,Что только ею он пребыл зажженным.

Лишь ей он был растерзанным, взметенным,Лишь к Нэстан-Дарэджан был весь пожар.Лишь молния стремит такой удар,Что ей нельзя не быть испепеленным.

О Нэстан-Джар! О Нэстан-Дарэджан!Любовь твоя была как вихрь безумий.Твой милый был в огне, в жерле, в самуме.

Но высшей боли – блеск сильнейший дан.Ее пропел, как никогда не пели,Пронзенным сердцем Шота Руставели.

Два цвета

Прекрасен рот, как роза, припадаяК другому рту. Прекрасен дар богов.Румяность крови в рденье лепестков,Страсть смотрит в вечность, в сердце расцветая.

Из капли счастья – океан без края,Огонь залил все грани берегов.Но есть костры, чей огнь белей снегов,Где дух поет, в отъятости сгорая.

Красив в веках тот звонкий сазандар,Что сплел ковер из облачной кудели,Струна любви, пронзенный Руставели.

Красив расцвет лилейно-белых чар,Снежистый лотос в водной колыбели.Луна – вдали, как далека – Тамар.

Неразделенность

Приходит миг раздумья. Истомленный,Вникаешь в полнозвучные словаКанцон медвяных, где едва-едваВздыхает голос плоти уязвленной.

Виттория Колонна и влюбленныйВ нее Буонарроти. Эти дваСияния, чья огненность живаЧерез столетья, в дали отдаленной.

Любить неразделенно, лишь мечтой.Любить без поцелуя и объятья.В благословенье чувствовать заклятье.

Творец сибилл, конечно, был святой.И как бы мог сполна его понять я?Звезда в мирах постигнута – звездой.

Микел Анджело

Всклик «Кто как бог!» есть имя Михаила.И ангелом здесь звался. Меж людейОн был запечатленностью страстей.В попранье их его острилась сила.

В деснице божьей тяжкое кадило,Гнетущий воздух ладанных огнейИзлил душой он сжатою своей.Она, светясь, себя не осветила.

Стремясь с земли и от земного прочь,В суровости он изменил предметы,И женщины его – с другой планеты.

Он возлюбил молчание и ночь.И, лунно погасив дневные шумы,Сибилл и вещих бросил он в самумы.

Леонардо да Винчи

Художник с гибким телом леопарда,А в мудрости – лукавая змея.Во всех его созданьях есть струя –Дух белладонны, ладана и нарда.

В нем зодчий снов любил певучесть барда,И маг – о каждой тайне бытияШептал, ее качая: «Ты моя».Не тщетно он зовется Леонардо.

Крылатый был он человеколев.Еще немного – и, глазами рысиПолеты птиц небесных подсмотрев,

Он должен был парить и ведать выси.Среди людских, текущих к Бездне рекИм предугадан был сверхчеловек.

Марло

С блестящей мыслью вышел в путь он рано,Учуяв сочетание примет.Преобразил в зарю седой рассветПовторной чарой зоркого шамана.

Величием в нем сердце было пьяно.Он прочитал влияние планетВ судьбе людей. И пламенный поэтБезбрежный путь увидел Тамерлана.

В нем бывший Фауст более велик,Чем позднее его изображенье.Борец, что в самом миге низверженья

Хранит в ночи огнем зажженный лик.И смерть его – пустынно-страстный крикВ безумный век безмерного хотенья.

Шекспир

Средь инструментов всех волшебней лира?В пьянящий звон схватив текучий дым,В столетьях мы мгновенье закрепимИ зеркало даем в стихе для мира.

И лучший час в живом веселье пира,Когда поет певец, мечтой гоним, –И есть такой, что вот мы вечно с ним,Пленяясь звучным именем Шекспира.

Нагромоздив создания свои,Как глыбы построений исполина,Он взнес гнездо, которое орлино,

И показал все тайники змеи.Гигант, чей дух – плавучая картина,Ты – наш, чрез то, что здесь мы все – твои.

Кальдерон