Война богов - Эварист Парни

Бегите же, не то вам всем - капут!

Но ты, Самсон, гляди все время в оба

Семь волосков, что у тебя растут

На темени - оберегай особо:

В них - мощь твоя! Вот в сечу он полез

Один смельчак бежит наперерез:

"Я в силищу твою не очень верю!

Найдется дело моему мечу:

Твой зад я им слегка пощекочу

И ширину твоей спины измерю!"

Но тут ослиной челюсти удар

Обрушился на челюсть краснобая.

Невесть куда девался речи дар,

И каждый, от беды себя спасая,

Стал биться молча, местью устрашен.

Победу торжествует наш Самсон:

Все небо сплошь усеяно зубами,

Которые он выбил... Беглецами

Был Геркулес об этом извещен.

Алкмены сын, чьи очи засверкали,

Покинув вал, на выручку спешит.

Огромными скачками он бежит,

И христиан сердца затрепетали.

Так иногда, рыча, с ливанских гор

Спускается свирепая гиена;

От бешенства из пасти брызжет пена

И мечет пламя разъяренный взор.

И смерть, и страх подкрались вместе с нею

К пасущимся у ручейков стадам,

К собакам, овцам, детям, пастухам...

Гордясь непобедимостью своею,

Герой, что филистимлян одолел,

Алкида ждал, неустрашим и смел.

Но столь же храбр и победитель Кака

Кого не сокрушит его атака?

Огромною дубиной, разъярен,

Богатырю удар наносит он.

На мелкие кусочки разлетелся

Самсона шлем; невольно наш герой

Склонил главу, потер ее рукой.

Мир перед ним внезапно завертелся,

Посыпались вдруг искры из очей.

Он на ногах огромных пошатнулся,

Но лишь на миг. - "Вот я тебя, злодей!"

И челюстью ослиной размахнулся

Силач Самсон. Тут всемогущий бог

Богатырю еврейскому помог:

Хоть Геркулес увертливый нагнулся

Дубина разлетелась на куски...

Узнайте мощь Самсоновой руки!

Храбрец Алкид в лицо ему швыряет

Обломок, остававшийся в руках,

И за власы противника хватает.

Всех христиан объял великий страх,

Они вопят: "Ах он, проклятый! Ах!

Погибнет чудодейственная грива!

Допустим ли, чтоб потерпел урон

Непобедимый, гордый наш Самсон?

Спасем его! На помощь, братцы! Живо!"

Так, если ястреб хищный нападет

На зяблика, и жертва нападенья

Уже не мелодическое пенье,

А жалобные крики издает

Слетаются тотчас лесные птицы:

Дрозды, скворцы, малиновки, синицы

И остальная птичья мелюзга,

И окружают лютого врага,

Хотя вниманья тот не обращает,

Летят за ним, и писк их оглашает

Леса и рощи... Так же защитил

Богатыря ретивый этот пыл.

Алкид к угрозам этим глух остался:

Самсона он за волосы таскал,

Покуда начисто не оторвал

Святой вихор. О, что за вопль раздался!

А вслед за тем какой поднялся крик

Во вражьем стане! Головой поник

Самсон - куда весь пыл его девался?

Он тягу дал; но враг, неумолим,

Его дубася, мчится вслед за ним.

Пытаясь захватить предмет раздора,

Язычники накинулись толпой.

Хоть натиск был отбит очередной

От аппетита бесятся обжоры,

Вновь ломятся, и вот в конце концов

Прокладывают путь среди врагов.

Приблизившись к своей заветной цели,

От голода они осатанели;

Со всех сторон насели смельчаки

На облако, и сразу на клочки

Пахучую добычу разорвали.

Порывы ветра клочья прочь умчали.

Их ловят нападавшие... Но вот

Все воинство из рая поспешило,

И глас архистратига Михаила

Команду: "Стр-р-ройся!" зычно подает.

И Троица, покинув штаб-квартиру

(Шесть тысяч ангелов - ее конвой),

Благословив войска, их командиру

Дает приказ начать великий бой.

Язычников напрасны все усилья:

Что может сделать горсточка солдат,

Когда враги ей противостоят

Сплошной стеной, и у врагов есть крылья?

Разумнее, пожалуй, отступить.

Такое было принято решенье.

В порядке совершилось отступленье.

Чтоб натиск нападавших отразить,

Нужна была мощь Марса и Беллоны.

Пыл недругов умерив боевой,

Они крушили целые колонны,

И вскоре на небесной мостовой

Нагромоздили тел большую груду.

Но сыплются удары отовсюду

С удвоенною силою на них,

И Марса пыл неукротимый стих.

"Проклятие! - вскричал он, - им конца нет!

Ведь этак и рука разить устанет!"

Неустрашим, врагам наперекор,

Он сдерживал их яростный напор.

Теперь заглянем в райские чертоги.

