Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

будете считаться убитым и свинью вам придется трескать уже в качестве покойника, на языческой тризне, справляемой безутешными друзьями по вам… Очень, очень сильно проникнуто местным колоритом. А главное, – ни в коем случае не бегите, повернувшись к нему спиной.

Зверя не выгнали на него, как это предполагалось по плану, до этого просто не дошло: он направлялся к указанному ему "нумеру", поганому, жутковатому местечку в лабиринте гнутых тропинок среди дремучего кустарника, на подтопленной, чавкающей под ногами почве, рядом с громадным, невесть – как попавшим сюда валуном, когда это случилось. Обширная, почти открытая полянка, солнышко, мягкая привлекательная травка, – и неподвижная тень на другой ее стороне. Зверь был настолько неподвижен, что англичанин едва не проглядел его. И еще, – он почему-то не ожидал, что вепрь окажется таким черным. Как безлунная ночь, как тень в глубоком колодце. Увидав и узнав, – замер так же неподвижно, как зверь. Спину обдало ледяным ознобом, но он, чуть удивляясь самому себе, потянул из-под мышки рогатину с полуметровым, адской остроты лезвием вместо наконечника. Оглянулся вполглаза, – рядом никого не было, а дубок лет сорока с сухой вершинкой находился метрах в семи за его спиной и чуть сбоку. К нему-то он и начал осторожно пятиться, чтобы иметь за спиной некую опору, без которой чувствовал себя все равно, как голый, несмотря на все несокрушимые латы по передней поверхности тела.

Вот, только что, он был там, ярдах в тридцати, – и вот он уже здесь, в двух шагах, и загодя опущенное острие вдруг оказывается не так наклоненным и не так направленным, еще бы, вепрь действует и движется максимально неловким для противника манером, выработанным как бы ни сотней тысяч поколений его, кабаньих, предков, так что человек в самый последний миг не посмел упасть на колено и неловко наклонился вперед, вгоняя острие под гибельно-острым углом. Неважно, – оно с неестественной легкость прошло сквозь левую лопатку, пообок от хребта, и вонзилось по самую перекладину. Майкла снесло, словно бампером грузовика, развернуло к зверю боком и чуть не оторвало правую руку, под мышкой которой он тщетно пытался зажать сбесившееся древко, и все это время лезвие проворачивалось в теле зверя и не соскользнуло, не вырвалось только потому, что перекладина, упершись в тушу, не давала провернуться слишком сильно. Кабан, – умудрялся и крутиться вокруг болтающегося, как соломенная кукла, человека, и крутить его, чуть не подбрасывая в воздух, вокруг себя, все одновременно, а потом разом подался назад, оседая на окорока вдруг отказавших задних ног. Потом Островитянин не мог вспомнить, каким образом, почуяв исчезающе-краткий миг передышки, умудрился подняться на колено, прижать древко к земле ногой, и, – самое непостижимое, – выхватить из-за спины "Наглого Арендатора". По поводу этого клинка за время этой охоты прочими участниками экспедиции было высказано множество шуток, которые им, идиотам, видимо казались страшно смешными, но сейчас, схваченный за рукоятку сразу двумя руками, меч свистнул – и просек зверю хребет чуть позади головы, едва не отрубив ее напрочь.

Запалено дыша, словно промчавшись во весь опор не менее трех километров, неверными руками, почти машинально, отер лезвие ритуальным шелком, потому что – не мог иначе, потому что движение это оказалось вдруг необходимым ему, сел на землю, поскольку ноги стали совершенно ватными и отказывались держать тело.

– А! – сказали ему малое время спустя примчавшиеся на шум схватки. – Ты того, – высоковато ткнул. И рубил потом зря: он себе главну жилу в спине перехватил, – это когда крутился, значит, – так что все равно б кончился вот-вот. А ткнул того, – высоковато. Лучше б прям в лоб уцелил, – оно все равно вошла б. Пика-то. Это ж такие пики, что аж прям, можно сказать, не охота с ними, а прямое баловство.

– И не говорите, – вежливо поддакнул англичанин, хотя и поспевший снять шлем с забралом, но до сих пор так и не сумевший успокоить дыхание, – одно сущее издевательство и обман трудящихся. Вот со штуцером двенадцатого калибра, с помоста, метров со ста, по слону, когда рядом егерь тамошний, для подстраховки, – это да, это охота. Не поверишь, – слона на зад сажает. Или на бок валит, – это смотря как умудришься попасть…

– Охотился? – С явной завистью спросил Геша, принявший Майклов треп за чистую монету.

– Нет. – Правдивый Островитянин с серьезным видом помотал головой. – Но у меня масса героических друзей, которые с горящими глазами рассказывали о своих подвигах.

– А-а-а, – протянул Геша с некоторым, как Майклу показалось, разочарованием, и спросил, – на нумер-то – пойдешь? Или хватит с тебя для первого раза? Без привычки-то?

Всех мыслей и чувств, посетивших англичанина за краткий миг между вопросом – и собственным его утвердительным кивком, пожалуй, и не передать. Казалось ему, что это вовсе даже и не он кивает, и что-то внутри металось и выло в смертельном ужасе от этого едва заметного кивка, но кивнул все-таки.

– Ну пошли тогда, штоль. А то братва вот-вот зачать должна. Загон-то. Ты, главное, другой раз пику-то, – ниже держи. На коленку пади, – и держи, как кнехты в кино, видел, – "Александр Невский"? Во! Он понизу гребет, так ты ему между глаз… А того лучше, – в сторону отскочи – и меть под лопатку. Так оно всего вернее. Ты, главное…

Большей нелепости, более нелепой беды, да какой там, – беды, нелепой почти катастрофы нельзя было даже представить. Хотя, с другой стороны, если решить вдруг, что сам черт тебе не брат, и на тебя распространяется особое благоволение Всевышнего, что-то подобное следует считать, скорее, закономерным. Вот только что жизнь была прекрасна, настроение – самое радужное, а в голове роились планы на ближайшее будущее, один другого амбициознее, а спустя секунду… Нет, говорили же, что высшее мастерство в этом мире, – это умение вовремя остановиться, не искушать Провидение и, тем более, не гневить его, – да только очень, очень немногие умели следовать этой мудрости. Так что ему оставалось утешать себя, что он угодил в весьма почтенную компанию, включавшую в себя Александра, Дария, Наполеона, Гитлера и многих, многих других. Целые сонмища других теней, рангом поменьше, имена которых не были столь на слуху, но тоже очень, очень почтенных господ, военоначальников, политиков и бизнесменов, авантюристов и путешественников, шпионов и первооткрывателей Которые Были На Вершине, Но Не Смогли Вовремя