Земля надежды - Филиппа Грегори

Но речь шла о деловом соглашении, и контракт следовало выполнять. Джон мысленно представил вопиюще размалеванных, полуодетых женщин при дворе старого короля. Он видел их в Нью-Холле, когда был совсем мальчишкой, и все еще вспоминал их с эротической смесью неодобрения и желания. Он постарался задержать мысли о них и повернулся к Эстер.

К ней никогда не прикасался любящий мужчина. В этом случае она сразу же поняла бы, что Джон предлагает ей фальшивую монету своего тела, пока мысли его витают где-то далеко. Но она знала, что брачный контракт не вступает в силу до исполнения брачных отношений.

Она лежала под ним неподвижно и даже, когда он пронзил ее тело, а потом жестоко двигался в ране, старалась помогать ему. Она не жаловалась, она не просила. Она лежала молча, пока продолжалась боль. А потом, когда он вздохнул и откатился от нее, боль внезапно прекратилась.

Кусая губы от боли, Эстер поднялась и вложила между ног тряпку. Крови было совсем немного, подумала она. Похоже, что опасения превосходили действительность. Она подумала, что все прошло бы гораздо легче, если бы она была моложе, свежее, теплее. А получилось так, что его хладнокровная атака наткнулась на хладнокровный прием. Она задрожала в темноте и вернулась в постель к мужу.

Джон лег на бок, спиной к ней, как будто хотел заслониться от нее, не видеть и не думать о ней. Эстер, стиснув зубы от боли и горечи разочарования, заползла под одеяло, стараясь не дотрагиваться до него, не нарушать расстояние между ними. Она не плакала, она лежала очень тихо, с сухими глазами, и ждала утра, когда должна была начаться ее замужняя жизнь.

— На этой неделе я должен уехать в Отлендс, — на следующее утро за завтраком между делом заметил Джон.

Эстер, сидевшая рядом с Малышом Джоном, с удивлением посмотрела на него.

— На этой неделе?

Он встретил ее взгляд без малейших эмоций, с полным непониманием.

— Да.

— Так скоро?

— Почему нет?

Она могла бы привести с десяток причин, почему новоиспеченному мужу не следовало бы уезжать из дома в первую неделю семейной жизни, но попридержала их за плотно сжатыми губами. Единственное, что она сказала, — люди могут подумать, это выглядит странно.

— Пусть думают что хотят, — резко парировал Джон. — Мы поженились, теперь я могу заняться работой, что я и собираюсь сделать.

Эстер взглянула на Френсис, сидевшую слева, напротив Малыша Джона. Головка Френсис в белом чепце склонилась над миской, она не смотрела на отца, притворяясь глухой.

— Нужно закончить посадки весенних луковиц, — сказал он. — А еще заняться обрезкой и подготовкой к зиме. Я должен подготовить домик шелкопрядов, чтобы они перенесли зиму. Меня не будет где-то с месяц или около того. Если я вдруг понадоблюсь, вы всегда сможете послать за мной.

Эстер склонила голову. Джон встал из-за стола и подошел к двери.

— Я буду в саду, — сказал он. — Пожалуйста, уложи мне одежду для Отлендса и скажи парнишке, что сегодня мне понадобится лошадь. Я еще заеду в доки, посмотреть, может, появилось что-нибудь интересное для коллекций короля.

Эстер кивнула. Она и двое детей сидели в молчании, пока за Джоном не закрылась дверь.

Френсис подняла глаза, ее нижняя губка дрожала.

— Я думала, теперь, когда вы поженились, он все время будет дома.

— Не обращай внимания! — с наигранной бодростью сказала Эстер. — Нам столько всего нужно сделать. Нужно сделать фейерверк для дня Гая Фокса, а потом готовиться к Рождеству.

— Но я думала, он останется дома, — стояла на своем Френсис. — Он ведь приедет домой на Рождество?

— Конечно, — без следа сомнений ответила Эстер. — Конечно, приедет. Но сейчас он должен поехать и поработать в красивых садах королевы. Он ведь королевский садовник! Он не может все время сидеть дома.

Малыш Джон посмотрел на них и рукавом вытер молочные усы.

— Возьми салфетку, — поправила его Эстер.

Малыш Джон заулыбался.

— Я поеду в Отлендс, — твердо заявил он. — Буду сеять, и облезку, и поготовку. Я поеду.

— Конечно, — Эстер подчеркнула важность правильного произношения: — И сеять, и обрезку, и подготовку.

Малыш Джон с достоинством кивнул.

— А теперь я пойду, посмотрю своих солдатиков.

— Можно, я буду брать деньги с посетителей? — спросила Френсис.

Эстер посмотрела на часы, стоящие в углу. Еще не было девяти.

— Их еще целый час не будет, а то и дольше, — сказала она. — Так что беритесь оба за уроки. У вас целый час. А заниматься можете в комнате редкостей.

— Ну, Эстер, — жалобно протянула Френсис.

Эстер покачала головой и собрала со стола ложки и пустые мисочки из-под овсянки.

— Сначала уроки, — сказала она. — А ты, Малыш, аккуратно напиши в своей тетрадке все наши имена.

— А потом пойду облезать, — сказал он.

Эстер уложила одежду Джона и добавила пару баночек с летними заготовками в корзину с едой, которая должна была поехать за ним в фургоне. В день отъезда она встала пораньше, чтобы проводить его из Ковчега.

— Не нужно было тебе вставать, — неловко сказал Джон.

— Конечно, нужно. Я ведь твоя жена.

Он отвернулся и подтянул потуже подпругу своего гнедого жеребца, чтобы уклониться от ответа. Они оба знали, что после первой ночи они не занимались больше любовью, а теперь он уезжал неизвестно на сколько.

— Пожалуйста, ты там поосторожней при дворе, — мягко сказала Эстер. — Сейчас для людей с принципами нелегкие времена.

— Если меня спросят, я должен говорить то, во что я верю, — сказал Джон. — Я не лезу вперед со своим мнением, но и отрицать свои убеждения не собираюсь.

Эстер помедлила.

— Тебе ведь необязательно отрицать то, во что ты веришь. Просто можно промолчать и уйти от обсуждения, — предложила она. — Королева особенно чувствительна ко всем вопросам, связанным с ее религией. Она верна католической вере, и сам король все больше и больше склоняется к тому же. Так что сейчас не самое подходящее время для независимого, мыслящего человека, хоть для баптиста, хоть для пресвитерианца. Особенно теперь, когда он пытается заставить шотландцев молиться по молитвеннику архиепископа Лауда.

— Ты что, собираешься мне советы давать? — спросил он с ноткой раздражения в голосе, отчетливо намекавшей, что жена всегда занимает второе место по сравнению с мужем.

— Я знаю двор, — уверенно сказала она. — Я всю молодость там провела. Мой дядя все еще официальный придворный художник. Мне пишут с полдюжины кузенов и друзей. Я знаю, что там происходит, муж мой. Я знаю, что там нет места для человека с независимым мышлением.