Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 27-й песне «Рая» Беатриче произносит длинную филиппику против жадности: «О жадность, никто из смертных, которых ты поглотила, не в силах поднять взгляд над твоими волнами!..» «Цветет в людях желание добра», – говорит Беатриче, т. е. человеческая природа не порочна сама по себе. «Но непрерывные дожди портят хорошие сливы» – условия не благоприятствуют тому, чтобы восторжествовали добрые человеческие начала. «Ты не будешь удивляться, если размыслишь, что нет того, кто правил бы землей; потому и сбилась с дороги людская семья».
Но вскоре, пророчествует Беатриче (и смысл ее пророчества совершенно совпадает с предсказанием Вергилия о Псе), смилостивятся небеса, «давно ожидаемая буря направит судно на верную дорогу», «и за цветком поспеет добрый плод»[724]. Иначе говоря, империя спасет Италию и человечество от губительного воздействия «жадности», и цветы добрых начал, заложенных в человеческом сердце, дадут плоды.
В одной из последующих песен «Рая» та же Беатриче упоминает о «высоком Генрихе, который придет исправить Италию прежде, чем она будет готова к этому. Слепая жадность уподобляет вас младенцу, который умирает от голода, отталкивая кормилицу»[725]. В «Монархии» Данте прямо подчеркивает без символических и поэтических покровов ту же мысль о победе над «жадностью» как о великой миссии римской империи. «Император согласно философским учениям приведет человеческий род к земному блаженству. А так как никто или немногие с величайшими трудностями могут достигнуть этой гавани, если не укрощены волны соблазнительной жадности, и род человеческий пребывает свободным лишь в покое отдохновенного мира, то это есть тот девиз, которым в наибольшей степени должен руководствоваться правитель земли, называемый римским императором…»[726]
Таким образом, империя должна принести Италии не только единство, но и спасение от последствий раннекапиталистического развития, ибо сильная государственная власть смирит уздой закона разгул буржуазного хищничества.
Мечта Данте о «прекрасном, мирном быте граждан» означает не только прекращение кровавых междоусобиц, но и установление социальной справедливости и гармонии.
Так обнаруживается самое глубокое, затаенное содержание дантовского «мира». Так идея национального объединения сливается с идеей социального обновления. Так замыкается круг размышлений, приведших Данте к утопии всемирной монархии.
* * *
Тот, кто хочет понять, откуда берется у Данте сила убеждения, должен вчитаться в его удивительную беседу с Каччагвидой.
В безмерно горьком мире, и поздней,
Вдоль круч, с которых я, из рощ услады,
Взнесен очами госпожи моей,
И в небо, от лампады до лампады,
Я многое узнал, чего вкусить
Не все, меня услышав, будут рады;
А если с правдой побоюсь дружить,
То средь людей, которые бы звали
Наш век старинным, вряд ли буду жить, —
обращается Данте к своему отважному предку. Бессмертие поэзии – в ее правдивости! Мысль эта потрясает в устах поэта начала XIV в. Она находится за пределами средневековья, как и торжественный ответ Каччагвиды:
Кто совесть запятнал
Своей или чужой постыдной славой,
Тот слов твоих почувствует ужал.
И все-таки, без всякой лжи лукавой,
Все, что ты видел, объяви сполна,
И пусть скребется, если кто лишавый!
Пусть речь твоя покажется дурна
На первый вкус и ляжет горьким гнетом, —
Усвоясь, жизнь оздоровит она[727].
Вот как гордо оценивал Данте общественное значение своей поэзии, которая должна стать «живительной пищей» для человечества. Вот чего добивался, оттачивая до предельной выразительности свои терцины. Таков его «социальный заказ», сознательная гуманистическая установка творчества. Разве не требовала Беатриче: «Для пользы мира, где добро гонимо… Все опиши, что взору было зримо»?[728]
В письме к Кан Гранде поэт отозвался о «Комедии» в следующих словах: «Цель ее в целом и в частях – вывести живущих в этой жизни из несчастного состояния и привести их к блаженству»[729].
Из общества, где феодальный произвол и буржуазный чистоган сеют беспощадную злобу, низменные побуждения, кровавые насилия, от слез и страданий Данте уходит в мир религиозной фантазии —
…из тлена в свет небесной славы,
В мир вечности из времени вступив,
Из стен Фьоренцы в мудрый град и здравый[730].
Показав в безрадостных сценах «Ада» современную Италию, Данте воплотил в картинах «Рая» свои политические мечты[731].
Там можно многое, что не под силу
Нам здесь, затем что создан тот приют
Для человека по его мерилу.
В Аду лица искажены яростью и мукой, но безмятежной добротой и лаской дышат в Раю улыбающиеся лица святых. «На протяжении этого царства не может быть места печали, жажде или голоду», – грезит Данте. «Незыблемый, раз навсегда установленный закон», действующий в Раю, оберегает святых от социальных неурядиц.
Для итальянца Данте рай – это, конечно, город. Для автора трактата «О Монархии» – это город «того императора, который царит вверху». «Он повелевает повсюду, но здесь его держава, здесь его город и высокий престол». Бога окружает «блаженный двор». Данте видит «великих патрициев этой справедливейшей и милосердной империи».
Царь, чья страна полна такой блаженной
И сладостной любви, какой никак
Не мог желать и самый дерзновенный, —
Творя сознанья, радостен и благ,
Распределяет милость самовластно.
Так Господь-Бог оказывается у Данте просвещенным монархом преображенной Италии. «Я увидел высокое торжество истинной державы». Вот она, милая родина, мирная и счастливая! Перед нами «тот Рим, где римлянин – Христос».
Какой свет наполняет просторы Рая: в Раю уже нет красок, и вместе с тем в нем все краски, как в белом цвете – все цвета. Сияние, сияние… Ослеплены очи, кружится от «зримого и звучного хмеля» голова, восторг переливает через край души.
О радость! О восторг невыразимый!
О жизнь, где всё – любовь и всё – покой!
…Виноват ли Данте, что его мистическая вера в спасительную миссию Генриха VII оказалась реакционной утопией?
Глава 3
Во Флоренции и в изгнании
«И они грызутся, одной стеной и рвом окружены»
Канвой политических столкновений во
