Как мы бомбили Америку - Александр Снегирёв

– Сори? – Я часто переспрашивал, хоть знание английского у меня и улучшилось, но многое я еще недопонимал.

– Нож, дай лизнуть твой нож, – Женуария указала пальцем для убедительности.

– Мой… нож… на… – Ничего не понимая, я протянул ей нож. Лишь когда негритянка с наслаждением провела розово-шоколадным языком по широкому лезвию, щедро испачканному чизкейком, я врубился.

– Теперь понял? – Она усмехнулась, протягивая мне обратно абсолютно чистое, сверкающее лезвие..

– Ага.

– Обещаешь дать мне полизать нож, когда я попрошу?

– Обещаю.

– Моя белая умничка.

Женуария удалилась. Я был настолько поражен, что забыл отметить на специальном бланке заказа выданный чизкейк. При ревизии, проведенной донной Розой, данные не сошлись, и стоимость куска вычли из моей зарплаты.

В самые горячие часы кухня превращалась в кочегарку крейсера «Варяг» во время последнего сражения. Все носились как угорелые. Пот лил градом. Иногда Кис, работавший в «Вестминстере» посудомойщиком, зашивался и на ползущей к моечной машине резиновой ленте скапливались горы грязных бокалов с отпечатками губ и тарелок, заполненных обглоданными мясными костями и опустошенными панцирями морских гадов. В такие моменты я приходил на помощь. Вытряхивал объедки в бак, расставлял тарелки по специальным ящикам и загонял в клокочущую посудомойку. Когда открывался ее люк, оттуда валил пар, а по стенкам ползли капли кипятка. Через пару минут я доставал ящики с вымытой посудой с другой стороны машины. Отмытые от грехов и всего земного тарелки жгли пальцы. Я сортировал их и расставлял по полкам, где они ждали нового появления на свет, чтобы снова наполниться пищей, чтобы быть вожделенными и аппетитными, а потом небрежно отодвинутыми пресыщенной рукой. И так до скончания веков, пока неловкий официант не перевернет поднос на кафельный пол.

Я выполнял все поручения Бельмондо и Олимпии. Бегал в комнату-холодильник, где хранились дорогостоящие продукты типа тортов, мяса, морских гадов и пива. Приносил лед из ледогенератора. Он грохотал, выплевывая из своего жерла очередную партию кубиков. Это всегда случалось неожиданно, будто ледогенератор желал меня напугать.

После закрытия ресторана я тщательно протирал тряпкой все поверхности из нержавейки, которые меня окружали. Я мыл пол на кухне, сгибаясь, как раб. Бельмондо научил меня делать это правильно. Когда орудуешь шваброй, не надо наклоняться, спина будет болеть. Закончив уборку, мы на пару с Кисом выносили баки с мусором и выволакивали тяжеленные тюки грязных скатертей. День завершался чисткой коврового покрытия в зале. Олимпия отодвигала стулья – я елозил пылесосом. Юкка терпеливо поджидал меня, подсчитывая чаевые.

Семья

Очень скоро наши отношения с семьей Папарис стали самыми теплыми. Мы наконец разобрались в сложной на первый взгляд системе родственных связей и отношений. Когда-то, давным-давно, донна Роза приехала в Америку с мужем и малолетней дочерью Марианной. На сбережения они взяли в аренду старую блинную во Флориде. Дела пошли хорошо. У четы Папарис родился Лаки – первый настоящий американец в семье. Дети росли, дело расширялось. Потихоньку мистер Папарис скупал землю и ссужал в долг. Когда пришло время Марианне выходить замуж, мистер Папарис вспомнил своего старого друга, оставшегося в глухой греческой деревушке. У того был сын, ровесник Марианны. Парня выписали из Греции, и он, окрыленный свалившимся счастьем, отправился в Америку. Он женился на Марианне, впервые увидев ее на свадьбе, а на следующий день был отправлен на кухню в должности салатника. С тех пор Бельмондо, а это и был тот деревенский парень, кухню не покидал.

Лаки, младший в семье, рос избалованным ребенком. В отличие от Марианны ему дали хорошее образование, он успел попутешествовать и всю жизнь всячески развлекался. Однако в конце концов и он должен был жениться на гречанке. Жену также выписали с родины предков. Олимпия оказалась послушной трудолюбивой девушкой и пришлась очень кстати на кухне, где орудовал Бельмондо.

Владения мистера Папариса ширились. Теперь он сдавал землю в аренду, выгодно вкладывая дивиденды. Одна за другой появились внучки. Сначала Олимпия родила Мишель, а вскоре Марианна подарила Бельмондо Лицу. Не успели девочки распрощаться с младенчеством, как решено было перебраться в Вирджинию, в туристический городок Вильямсбург. Блинную продали, купив ресторан «Вестминстер» и мотель «Джордж Вашингтон Инн», удачно расположенные у дороги. Лаки заведовал мотелем, а Марианна – рестораном. Но бизнес был семейным, поэтому после уборки комнат Олимпия помогала на кухне, а Бельмондо мог подменить кого-нибудь в мотеле.

