Бои тяжеловесов. Глобальная политическая арена - Фарид Закария
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Размер имел значение. Этот огромный флот был предназначен для того, чтобы внушать «шок и благоговение» обитателям соседних регионов, дабы они постигли мощь и величие династии Мин. Во время своих семи вояжей с 1405 по 1433 год Чжэн бороздил просторы Индийского океана и огибал Юго-Восточную Азию. Он преподносил местным жителям дары и сам принимал подношения. Встречая сопротивление, он без колебаний применял военную силу. Из одного путешествия он привез захваченного пирата с Суматры, из другого – мятежного вождя с Цейлона. И из всех плаваний он возвращался с цветами, фруктами, драгоценными камнями и экзотическими животными, включая зебр и жирафов для императорского зоопарка.
Но история Чжэна имеет странный конец. К 1430-м к власти пришел новый император. Он внезапно прекратил все экспедиции императорского флота и отвернулся от торговли и исследований новых земель. Некоторые чиновники пытались продолжить начатое, но ничего не добились. В 1500 году двор издал декрет, согласно которому каждого, кто построит корабль с более чем двумя мачтами (двух мачт для морских путешествий вполне хватало), ожидала казнь. В 1525 году прибрежные власти повелели разрушить все суда, способные плавать по океанам, а владельцев их бросили в тюрьмы. В 1551 году выход в море на любом многомачтовом судне стал считаться преступлением, какую бы цель такое плавание ни преследовало. Когда в 1644 году к власти пришла династия Цин, она продолжила эту политику. Цин в декреты верила не так фанатично: вместо этого она просто выжгла семисотмильную полосу вдоль южного побережья Китая и объявила ее необитаемой.
Эти меры привели к желаемым результатам: китайская корабельная индустрия исчезла. Многие десятилетия после последнего плавания Чжэна прибрежные воды Индии и Китая бороздили десятки западных путешественников. И лишь через триста лет первый китайский корабль проделал путь в Европу – с визитом на Всемирную выставку в Лондоне в 1851 году.
Чем объясняется такой невероятный поворот? Китайская элита расходилась во взглядах на то, как должны выглядеть отношения страны и внешнего мира, и новые пекинские правители сочли морские экспедиции бесполезными. Они были чрезвычайно дорогими, из-за них налоги душили и без того крайне бедное население, а выгод эти походы приносили мало. В результате некоторых контактов расцвела торговля, но наживались на ней только торговцы и пираты. Вдобавок к середине XV столетия границам империи угрожали монголы и другие завоеватели, что требовало и внимания, и средств. И морские экспедиции посчитали дорогим удовольствием.
Это было фатальное решение. В то время как Китай отвернулся от внешнего мира, Европа двинулась за моря, и именно европейские морские экспедиции позволили ей распространить свою власть и влияние по всему миру. Если бы Китай сохранил свой флот, современная история могла бы выглядеть иначе? Вероятно, нет. Решение Китая замкнуться в себе было не просто однажды принятым неудачным стратегическим решением. Оно было выражением стагнации целой цивилизации. За решением прекратить экспедиции стоит целый комплекс причин, из-за которых Китай и большинство стран незападного мира в течение долгих веков экономически отставали от мира западного.
А они отставали. На протяжении сотен лет, прошедших после XV столетия, за которые Европа и Соединенные Штаты индустриализировались, урбанизировались и модернизировались, остальной мир оставался аграрным и бедным. Если мы хотим понять, что означает «подъем остальных», мы должны понять, как долго дремали эти остальные. Так уж получается, что интеллектуальное и материальное превосходство Запада – это не недавний и не эфемерный феномен. Мы прожили в западном мире более половины тысячелетия. Несмотря на подъем других стран и континентов, тень, которую отбрасывает Запад, еще долго будет оставаться длинной, а его наследие будет жить в грядущих десятилетиях, а может и дольше.
В порядке вещей стало говорить о том, что вплоть до начала XIX века Китай и Индия были столь же богаты, как и Запад. Согласно такому взгляду господство Запада представляет собой лишь двухсотлетний всплеск, и сейчас мы возвращаемся к нормальному балансу. Подобные высказывания также предполагают, что западные достижения могут по большей части иметь случайный характер, что они – результат «угля и колоний», то есть открытия источника дешевой энергии и господства над богатыми землями Азии, Африки и обеих Америк. Этот взгляд, который исповедует мультикультурный подход и отрицает особый статус Запада, имеет свои политические преимущества. Однако, хотя этот взгляд и может быть верен политически, исторически он неверен.
Одна из причин такой ложной интерпретации кроется в том, что аналитики часто сосредотачивают внимание исключительно на совокупном объеме китайской и индийской экономик. В историческом контексте такая статистика вводит в заблуждение. Вплоть до современной эпохи экономика страны не могла быть мобилизована, диверсифицирована или использована для достижения определенной цели. Дело в том, что, скажем, в XVII веке миллионы вызывающе бедных крестьян в отдаленных уголках Китая трудились на земле и вносили ничтожный вклад в государственную казну, на которой зиждилась мощь страны. Но в совокупности этот ничтожный вклад каждого составлял изрядную сумму. Главной составляющей ВВП была численность населения, и продукция производилась в основном сельскохозяйственная. Поскольку численность населения Китая и Индии в четыре раза превышала численность населения Западной Европы, их ВВП был, естественно, выше. Даже в 1913 году, когда Британия являлась ведущей мировой державой, обладающей продвинутыми технологиями и промышленностью, а ее торговый оборот был во много раз больше, чем торговый оборот всей Азии, Китай все равно мог бы похвастаться более высоким ВВП.
Когда мы изучаем доиндустриальную эру, в которой еще не существовало крупных центральных правительств, коммуникаций, транспорта и всеохватывающей налоговой системы, объем ВВП сам по себе мало что говорит нам о мощи страны или об уровне ее развития. И он ничего не сообщает о скорости развития ее общества или способности совершать географические открытия или изобретения. А именно они открывали перед страной новые возможности в обретении богатств, а перед ее правительством – силы и власти.
Более четкую картину экономического положения мы получим, если будем рассматривать экономический рост и ВВП на душу населения. К 1500 году ВВП на душу населения в Западной Европе был выше, чем в Китае и в Индии; к 1600 году он превышал китайский на 50 процентов. И с тех пор разрыв только увеличивался. Между 1350 и 1950 годами – в течение шести сотен лет – ВВП на душу населения в Китае и Индии оставался примерно на одном и том же уровне (около 600 долларов в Китае
