Голоса - Борис Сергеевич Гречин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ИВАН СУХАРЕВ. Понимаете, Андрей Михайлович, вы не предрешаете «отказа», но сами говорите, что эти белые пятна будут такими крошечными пятнышками — и, в общем… в общем, я могу понять, почему Борису обидно.
А. М. МОГИЛЁВ. Но что я могу с этим сделать?
АЛЬБЕРТА ГАГАРИНА. Вообще, это неуместная претензия к Андрею Михайловичу. Вы сами на всё согласились! Чем же вы раньше думали?
ЭДУАРД ГАГАРИН. Никто не высказывает претензии. Но я вообще-то предполагал драматургию, театр, динамику, игру, столкновение характеров.
А. М. МОГИЛЁВ. Ваша воля выбирать методы!
ЭДУАРД ГАГАРИН. Я уже сказал: драматизация событий.
А. М. МОГИЛЁВ. Вот, наконец-то. Надо бы записать…
МАРТА КАМЫШОВА. Давайте я буду записывать, Андрей Михайлович! Всё равно сижу без дела. (Пишет на доске слово «театр».)
БОРИС ГЕРШ. Реальных или альтернативных?
ЭДУАРД ГАГАРИН. Как угодно! Тех и других.
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. И, говоря «альтернативных», мы немедленно встаём на почву бездоказательных спекуляций и вульгарного дилетантизма.
А. М. МОГИЛЁВ. Методика «мозгового штурма» в одном из описаний предполагает, честно говоря, такую должность, как антикритик. Позвольте мне побыть антикритиком и заметить, что на этом этапе мы будем фиксировать все предложения, ничего не отбрасывая.
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР (пожимая плечами). Пожалуйста, если это соответствует методике.
МАРК КОШТ. Ребята, не дурите: работа с источниками и доклады по ним, каждый по своему персонажу. По-кондовому, по-советски. После доклада можно пообсуждать.
Марта пишет на доске «доклады» и «обсуждения».
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. Аналитические доказательные статьи.
ИВАН СУХАРЕВ. Присоединяюсь. Статьи, которые бы пробовали разработать «белые пятна», посмотреть на события и процессы под новым углом, ставили бы вопросы, пытались бы дать на них ответы.
Марта пишет на доске «анал. статьи».
ЕЛИЗАВЕТА АРЕФЬЕВА. Нет, Марта, не надо сокращать «аналитические» до четырёх букв!
Марта, покрасневшая, стирает сокращение под общий смех.
АЛЕКСЕЙ ОРЕШКИН. Ах, какие вы все испорченные…
Новый взрыв смеха.
ЕЛИЗАВЕТА АРЕФЬЕВА. Да, да, Лёша, извини. Почему только аналитические? Стихи, художественная проза? Мартуша, «стихи и проза», если можно!
Марта записывает на доске «стихи, проза».
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. Ну всё, мы, похоже, окончательно решили превратить работу лаборатории в капустник и цирк…
А. М. МОГИЛЁВ. Снова напоминаю про то, что методика «мозгового штурма» не предусматривает критики на этапе сбора идей.
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. Но на каком-то этапе методика всё-таки её предусматривает?
А. М. МОГИЛЁВ. Сразу после.
ИВАН СУХАРЕВ. Вообще, «театр», который предлагает Тэд, не несёт ценности сам по себе, но предполагает неожиданные сочетания красок, новую оптику, эмоциональную линзу для рассмотрения фактов, поэтому не стоит его отвергать.
АЛЬБЕРТА ГАГАРИНА. Можно мне? Товарищеский суд.
А. М. МОГИЛЕВ. Извините?
БОРИС ГЕРШ. Суд истории, так сказать? Как в фильме про меня, то есть про Василия Витальевича?
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР (оживившись). Да, да, прекрасная идея! Судебное разбирательство. Установление юридической квалификации и степени ответственности за произошедшие события каждого из участников.