Неподалеку выстроили два роскошных особняка из темно-красного кирпича в тон старинным зданиям Вильямсбурга. В особняках поселились Лаки и Марианна с семьями. Мистер Папарис с донной Розой жили в центре города в шикарном трехэтажном доме. За год до нашего появления мистера Папариса хватил удар, и теперь его жизнь обеспечивало множество шлангов, а передвижение – кресло-каталка. В семье этого патриарха звали Папсом.

Бельмондо и Олимпия были добры к нам. Каждый вечер они собирали для нас ужин: недоеденную печеную картошку, пару соусов и булочку. Бельмондо обожал шутить.

– Хочешь, покажу русскую фигуристку, Алекс? – обращался он ко мне.

– Хочу, – отвечал я. Тогда Бельмондо принимался порхать по кухне, неприлично суя в рот огурец. Я покатывался со смеху.

Однажды он специально сжег в духовке пару булочек, а потом подозвал меня и поинтересовался, дескать, что это?

– Как что? Сожженные булочки, – недоумевал я, подозревая подвох.

– Это яйца Киса! – ответил Бельмондо, и мы вместе хохотали до упаду.

– Тихо! – шипел Бельмондо, поглядывая на Киса, который зыркал в нашу строну, догадываясь, что шутят над ним.

Мы нравились грекам. Греки платили нам ненужными продуктами и банковскими чеками. В один прекрасный день на кухню зашла миловидная девушка с каштановыми волосами и в зеленом платье. Бельмондо хитро посмотрел на меня:

– Познакомься, Алекс, это Лица, моя дочь.

Супергерой Кис

Кис увлекался не только питьем химикатов, но и кунг-фу. Иногда на него что-то находило, и Кис делался героем боевика. Мытье посуды было для Киса борьбой со злом. Молниеносными движениями он смахивал объедки с тарелок.

Выдох.

Загонял новые партии посуды и приборов в клокочущую машину.

Вдох.

Выгружал раскаленные фарфор и серебро.

Выдох.

Расшвыривал все по полкам.

Выдох. Вдох. Выдох. Вдох.

Кис обожал Брюса Ли.

– Брюс Ли – мой кумир! – как-то поделился он со мной, когда в особо тяжелый пятничный вечер мы боролись с грудами грязных тарелок бок о бок.

– Когда работаешь с кипятком, парень, перестаешь чувствовать боль, – говорил Кис, пронося мимо стопку раскаленных тарелок только что из мойки. Стоило отвернуться, как Кис с грохотом ставил тарелки и дул на пальцы.

После закрытия мы по очереди мыли пол. Любой бы просто возил шваброй по кафелю, только не Кис. Его мускулы заранее начинали перекатываться. Наконец он хватал швабру и тыкал ею в ведро, словно копьем. Затем Кис выбрасывал швабру вперед.

Выдох.

Подбирал к себе.

Вдох.

Он отжимал швабру с такой же со страстью, как если бы сворачивал шею поверженному дракону.

Потом мы вместе волокли на улицу переполненные мусорные баки. Во дворе стоял огромный контейнер. Кис вскакивал на него и буквально отрывал крышку. Перед ним был злобный тигр, которому Кис разрывал пасть.

Вздерните его

В свободный послеобеденный час мы продолжали походы в городок, где писали письма родным в интернет-клубе библиотеки. На улицах города попадалось много ряженных по моде трехсотлетней давности. На футбольном поле для туристов разыгрывались типичные сценки из тогдашней жизни. Пожилой черный раб вез тележку за маленькой белой девочкой, а две хозяйки ссорились из-за капусты. Одним погожим днем мы застали повешенье.

– Он украл у меня курицу! – вопила беззубая тетка в чепце, тыча пальцем в патлатого бедолагу, схваченного солдатами в красных британских мундирах.

– Он вор! – заходилась тетка.

– Вор!!! – ревела толпа зевак в шортах и кроссовках.

– Вздернуть вора! – крикнул мужичок, одетый в бархатный камзол с манжетами.

– Вздернуть!!! – подхватила толпа.

Солдаты потащили беднягу к эшафоту.

Мы шли мимо, но решили остановиться и досмотреть до конца.

Тем временем вора загнали на эшафот, подталкивая штыками. Палач завязал ему глаза. Рядом копошился священник.

– Этот человек осуждается законом города Вильямсбург на смерть! – зачитывал приговор толстяк в треуголке.

Туристы с фотоаппаратами на изготовку напирали. У самых нетерпеливых заранее полыхнули вспышки. Солдатам пришлось сдерживать натиск толпы, держа ружья наперевес. Спустя века казнь не утратила привлекательности.