Война богов - Эварист Парни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пошлый вид! А глупая прическа!"
Соперницы такие ж словеса
И в Тиволи небесном изрекали;
Но, вопреки суровой их морали,
Столь черные и влажные глаза
С ресницами столь длинными, густыми,
Красивы, и гордиться можно ими.
А розовые губки, хоть молчат,
Красноречиво счастие сулят.
А перси-то! Упруги и округлы,
И вишнями увенчаны, и смуглы...
Еврейке ли они принадлежат,
Иль христианке - разница какая
Для тех, кто тонет в неге, их лаская?
И шепчут все друг другу: А малютку
За красоту нельзя не похвалить.
Как улучить удобную минутку
И новую богиню соблазнить?
Пусть Аполлон за ней поволочится:
На это он, наверно, согласится".
Но занят был в то время Аполлон:
Дабы развлечь гостей высоких, он
Пел арию в сопровожденье хора.
А вслед за тем явились: Терпсихора,
Три грации, Психея, Купидон,
И был балет поставлен в заключенье.
Мария, не скрывая восхищенье,
Внимательно на зрелище глядит,
В ладоши бьет, с восторгом говорит:
По-моему, они танцуют дивно!"
Хотя была и скромной, и наивной,
Заметила в конце концов она,
Что красота ее оценена
И Аполлону нравится немало.
Успехами весьма ободрена,
Она на комплименты отвечала.
Понадобилось выйти ей; куда -
Читатель угадает без труда.
Ведет ее проворная Ирида
В покои, где живет сама Киприда.
Вдруг -- с умыслом, нечаянно ли -- дверь
Захлопнулась; одна она теперь.
Глядит она направо и налево:
Так вот каков красавицы приют!
Стоит, любуясь, несколько минут...
Что до сих пор видала наша Дева?
Лишь мастерскую мужа своего,
Да жалкий хлев, где в ночь под Рождество
Младенца родила (хоть не от мужа).
Робка, еще немного неуклюжа,
Решается по комнатам пустым
Она пройтись; толкнула дверь, и сразу
Увидела агатовую вазу,
Овальную, с узором золотым.
Полюбовалась хрупкою вещицей,
Потом, сказав: Ой, как бы не разбить!"
Спешит ее на место положить.
Затем проходит длинной вереницей
Гостиных и салонов, пышных зал
Со множеством диванов и зеркал,
Где вкус царит, отнюдь не симметрия.
Немало безделушек и цветов,
И скляночек для амбры и духов
Там видит восхищенная Мария.
Повсюду бродит любопытный взгляд...
Ах! Вот Киприды щегольской наряд,
Сандалии, а также покрывало,
Венок из роз и пояс дорогой,
А для прически - обруч золотой...
Какой убор! -- Мария прошептала. -
Наверное, он очень мне пойдет.
Нельзя ль его примерить на минутку?
Ведь я переоденусь только в шутку!
Никто сюда, надеюсь, не войдет".
Нелегкое, однако, это дело!
Мария наряжаться не умела,
Но все же облачилась кое-как
(Прилаживать нет времени к тому же)
И вопрошает зеркало: Вот так?"
Ей зеркало: Венеры ты не хуже".
Она собой любуется опять
И говорит: А ведь могли б Амуры
Принять меня за собственную мать".
И в тот же миг, румяны, белокуры,
Влетают легкокрылые Амуры.
О мамочка, поведай нам секрет,
Как хорошеть? Тебя прелестней нет!"
От радости Мария покраснела,
Но все-таки собою овладела
И улыбнулась. Вот Амур один
Ей благовоньем руки поливает,
Другой их полотенцем вытирает;
Они кидают розы и жасмин
И пляшут вкруг Марии шаловливо
Под возгласы: О, как она красива!"
Хвалы, как сильнодействующий яд,
Ей с непривычки голову вскружили.
Она вокруг кидает томный взгляд.
Вот ряд картин... На них изобразили
Венера, Адониса твоего,
Любви победоносной торжество.
Исполненные неги, те картины
Смутили Деву, и не без причины.
Как запылал румянец на щеках!
Воскликнула она тихонько: Ах!"
Но вот она в другой покой попала
И пышное там ложе увидала,
А перед ним - пурпуровый ковер.
Она могла б присесть - она ложится...
И снова полный любопытства взор
Вокруг себя обводит и дивится:
Умножили стократно зеркала
Ее красы; им нет теперь числа.
Она смеется, руки простирает,
Как для объятий, и слегка вздыхает:
О дорогой Панфер, любимый мой!
Какая жалость: нет тебя со мной...
Одета столь прельстительно и мило,
Наверно, я б тебя обворожила".
Вдруг входят... Небо! Это Аполлон.
Она вскочить в смущении стремится,
Ее опять усаживает он.
