Дон умер! Да здравствует Дон! - Ник Кварри

— Кто это? — спросил Тони.

— Анна, сестра Нелли. Тони?

— Да. Нелли уже слышала… о Винсе?

— Да, поэтому я здесь. — она начала плакать.

— Не плачь, — твердо приказал Тони, но без злобы. —

Как она?

— Теперь успокоилась. Я дала ей таблеток, чтобы она уснула.

— Что делают дети?

— Они еще не знают.

Тони заговорил быстро, чтобы не дать ей заплакать.

— Скажи Нелли, что со мной все в порядке, но может быть я не смогу некоторое время с ней встретиться. Скажи ей, чтобы она заботилась о детях. Скажи ей, — он помолчал, подбирая слова, — скажи, что я люблю ее и детей и скоро я буду с ними.

— Хорошо, Тони. Ты считаешь, что для них безопасно остаться здесь?

— Совершенно безопасно. Диморра не тронет их.

Он повесил трубку. Затем набрал номер Ральфа Негро. Трубку взял человек, которого он не узнал.

— Хелло, кто это?

— Друг Ральфа.

— Да? А где Ральф?

— В ванной. Если вы назовете себя, то он позвонит вам позже.

— Конечно, — ответил Тони и повесил телефонную трубку.

Он почувствовал голос полицейского. Это могло означать лишь одно — что Ральф уже мертв. Он позвонил в контору на Келси-стрит. Ему ответил Анги-Лошадь.

— Тони, я рад тебя слышать! Ты знаешь… о Винсе?

— Да, что еще?

— Много еще, — с трудом ответил Анги. Он рассказал Тони о взрыве в гараже, о смерти Смитти и Капуто. — Что делается?

Я думал, Диморра умирает…

— Нет, это была ловушка. Он отвлек нас и снова начал войну.

— Войну?! Я назвал бы это иначе. За два часа мы потеряли

Винса и четырех наших лучших парней. Это полный разгром.

Они убьют нас за пару дней всех.

— Нет, если они нас не найдут, — Тони помолчал и мягко добавил:

— Если хочешь уйти в сторону, скажи сейчас.

На другом конце провода не было колебаний.

— Тони, ты знаешь, что я с тобой до конца.

— Очень хорошо, — сказал Тони. — Потому что каждого, кто изменит мне, я убью, неважно, когда это будет, но убью.

— Тони, не время сейчас об этом.

Тони знал, что это верно, и видел, что организация Фарго еще жива.

— Анги, помнишь то место, где мы скрывались от полиции пару лет назад?

— Конечно. В…

— Не говори. Телефон могут прослушивать. Звони не из кон торы. Собирай туда парней. И пусть смотрят, чтобы их не вы следили. Нам понадобится все оружие, которое у нас есть.

— Что с конторой?

— Оставь ее пустой.

— Надолго?

— Она не скоро понадобится.

Уже стемнело, когда зазвонил телефон в доме Хола Джонсона. В большой комнате, обставленной, как контора, было два телефона. Оба начали звонить одновременно. Джонсон взял одну трубку, а его племянник, который был его главным помощником, другую.

То, что услышал Джонсон, заставило его мертвецки побледнеть. В его крупнейшую кассу вторглись два вооруженных человека. Они застрелили его лучшего счетовода и забрали тридцать четыре тысячи долларов.

Джонсон швырнул трубку и увидел, что его племянник держит вторую трубку и смотрит на него испуганно.

— Хол, это Тони Фарго.

Джонсон выругался. Он заставил себя успокоиться прежде, чем взял трубку, лихорадочно размышляя.

— Хэлло, Тони. Как дела?

— Улучшаются. Но для тебя, я слышал, идут плохо. Чересчур плохо для этих тридцати четырех тысяч.

— Ты сукин сын! — закричал Джонсон. — Ты умрешь за это!

— Сперва найди меня, — спокойно ответил Тони. — И пока будешь искать, знаешь, сколько твоих касс будет разграблено?

Разве только ты прекратишь помогать Диморра. Займешь нейтральную позицию в споре.

— Кто тебе сказал, что я не нейтрален? — сердито спросил

Джонсон.

— Сэм Зутти.

— Зутти?!

— Угу. Он заманил моего брата в ловушку, но я немного поговорил с ним пару часов назад.

Джонсон секунду помолчал, потом произнес:

— Я хочу получить назад свои деньги.

— Нет. Мы учтем это как первый взнос за строительную компанию Фарго. Я забуду об остальном, если ты не будешь больше поддерживать Диморра. Но если будешь… У тебя дорогой бизнес, но я буду стоить больше, чем ты зарабатываешь.

А когда Диморра будет устранен, ты последуешь за ним.

— Я не знаю, почему Зутти сказал тебе такое. Неправда.

Я не участвовал в войне на стороне Диморра.

— Это хорошо, потому что, если ты изменишь решение, то потеряешь больше. Выйди из отеля на тротуар, и ты поймешь,

о чем я говорю.

