Страна «гирин герен» - Юрий Долетов

Не один я теперь так делаю, а все наши ремесленники, — Умару Суле собрал свои изделия, отнес их в кладовку. Возвратился с обрезком красного сафьяна размером с носовой платок.

— Это вам! Возьмите на память. Первый раз у меня батуре в гостях.

Сафьян был свеж, как обмытый дождем лист. Под зернистой отполированной поверхностью причудливыми узорами разбегались белые паутинные прожилки.

— Мэрокоу! — в голосе Умару Суле прозвучали такие же горделивые нотки, как у пастуха Шеху Тамида.

-Как же так: козы нигерийские, маджеми тоже нигерийские, а кожа марокканская?

— Долго рассказывать, а работа стоит. Если хотите узнать досконально, езжайте в Кано. Оттуда все пошло…

Кано ба дама

На другой день после ночлега в отеле я выехал в Кано, прихватив по дороге Ангулу Фари. Мой попутчик не походил на того измученного скитальца, которого я встретил в саванне. Он был бодр, чисто выбрит, белая свежая сорочка под галстук оттеняла его овальное лицо. Ангулу Фари расправил лацканы своего коричневого с иголочки костюма, небрежно бросил на заднее сиденье автомашины легкий дорожный саквояж. В Кано ветеринара послали на региональный семинар животноводов.

На восток от Сокото саванна была такой же нетронутой, как и южнее его. Она раскинулась просторно, широко, и трудно было определить расстояние до горизонта — зыбкой черты, где сходились земля и небо. Если бы не асфальтовая дорога, автомашины, эта нигерийская сторона выглядела такой же древней, как и в далекие времена. Ангулу Фари, расслабившись, рассказывал мне о своем крае.

Мы ехали по земле хауса, одного из больших нигерийских народов, о котором до нас дошла древняя, с элементами героики легенда. Как каждое сказание, она, в устах рассказчика, меняет словесную окраску, сохраняя при всем этом свою суть.

Некогда в одном из здешних городов жила царевна Даура. Слава о ее красоте достигла далеких земель, и сыновья правителей и эмиров домогались ее руки. Но сердце царевны оставалось «закрытым на замок». Однажды перед ней предстал стройный красавец в дорогом одеянии и тоже получил отказ. Разгневавшись, а это был волшебник-оборотень, он превратился в огромного змея, который засел в единственном в городе колодце. К этому источнику змей допускал людей только раз в неделю. Много богатырей бились с чудищем, но не могли его одолеть.

Как-то у колодца остановился чужеземец Баво, приехавший свататься к Дауре. Прежде чем направиться во дворец, он решил стряхнуть дорожную пыль, напоить коня. Но тоже остался без воды. Тогда Баво вызвал змея на поединок. Бой продолжался весь день, и только под вечер Баво, изловчившись, поверг его ударом меча. Победитель пришел затем во дворец и бросил к ногам царевны голову чудища. Сердце красавицы на этот раз не устояло, и Баво стал ее мужем.

У Дауры и Баво родилось семь сыновей, которые, став взрослыми, основали названные их именами города-государства и поделили между собой обязанности. Кано и Рано, наладив изготовление и окраску тканей, объявили себя «царями индиго». Даура и Кацина вызвались быть «царями рынка». Гобир — «царь войны» взялся защищать от врагов всех своих братьев. Зегзег (Зария) — «царь рабов» добывал для них рабочую силу. Бирам обеспечивал их съестными припасами. Эти семь сыновей Дауры и Баво, утверждает легенда, стали родоначальниками всех хауса.

Как бы то ни было, эти города действительно были основаны в VIII-X веках. По легенде каждый из них имел «специализацию». В жизни все выглядело иначе. С VIII по XVII век города находились в вассальной зависимости от государств Канем, Сонгаи и Борну. Эти могучие соседи опустошали хаусанские земли, обложив население непомерной данью. С падением Сонгаи среди хаусанских городов началась междоусобица, борьба за власть. Долгое время шли распри между Кано и Кациной, закончившиеся победой «царя индиго».

Джихад, поднятый Османом дан Фодио, привел к созданию сильного феодального государства, на которое нападать уже никто не осмеливался. Однако сила сломила силу: в начале XX века султанат, залив кровью, захватили английские колониальные войска. Затем здесь была образована так называемая Северная область, поделенная впоследствии на несколько штатов.

Теперь край пребывает в XX веке. Но время оказалось не властно над сохранившимся почти неизменным укладом жизни людей. У хауса, пожалуй, больше, чем у других народов Тропической Африки, наблюдается четко выраженная сословная чересполосица. Человек едва появляется на свет, а ему уже начертан жизненный путь. Родился в семье простолюдина — его сразу же причисляют к униженной касте бедняков талакава, назначение которых заниматься физическим трудом, быть в подчинении у феодалов. Родился человек в семье эмира — быть ему богатым, сильным господином. По традиционным божественно-мистическим канонам хауса, потомки сарки (эмира и ему подобных) никогда не станут такалава, они обладают такой же властью, как и он сам. Исключительность положения пронизывает быт, одежду, поведение эмиров…

Между тем в саванне появились островки обработанной земли: мы въехали в земледельческий пояс. Вдоль дороги замелькали крошечные поля с арахисом, стеблями и листьями похожим на наш клевер, стройным и таким же густым, как подлесок, маисом, сахарным тростником.

Ангулу Фари попросил остановиться у небольшого поля, по закрайке которого тянулся прогон для скота, обсаженный с двух сторон колючими кактусами. Мы вышли из автомашины. На поле торчали редкие кустики с распустившимися коробочками ослепительно белого хлопка. Между рядками ходили пять босых худеньких женщин в легких платьицах. На левом боку по самодельной торбе — цветастый платок, перевязанный через правое плечо и за пояс.

Женщины неторопливо сщипывали белые пушистые шарики, набивали ими торбы и сносили собранный хлопок в кучу рядом с дорогой. Здесь и завязался наш разговор. Ангулу Фари расспрашивал женщин, не проходили ли тут со своими стадами боророджи. Мне же хотелось узнать о житье-бытье сборщиц хлопка.

Каждой из них нет еще и двадцати пяти, есть семья, дети. От деревенской общины имеют наделы, но они малы. Участки побольше не под силу обрабатывать мотыгой, донимает еще засуха. Чтобы как-то свести концы с концами, подались в кабалу к местному эмиру — работают на его землях.

Неслышно подкатил широкий «кадиллак» с флажком на радиаторе, остановился неподалеку от нашей автомашины. Увидев «кадиллак», женщины быстро разошлись по полю, начали проворно собирать хлопок. Мне подумалось, что пожаловал какой-то посол — любитель «ознакомительных поездок» по стране.