Дядя самых честных правил 8 - Александр Горбов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На греческом была и вторая книга. Но не художественная или духовная, а бухгалтерская. Неизвестный автор не пользовался двойной записью, а просто записывал, сколько средств потрачено, сколько получено, и раз на десяток страниц подводил промежуточные итоги. При этом частенько ошибался в расчётах, а иногда жульничал, исправляя цифры и подгоняя суммы. Я чуть не вывернул челюсть от зевоты, продираясь через строчки с записями: сколько оливкового масла куплено, сколько ткани, сколько заплачено работникам на виноградниках. Кажется, владелец книги был управляющим поместья и неплохо обворовывал хозяев. Уж не знаю, зачем эту книгу привезли из Византии, но никакой пользы я в ней не увидел. И решил подарить её Лаврентию Палычу, вдруг ему будет интересна история бухучёта.
А вот третья книга неожиданно меня увлекла. Написана она была на латыни и представляла собой дневник «фокусника». Выдающийся деланный маг путешествовал по Европе и развлекал богатую публику хитро придуманными «чудесами». Зрители частенько были дворянами, и безымянному автору приходилось серьёзно напрягаться, чтобы показать нечто, что не повторишь с помощью Таланта. Судя по записям, некоторые «фокусы» он готовил неделями, придумывая мудрёные связки Знаков, выписывая их на игральных картах и другом реквизите.
Разбирая иносказательные описания Знаков и Печатей, я угадал некоторые интересные конструкции. Скажем, колода карт, которая показывала загаданную зрителем карту. Никакой ментальной магии, исключительно расчёт и немного обмана. При этом колода сама себя тасовала, шлёпала картами по столу и выделывала забавные кульбиты. Если будет свободное время, надо и мне наколдовать подобную штуку. Или подкинуть в качестве задачки для тренировки своим ученикам — пусть развлекаются с пользой.
Последние годы, описанные в дневнике, «фокусник» провёл в Константинополе. И даже удостоился чести показать свои умения перед византийским императором. Жаль, что автор не упомянул имени правителя, так что я не смог вычислить, в каком году это случилось. Для выступления перед высочайшим зрителем безымянный маг подготовил «фокус» с доставанием зайца из рыцарского шлема. Он жаловался, что зачаровывать этот шлем и ящик, где сидел зверёк, пришлось почти два месяца кряду, чтобы набрать достаточное количество эфира.
Представление удалось, и довольный император наградил автора рукописи. Тот купил дом, а на остаток средств открыл лавку, где стал торговать амулетами и редкими специями. Когда дело пошло, «фокусник» бросил устраивать представления, удачно женился на богатой вдове и больше не занимался «ерундой», став почтенным горожанином.
Дочитав книгу, я только покачал головой. На мой вкус, финал получился грустный: променять высокое искусство на судьбу лавочника — что может быть хуже. Нет, чисто по-человечески я его понимаю, но, как маг, одобрить не могу.
Сунув книгу обратно в саквояж, я поправил одеяло, укрывающее Таню, и собрался сам немного подремать. Но тут меня будто стукнуло что-то изнутри, и я полез за дневником. Нашёл описание «фокуса» с зайцем и перечитал ещё раз. Не может быть!
Если автор не врал, то животное действительно перемещалось с помощью магии в рыцарский шлем, откуда его и доставали на потеху публики. Как такое может быть? Телепортация? Но ведь всем известно, что она невозможна! Я точно помню, в Сорбонне было запрещено писать научные труды на эту тему, а любого, пытавшегося заговорить о телепортации, подняли бы на смех. Помнится, авалонский философ-монах Уильям Оккам даже издал по этому вопросу целую книгу «Вопросы невозможности», где разнёс идею телепортации в клочья. И даже вывел тезис «Не перемещай сущности вне пространства», вошедший во все учебники.
Выходит, «фокусник» выдумал? Решил прихвастнуть перед читателем? Да нет, вряд ли. Или учёные умы ошибались, а безвестный деланный маг решил невозможную задачу? Может, он не знал, что телепортироваться нельзя, оттого и сделал рабочую установку перемещения?
Я снова вгрызся в текст, вчитываясь в подробности и пытаясь расшифровать, какие же связки Знаков и Печатей использовал фокусник.
Увы, конкретного рецепта получить я не смог. Примерная схема для обмена массой в самых общих чертах у меня сложилась, но вот деталей не хватало. Нужна была куча экспериментов, разработка хоть какой-то теории и построение прототипа телепорта, прежде чем можно было бы с уверенностью утверждать: «фокусник» совершил прорыв в деланной магии или это мистификация, шутка, записанная несколько веков назад. И скажу честно, я больше склонялся к последнему.
Рассказывать Тане о находке в книге я не стал. И уж точно не собирался бросать всё и «изобретать вечный двигатель». Будет свободное время — посижу, подумаю, нарисую схему, сооружу пробный образец. Но исключительно как упражнение для ума, когда совсем нечем заняться.
* * *
За окном промелькнуло село Архангел, за ним Крукодиловка, а затем и Злобино. Дормез нырнул в берёзовую рощицу, отделяющую село от усадьбы, и у меня даже сердце ёкнуло. Дома! Я дома! Господи, кто бы знал, как я соскучился по старому особняку, своему кабинету, мастерским и тренировочным камням у леса. А ещё больше по людям, живущим тут. По Марье Алексевне с её арфой и ночным музицированем, Настасье Филипповне, Ксюшке, Лаврентию Палычу и старому ворчуну Лукиану, успевшему стать мне учителем. Ну и чуть-чуть по остальным: опричникам, ученикам, фальшивой француженке Агнес де Кюрис и другим. Я безумно рад, что не променял их на столичную жизнь.
Сюрприза не получилось, да и не могло получиться. Когда в доме сильный колдун, то тебя почуют за версту. А в усадьбе их было двое, плюс Киж, который чувствовал моё местоположение. Так что, когда дормез подъехал к крыльцу, там уже стояла многочисленная делегация встречающих.
Впереди Марья Алексевна, с такой радостью на лице, что казалось, будто она светится. Рядом с ней Настасья Филипповна, с караваем в руках, пытающаяся скрыть счастливую улыбку. Позади них Киж, Лукиан, Кулибин, старший опричников Камбов и учитель Апполинарий. Ещё дальше слуги, кто-то из учеников и прочий народ.
Я выбрался из дормеза, помог спуститься Тане, и мы вместе пошли к крыльцу.
— Костя!
В глазах старой княгини были заметны слёзы.
— Вернулся! Уж и не чаяла дожить!
Она троекратно расцеловала меня, перекрестила и едва не разрыдалась от нахлынувших чувств. Начались охи, вздохи, меня заставили отломить от каравая и попробовать, затем заобнимали, потребовали рассказать, как всё было, снова подсунули каравай и опять принялись обнимать. Под конец Настасья Филипповна громогласно заявила, что с дороги мне надо в баню, и взглядом разогнала большую часть встречающих.
— Иди, Костенька, банька натоплена,
