Земля надежды - Филиппа Грегори

Его забота проявилась и в том, что он подобрал жену для своего взрослого сына. Джей почувствовал, как его уязвленное чувство независимости тает перед лицом любви к отцу. А при мысли о том, что отец доверил ему сад, чтобы он сохранил его для того Джона Традесканта, который придет после них обоих, Джей почувствовал, как гнев исчезает.

Джей соскользнул на пол, положил голову на любимое кресло отца и заплакал по нему.

Чуть позже в комнату вошла Френсис. Джей уже полностью овладел собой и сидел у окна, за которым открывался вид на застывшую каштановую аллею и клочья тумана в темноте раннего утра.

— Папа? — робко сказала она.

Он повернулся, протянул к ней руки, и она побежала к нему в объятия. Он тесно прижал ее к себе, почувствовал легкие хрупкие косточки детского тела и вдохнул теплый, чистый запах ее кожи и волос. На мгновение он живо и мучительно остро представил себе Сакаханну, которая была не тяжелее, но каждый ее мускул был крепок, как натянутый канат.

— Ты выросла, — сказал он. — Клянусь, ты мне уже почти по грудь.

Она улыбнулась.

— Мне девять лет, — серьезно сказала она. — И Малыш Джон больше, чем был, когда ты уезжал. И тяжелее. Я уже не могу его поднять. Приходится Эстер его таскать.

— Эстер? В самом деле? Тебе нравится Эстер?

Ему показалось, она посмотрела на него взглядом, просящим о помощи, как будто хотела сказать нечто, чего не могла сказать.

— Да.

— Дедушка думал, что она могла бы выйти за меня замуж, он думал, что она могла бы стать вам матерью.

По лицу Френсис пробежал вздох облегчения.

— Нам нужна мама, — сказала она. — Я уже не могу поднять Малыша Джона, он такой большой. И я не всегда знаю, что делать, когда он плачет. А вдруг он заболеет, как мама? А я не буду знать, как его лечить. И он может умереть…

Она замолчала и проглотила рыдание.

— Нам нужна мама, — серьезно сказала она. — Кухарка — это не то.

— Прости меня, — сказал Джей. — Я не знал.

— А я думала, ты привезешь нам маму из Виргинии, вместе со всеми другими вещами, на телеге, — сказала она совсем по-детски.

Джей на мгновение подумал о девочке, всего несколькими годами старше этой девчушки, и поблагодарил свою удачу за то, что он не настолько сбился с толку и не привез ее сюда, обременив себя заботой.

— В той стране не было никого, кто мог бы стать вам мамой, — коротко сказал он. — А здесь нет никого, кто мог бы стать мне женой.

Френсис сморгнула слезы и посмотрела вверх, на него.

— Но нам нужна мама. Которая будет знать, что делать, если Малыш Джон капризничает, и еще будет учить его читать.

— Да, — сказал Джей. — Я вижу, ты права.

— Эстер говорит, завтрак готов, — сказала она.

— А Малыш Джон завтракает с нами?

— Да, — ответила она. — Пошли.

Джей взял ее за руку и повел из комнаты. Ее ручка была прохладной и мягкой, пальцы — длинными, с ладони уже сошел младенческий жирок. Это была рука взрослого человека в миниатюре, без мягкой пухлости маленького ребенка.

— Ты повзрослела, — заметил он.

Она бросила на него быстрый взгляд и еле заметно улыбнулась.

— Мой дядя Александр Норман говорит, что я скоро буду настоящей юной леди, — сказала она с удовлетворением. — А я говорю ему, что все равно буду садовником короля.

— Ты все еще хочешь стать садовником? — спросил Джей.

Она кивнула и открыла дверь в кухню.

Все ждали его, стоя у своих мест вокруг темного деревянного стола: садовник, два его помощника, кухарка, горничная и парнишка, который помогал по дому и на конюшне. Эстер сидела в конце стола, рядом с ней — Малыш Джон, все еще не проснувшийся, сонные глаза его были еле видны над столешницей.

Джей застыл, впитывая этот образ: любимый мальчик, наследник Традескантов.

— Ой, папа, — слегка удивленно выговорил Малыш Джон.

Джей подхватил его на руки, прижал к себе, вдохнул сладкий, теплый запах сонного ребенка, обнял крепко-крепко и почувствовал, как сердце переворачивается от нежности к сыну, к сыну Джейн.

Все подождали, пока он усядется, и заняли свои места на скамьях вокруг стола. Эстер склонила голову и прочитала молитву простыми словами, одобренными церковью архиепископа Лауда. На секунду звучание молитвы показалось Джею фальшивым и неубедительным, он провел свою семейную жизнь с яростно независимыми верованиями своей жены и привык слышать ее убедительные импровизированные молитвы. Но потом он тоже склонил голову, услышав ритм и простое утешение языка.

Прежде чем Эстер произнесла «аминь», он поднял голову и осмотрелся. Все домочадцы сидели вокруг стола в аккуратном порядке, по обеим сторонам от Эстер — его дети, чисто умытые и аккуратно одетые. Еда на столе была доброкачественная, но там не было ничего богатого, показного или расточительного. И — именно эта деталь помогла ему принять решение — на подоконнике стояла чаша с темно-синими и белыми колокольчиками, которые кто-то озаботился выкопать и пересадить из сада ради их яркого цвета и прелестного легкого аромата.

Никто, кроме Джона Традесканта, отца Джея, не приносил цветы в кухню или просто в дом ради удовольствия. Цветы в доме считались работой. Их выращивали в оранжерее, они цвели в саду, их показывали в комнате редкостей, засушенными в сахаре или нарисованными. Но любовь Эстер к цветам напомнила об отце, заставила Джея подумать, глядя на нее, сидящую между его детьми, что огромные болезненные пустоты в его жизни, где раньше были жена и отец, возможно, могли бы затянуться, если эта женщина будет жить и работать рядом с ним.

Джей не мог забрать своих маленьких детей из дома и увезти в Виргинию. Он даже не мог представить себе, что сам может туда вернуться.

Время, которое он провел в лесу, казалось сном, будто это происходило с кем-то другим, со свободным, новым человеком на новой земле. Все первые месяцы после возвращения, заполненные беспокойством и делами, в течение которых он должен был превратиться из Джона-младшего в настоящего Джона Традесканта, в Джона Традесканта-единственного, он крайне редко вспоминал о Сакаханне и о своем обещании вернуться. Прошлое казалось игрой, в которую он только поиграл, фантазией, далекой от реальности. А теперь, когда он вернулся в Ламбет, в свой старый мир, и старая жизнь сомкнулась вокруг него, он уже думал, что, вполне вероятно, отец был прав и что Эстер действительно будет нужна ему и для того, чтобы помогать в делах, и для того, чтобы вести дом.

Он решил, что попросит ее остаться. Он знал, что никогда не попросит ее любить его.

До конца лета Джей не делал ей официального предложения выйти за него замуж. Первые месяцы после возвращения он не мог думать ни о чем, только о том, как расплатиться с долгами, вызванными падением рынка тюльпанов.