Куда же вы, Идалии царица? -
Ей говорит, целуя руки, бог. -
Как вы прекрасны! Я у ваших ног".
Ах, полноте! Зовут меня Марией,
А не Венерой; шуточки такие
Оставьте, ax!" -- Не отпущу я вас.
Пленительней Венеры вы сейчас!
Не видывал я красоты подобной".
Я закричу!" -- Кричать вам неудобно.
Ведь ежели на крики и войдут -
Языческий наряд ваш засмеют,
А кое-кто разгневается, право.
Посетовать, немного слез пролить
И, покраснев, стыдливо уступить -
Вот лучший выход, рассуждая здраво".
Что возразить на хитрые слова?
Потупив взор, Мария, чуть жива,
Противится, хоть бесполезно это.
Вот дерзкий рот красавца Мусагета
К коралловым устам ее приник,
Ее груди коснулся баловник,
На ложе (все напрасны возраженья)
Настойчиво и ласково толкнув.
Она уже не борется, вздохнув,
И шепчет лишь: Какое приключенье!"
Хоть Аполлон был на руку и скор,
И видел, что довольно слаб отпор,
Но все-таки скандала устрашился.
Пожертвовав восторгами, он встал,
Власы свои пригладил и спустился
С рассеянно-спокойным видом в зал,
Где музыка и танцы Терпсихоры
Всех зрителей приковывали взоры.
Мария вся как маков цвет горит,
Вернулась лишь в последние минуты
И голубок, от ревности надутый,
С гримасою папаше говорит
(Тот слушает и смотрит равнодушно):
Чего нам ждать? Окончилась игра.
Звонить к вечерне, кажется, пора.
Идем домой! Здесь, право, очень скучно"
Ну что ж, идем!" -- ответил Бог-отец
За ним Христос: Идемте, наконец!"
И маменьке кивает на ворота.
Ей уходить, однако, неохота.
Все тут казалось новым -- и банкет,
И пение, и виденный балет.
Любезности немало ей польстили
И вкус ее чувствительный пленили.
Конечно, дерзостью возмущена,
К злопамятству не склонная, она
К языческим богам благоволила,
А музыкой была восхищена.
Но Бог-отец заметил ей уныло:
Дитя мое! Возможно, я не прав,
Но голос Аполлона так слащав!
Мелодия была мне непонятна.
Мне пенье лишь церковное приятно.
Ну, а стихи находит Дух святой
Прескверными; все это -- вздор пустой".
Они весьма посредственны, признаться!
Заметил голубь. - Мало ярких слов.
Не понимаю, чем тут восхищаться?
Ливанских кедров нету, а у львов
Все зубы целы, и на небосводе
Луна не пляшет с солнцем в хороводе"
Порядком утомил меня балет,
Сказал Христос, перебирая четки.
Их менуэт скучнее той чечетки,
Что танцевали в Кане... Разве нет?"
И Троица, язычников ругая,
Вернулась в рай, по облакам шагая.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Устройство рая. Откровенный и поучительный
разговор между лицами св. Троицы. Обед, данный ими
языческим богам, и в конце его представление
нескольких мистерий.
Мария! И добра ты, и кротка.
Твой скромный вид, наивные реченья
Смягчают даже строгого сынка...
Услышь мой глас, прими мои моленья!
Душе твоей и сердцу воздадим
Хвалу: ведь им доступно состраданье.
Снисходишь ты и к слабостям людским:
Утехи, мимолетные как дым,
В твоих глазах - отнюдь не злодеянья.
От грома нас небесного спаси,
Прощения влюбленным попроси!
Достаточно и ветренность карает,
Хоть сладость поцелуев утешает.
Венера покровительствует им,
Но ведь богиня эта устарела.
С распутницей иметь не будем дела.
Одну тебя, а не ее хотим!
О, если б ты навеки сохранила
На небесах свой пост, и никогда
Христа не постигала та беда,
Которая Юпитеру грозила!
Роскошный замок был сооружен
Юпитером. Он на горе высокой
Господствовал над всем, что видит око,
И бронзовой стеной был окружен.
Там на часах, сменяясь постоянно,
Стояли Вакх и гордая Диана,
И два богоподобных близнеца,
Возникшие из одного яйца.
Беллона, Марс, готовые к сраженьям
И алчущие крови христиан,
У главных врат дежурили, чтоб стан
Не мог быть взят внезапным нападеньем.
Хотелось им врагов дубасить всласть,
Но нарушать нельзя военных правил.
Своих бойцов Юпитер только часть
У подступов к Олимпу сам расставил,
Атаковать, однако, запретил,
Предупредив об этом командиров,
И караул из фавнов и сатиров
На рубеже владений поместил.
Рай христиан устроен по-спартански:
Чтоб Троица могла воссесть средь туч,
Где иногда блистает молний луч,