Тони Фарго повесил трубку.

У тротуара стоял мусоровоз. На ветровом стекле уже была наклеена квитанция об уплате штрафа за стоянку в неположенном месте… Джонсон открыл заднюю дверцу мусоровоза.

На полу лежало что-то, прикрытое тряпкой. Когда Джонсон откинул тряпку и посмотрел, что под ней лежит, у него начался приступ тошноты. Это был обнаженный торс человека. Руки, ноги и голова были отрублены и лежали отдельно. Это был Сэм Зутти.

Джо Грин сидел на верхнем этаже своей швейной фабрики и отсчитывал деньги Дейну Лемису. Восемьсот долларов. 500 из них были еженедельным платежом за заем, данный Рилеем Грину.

Лемис был сборщиком Рилея.

— Я вынужден занять денег у брата, — сказал Грин, — дела неважные. Все это знают.

Лемис кивнул, пересчитывая деньги.

— Конечно, поэтому банк не дает тебе больше. Не забудь о плате на следующей неделе.

— Я не знаю, где я найду деньги, скажи Рилею, пусть даст мне отсрочку на месяц.

— О'кей, я спрошу Рилея, посмотрим, что он скажет. Результат ты узнаешь завтра.

Лемис вышел из конторы и закрыл дверь. Здание было темным и молчаливым. Кабина лифта была еще наверху, как ее оставил Лемис. Он вошел в нее и хотел закрыть дверь.

Джо Гарсия вошел вслед за ним, зажал ему рот рукой и воткнул нож в спину. Крик затух в руке Гарсия. Лемис упал на колени. Гарсия вытащил нож и ударил его вторично в живот.

Вытерев лезвие о рукав Лемиса, он вынул у него из кармана деньги и переложил в свой карман, потом вышел в коридор и вошел в контору Грина.

— Позвони Рилею, — сказал он, — скажи, что в твоем лифте для него подарок. В память о Винсе Фарго!

Гарсия закрыл дверь и побежал из здания.

Джонни Трески просыпался медленно. Сначала он почувствовал головную боль, потом понял, что лежит голый на холодной земле.

Он стал вспоминать: позвонил Митч и предупредил, чтобы он не выходил на улицу. Банда Фарго уже собралась снова и пока ее не найдут, небезопасно быть одному в городе. Гараж был у него под домом. Он открыл дверь автомобиля, что-то ударило его по голове…

Кто-то бил его по щекам.

— Джонни, проснись.

Его глаза открылись, над ним было развесистое дерево и ночное небо. Тони Фарго стоял с одной стороны, Фрэнк Регалбуто с другой. Он мог видеть их лица в свете стоявшего фонаря.

— За что? — спросил он слабым голосом.

— За то, что ты вел двойную игру, — ответил Тони.

— Вы пытались убить меня, — сказал Фрэнк.

— Вы убили Винса, Фагина, Мански…

— Ложь! — закричал Трески. — Неправда, это не моя вина!

Я клянусь!

Фрэнк остановил его.

— Я был там, когда ты звонил Винсу, чтоб ваши негодяи застрелили его на улице, как собаку!

— Ты знаешь, что бывает с двурушниками, Джонни? — голос Тони звучал почти ласково.

— Я не помогал им! Они заставили меня! Они хотели меня убить!

— Теперь это сделаем мы, — сказал Тони.

— Выслушайте меня! Я помогу вам убить Диморра! Вы никогда не проникнете к нему в загородную резиденцию. Я скажу ему,

что убил вас. Он поверит и выйдет оттуда.

— Он никогда не поверит тебе, — сказал Фрэнк. — Никто тебе не поверит.

Тони осторожно достал бутылку, откупорил ее и стал лить содержимое на обнаженное тело Трески. В бутылке была кислота, она дымилась, выжигая дыры на теле Джонни.

— Не надо! — кричал он. — Ради бога, не надо! Я могу помочь вам!

Бутылка была на одну треть пуста, когда Джонни потерял сознание. Тони начал лить кислоту на лицо, стараясь попасть в глаза. Трески в агонии открыл рот, и Тони вылил остаток туда.

До конца ночи три кегельбана и два ресторана, принадлежащие Диморра, были охвачены пламенем, облитые горючей жидкостью. Четыре его грузовика были взорваны динамитом. Боевики Дона Анджело, сидевшие в баре, были разрезаны пополам автоматной очередью. Еще один сборщик налогов был найден мертвым у себя дома. Его придавило пианино прямо в кровати.

ГЛАВА 17

В семь часов утра Анджело Диморра прошел в ванную на первом этаже загородного дома и принял таблетку нитроглицерина. Сел в кресло, ожидая, пока утихнут удары сердца. Желудок тоже беспокоил. Доктор предупредил, что необходимо нормально завтракать. Но все, что он был в состоянии проглотить, — чашка черного кофе.