АЛЕКСЕЙ ОРЕШКИН. Простите, есть ли у нас право судить?
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. В данном случае я, хоть и отношусь скептически к большинству методов, считаю вопрос Алексея нерелевантным.
ЕЛИЗАВЕТА АРЕФЬЕВА. Лёша, милый, если у нас нет права судить, то вообще ни у кого нет права, например, устраивать маскарад, или выступать на сцене, или петь в опере, или играть в шахматы…
МАРК КОШТ… Или писать книги, или снимать фильмы.
ЕЛИЗАВЕТА АРЕФЬЕВА. Именно! А люди делают все эти вещи.
АЛЕКСЕЙ ОРЕШКИН. Это не совсем одно и то же…
ЭДУАРД ГАГАРИН. Или заниматься любовью.
АЛЬБЕРТА ГАГАРИНА. А это тут при чём?
ЭДУАРД ГАГАРИН. Because it» s fun, Bertie.[13]
АЛЬБЕРТА ГАГАРИНА. Тэд, рабочий язык группы — русский, я буду на этом настаивать, не делая никаких исключений. И, если ты заметил, меня никто не называет «Бертой».
ЭДУАРД ГАГАРИН (невозмутимо). Как же, я называю.
МАРТА КАМЫШОВА. Алексей прав. Это не совсем одно и то же. Разве у нас есть моральное право?
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. Это чисто умозрительное рассмотрение, а не моральное! Именно здесь и будет содержаться небольшой элемент научной новизны, поскольку в остальных методах такого элемента не просматривается.
БОРИС ГЕРШ. Абсолютно точно, согласен — но мы должны быть готовы к ответной реакции. Если мы будем судить их, нашу работу тоже будут оценивать более строго.
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. Бездоказательный восточный мистицизм.
БОРИС ГЕРШ. «Да, скифы мы, да, азиаты мы»!
ИВАН СУХАРЕВ (вполголоса). О, вы-то особенно…
МАРТА КАМЫШОВА. Андрей Михайлович, мне записывать «суд»?
Могилёв кивает. Марта пишет «суд» на доске.
А. М. МОГИЛЁВ. У нас всех разные взгляды, разные ощущения, разное понимание того, что важно. Именно поэтому мы обречены на некоторую мозаичность результата, и именно поэтому я предложил бы сейчас принять все без исключения названные методы, правда, не как догму и непременную обязанность, а как ориентир. Я не буду настаивать, просто это то, что говорит здравый смысл.
АЛЬБЕРТА ГАГАРИНА. Андрей Михайлович, вы позволите? Я вижу тут определённую логику. (Подходит к доске, берёт у Марты мел и нумерует отдельные элементы списка арабскими цифрами.) Каждый персонаж разбирается по очереди. Вначале мы слушаем доклад и обсуждаем. (Ставит «1» рядом с «доклады и обсуждения».) Если в ходе обсуждения рождаются гипотезы, мы углубляемся в эти гипотезы и, может быть, назначаем ответственных за их разработку. (Дописывает на доске слово «гипотезы».) После мы сосредотачиваемся на каких-то важных событиях и воспроизводим их в виде сценок. (Ставит «2» рядом с «театр».) Дальше читаются все тексты, относящиеся к персонажу, если они были написаны. (Ставит «3» рядом с пунктами «статьи» и «стихи, проза».) Наконец, если остались ещё вопросы и нужно прояснить гипотезы, мы проводим суд. (Пишет «суд» под номером «4».) Всё это фиксируем, ход обсуждения — тоже.
А. М. МОГИЛЁВ. Ада, вы умница! Я сам хотел предложить нечто подобное, но вы сообразили быстрее. Давайте проголосуем за эту структуру. Кто «за»? Восемь… девять… Альфред?
АЛЬФРЕД ШТЕЙНБРЕННЕР. Я вынужден для того, чтобы не быть обвинённым в отсутствии групповой солидарности, согласиться с
