Мертвые львы - Мик Геррон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смутно.
— Закрытые города были оборонными исследовательскими центрами, которые обслуживались гражданским населением. Попов родился в Грузии. В городе, у которого не было названия, только номер. ЗТ-пять-три-два-три-пять или что-то в этом роде. Население — тысяч тридцать или тридцать пять. Научные сотрудники, обслуживающий персонал и военные, которые держали всех под контролем. Как и большинство таких городов, этот возник после войны, когда в СССР развернулась масштабная программа по разработке ядерного оружия. Этим и занимались в городе. Он… он возник не сам по себе, его построили специально. Завод по производству плутония.
— ЗТ-пять-три-два-три-пять? — повторил Ривер, который любил упражнять память.
Дед взглянул на него:
— Или что-то в этом роде. — С.Ч. снова отвернулся к огню. — Они все были под номерами. — Он выпрямился в кресле, а потом встал.
— Что с тобой?
— Я… просто… Все в порядке. — Старик наклонился к дровяной корзине и вытащил из нее длинный прутик. — Ну, давай, — пробормотал он. — Давай-ка вызволим тебя отсюда. — Он поднес прутик к огню.
Ривер сообразил, что дед увидел жука. Несчастное насекомое сновало по верхнему полену в камине. Несмотря на жар, дедова рука не дрогнула. Он протянул прут так, чтобы его кончик уперся в то место, куда в очередной раз метнется жук, и тогда, наверное, насекомое благодарно взберется по прутику, как по тросу, сброшенному из вертолета. Интересно, как будет deus ex machina[12] на языке насекомых? Но у жука не было слов, латинских или еще каких-нибудь; не замечая предложенного пути к спасению, он взобрался на самый кончик полена, на миг замер и вспыхнул, охваченный пламенем. Дед Ривера молча швырнул прутик в огонь и снова уселся в кресло.
Ривер хотел что-то сказать, но потом заменил слова покашливанием.
— Все это было давно, еще когда Контору возглавлял Чарльз. Под конец ему все это очень не нравилось. Жаловался, что все теряют время, играя в дурацкие игры, когда идет настоящая война, хотя ее и не замечают, — сказал С. Ч. чуть измененным голосом, имитируя манеру речи человека, которого его собеседник никогда не встречал.
Когда-то, в незапамятные времена, Чарльз Партнер возглавлял Контору.
— А Дикки Боу заявил, что именно этот человек его похитил.
— Да. Впрочем, тогда еще точно не установили, что Попова не существует. Вот Дикки и решил им воспользоваться как алиби для оправдания своих грешков. Он ведь и пил, и по бабам шастал, а когда дотумкал, что переполошил всех своим отсутствием, то выдумал всю эту историю с похищением.
— А выяснили, чего хотел Попов? Зачем ему было похищать бегунка?
— Дикки всем подряд рассказывал, что его пытали. Впрочем, пытка в виде насильственного вливания спиртного в глотку не вызвала особого сочувствия ни у кого. Кстати, о спиртном…
Ривер помотал головой. Еще стакан виски — и утром он об этом пожалеет. И вообще, пора уже и домой.
К его изумлению, дед налил себе еще, а потом сказал:
— Этот закрытый город… ну, из которого Попов якобы родом…
Ривер ждал продолжения.
— В пятьдесят пятом он исчез с карты. Точнее, исчез бы, если бы был на карте. — С. Ч. посмотрел на внука. — Закрытые города официально не существовали, так что больших проблем его исчезновение не доставило. Не пришлось ни ретушировать фотографии, ни вымарывать статьи из энциклопедии.
— А что случилось?
— Какая-то авария на плутониевом заводе. По нашим сведениям, уцелевших набралось с горстку. Официальных цифр, разумеется, нет, потому что официально этого никогда не было.
— Тридцать тысяч человек? — сказал Ривер.
— Говорю же, уцелевших набралось с горстку.
— И вы должны были поверить, что Попов — один из уцелевших, — сказал Ривер, представив себе сцену из комикса: мститель восстает из пламени. Только за что ему было мстить, после аварии на производстве?
— Возможно, — сказал дед. — Но им не хватило времени. Берлинская стена пала, к нам в сети набился богатый улов. Если бы Попов существовал, кто-нибудь из рыбешек покрупнее о нем бы обязательно упомянул. Выложил бы нам всю его биографию. Но Попов так и остался недоделанным лоскутным пугалом. На одном из допросов кто-то упомянул его имя, в контексте своей непричастности, потому что в него больше не верили, — сказал С. Ч. и отвернулся от огня.
Свет пламени подчеркнул морщины на лице деда, превратив его в старого вождя племени, и Ривер с болью подумал, что таких вечеров им осталось немного и что хорошо бы это как-то растянуть. Но растянуть это не получится, ни сейчас, ни вообще. Одно дело — это осознать. Другое дело — с этим жить.
Стараясь ничем не выдать своих мыслей, Ривер сказал:
— Упомянул его имя в связи с чем?
— Там был какой-то пароль. Вот только я его запамятовал. — Старик снова взглянул на стакан. — Самому интересно, сколько я всего забыл. Ну, сейчас оно, наверное, и не нужно.
Признание своих слабостей обычно не становилось темой разговоров деда с внуком.
Ривер опустил стакан на столик:
— Поздно уже.
— Надеюсь, это ты не из жалости ко мне.
— Что ты, я же не надел бронежилета.
— Смотри там, поосторожнее.
Ривер помедлил.
— А почему?
— Фонарь в конце переулка перегорел. Темень до самой станции, — сказал дед.
Что, как выяснилось, было чистой правдой. Но Ривер решил, что С. Ч. предупреждает его не только об этом.
Кэл Фентон очень обрадовался, что рядом никого не было — не хватало еще, чтобы кто-то услыхал его девчачий визг в темноте.
Но мысль о том, что рядом может кто-то быть, пугала гораздо больше.
Свет погас не потому, что отказал генератор. Башни гудели; вся информация по-прежнему покоилась в своих электронных коконах. За освещение отвечал отдельный электрический контур, так что, возможно, всего лишь выбило пробки, но как только в мозгу Кэла возникла эта мысль, под ложечкой у него засосало: даже если пробки и выбило, то почему это случилось через две минуты после того, как он заметил открытую дверь и услышал шорох?
Перед ним простирался коридор, где не было ничего, кроме теней, которые выглядели больше и подвижнее обычного. Лестница уходила в очень черную черноту. Всматриваясь в нее, Кэл задышал чаще и невольно сжал фонарик, утратив счет времени. Сколько