Святые пола женского в тревоге

Остались, и гадали вперебой,

Чем кончится кровопролитный бой,

Участия Юдифь не принимала

В их болтовне; задумчиво шагала,

Склонив главу, невдалеке она,

Своими мыслями поглощена.

Доказывали всем неоспоримо

Походка и отрывистая речь,

Что амазонка, скукою томима,

Мечтает: чью бы голову отсечь?

Остановясь, воскликнула святая:

"Черт побери! Горазды вы болтать.

Не лучше ли врагам бока намять,

Чем здесь, в раю, бездельничать, скучая?

Кто мне поможет в замысле лихом?

Эй, женщины, последуйте за мною!

Зайдя во фланг, на них мы нападем

И разобьем, клянусь вам головою!"

Ее слова и величавый вид,

Кулак, врагу издалека грозящий,

И взор, свирепый как у Эвменид,

И поза гордая, и меч разящий,

А особливо - дела новизна

Всех увлекли. Да здравствует война!

Три сотни дев спешат к Юдифи смелой.

Она переодеться им велела,

Случайностей желая избежать.

Плащи они накинули - ведь сыро!

У каждой-щит, и каска, и рапира:

Коль подражать бойцам, так подражать!

На небесах Юдифь уже бывала

И впереди отважно зашагала.

Их полк, за облаками прячась, шел

И подбирался к цели постепенно.

Но зорок был и бдителен отменно

Надежный страж - Юпитера орел.

К владыке он отправился с докладом

И Феб с немногочисленным отрядом

Разведку в поднебесье произвел.

По тучам и они маршировали,

Пока воительниц не повстречали.

Кто струсил - вам нетрудно угадать. ..

Посовещавшись, обратились вспять

Все девы, или попросту удрали,

Щиты свои и шлемы побросав

И окрикам полковницы не вняв.

Меж тем отряд свой в боевой порядок

Построил осторожный Аполлон.

Меч золотой выхватывает он.

"Какая нерешительность повадок!

Как много на одежде лишних складок!

Все это странно: рук их белизна,

Колен округлость, бедер ширина.

В военном деле, видно, очень слабы

Сии враги... Неужто это - бабы?

Взгляну вблизи!" И с поднятым мечом

К ближайшей он направился бегом.

От ужаса присела амазонка,

Увидев меч, и завизжала тонко:

"Ударит он! Попала я в беду!

Уж лучше я заране упаду!"

И поскорей бросается врастяжку

Она ничком... Смеется удалец:

Ведь под плащом заметил, наконец

Он кое-что, и пощадил бедняжку.

"Вы видели? - солдатам он сказал.

Ну, так и есть, я верно угадал.

Их убивать, пожалуй, не годится.

Отшлепаем-ка их по ягодицам!"

Услышав это, рявкнули "ура!"

И, буйною веселостью объяты,

На амазонок ринулись солдаты.

Их возбуждала славная игра.

Тузили всех, особенно дурнушек:

Для них не пожалели колотушек.

К хорошеньким судьба была добра:

Рука, удар не нанося напрасный,

Касалась кожи белой и атласной,

И ласкою вдруг делался шлепок,

И вместо "хлоп!" вдруг раздавалось "чмок!"

Одни из дев поспешно удирали,

Другие не спешили убегать,

Как бы желая, чтобы их догнали,

Догнавши же - отшлепали опять.

Игра богов! Повсюду в то мгновенье

Виднелись белоснежные зады.

Как не пожать победы той плоды,

Особенно, коль нет сопротивленья?

И вот такая воцарилась тишь,

Что было б слышно, как бежала мышь.

Но перейдем к вождям, к их поединку.

Сражаться так Юдифи - не в новинку.

Ее поймал бог Пинда молодой.

"Ну, берегись! - святая прошептала.

Бороться я не буду, милый мой,

Но ты своей заплатишь головой

За честь мою". Противиться не стала

Она, хоть целомудренна была,

Желаньям бога, да и не могла...

Ждала она, сама раскрыв объятья,

Когда начнет ее противник млеть,

Вошла во вкус приятного занятья

Врага потом успеет одолеть!

В утехе Феб ее опережает

И сызнова атаку начинает

(На то он бог). "Добро! Теперь ты - мой!"

Юдифь решила, ловкою рукой

Придвинув меч, лежавший недалеко.

Святая ошибалась, и жестоко:

Феб вовремя удар предотвратил

И за руку коварную схватил.

"Черт побери! Стараюсь вам в угоду,

А вы меня задумали убить,

Как будто я хотел вас оскорбить...

Не стоит заводить такую моду.

Вы беспрестанно тянетесь к мечу,

Стремясь меня скорее уничтожить...

Я добр и подражать вам не хочу,

А только ваши прелести умножить".

Коварным он дотронулся перстом

До некоего места, что причастно

Рождению истомы сладострастной;