Жизнь как приключение, или Писатель в эмиграции - Константин Эрвантович Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В целом Крым Лимонову понравился, кроме поездки в городок его юности Коктебель, куда его повёз крымский краевед Константин Попов. Там как раз проходил джазовый фестиваль, и я попросил (раз уж они туда отправились) привезти информационные материалы по этому мероприятию. «И вот мы, как деревянные солдаты Кеворкяна, идём по набережной, а она бесконечная, а павильон пресс-службы черт знает где…», – смеясь, рассказывает Лимонов свои злоключения, а я ловлю себя на мысли «Лимонов как солдат Кеворкяна» – сопоставление несопоставимого, комический литературный приём в живом разговоре.
Правда, посёлок в его нынешнем запущенном виде он раскритиковал безжалостно: «Наш друг… просил нас достать пресс-релиз джазового фестиваля, который проходил в эти дни в Коктебеле. Нам пришлось дойти до самого нудистского пляжа (впрочем, жалкого), и лишь за ним мы обнаружили большую сцену, где нам так и не выдали пресс-релиз. Уезжая из Коктебеля, я проклинал современный Коктебель» (из очерка «Коктебель ужасен»).
Все вышеперечисленные встречи, мероприятия, знакомства и визиты состоялись буквально в течение дней четырёх-пяти, а ведь была ещё отдельная программа встреч по линии гостеприимного Олега Царева. Можно представить, каких это стоило Лимонову физических усилий, ведь он недавно перенёс тяжелейшую операцию по удалению опухоли головного мозга. Однако это проявлялось лишь в том, что Э.Л. старался избегать прямых солнечных лучей и ограничивал себя одним-двумя бокалами красного сухого вина. Но чувствовалось, что Крымом он ещё не насытился, и продолжение вскоре последует…
Накануне нового, 2018-го, года Лимонов заговорщически попросил меня заказать ему номер в гостинице. Причем ни слова не говорить об этом ни журналистам, и вообще никому. Из переписки с Эдуардом Вениаминовичем: «И ещё, просьба хранить молчание о моём прибытии. А если бы мог нас встретить в Симферополе, это уже будет верх счастья, если можешь. Твой Э. Лимонов». И действительно, в самом начале января наступившего 2018 года я уже встречал его в аэропорту Симферополя – весёлого, мальчишеского, с молодой спутницей.
Они поселились в забронированном номере гостиницы «Бристоль» на набережной Ялты (кстати, по официальным документам, Э.Л. значился не Лимоновым, а Савенко). В его последней книге об этом вскользь: «Оба Кости [я и К. Попов] откланялись. Договорились на позже. Они уселись в автомобиль старшего Кости и уехали» (из очерка «Отель Бристоль»).
Мы быстро согласовали культурную программу из нескольких пунктов, в которых не было никакой политики, никаких деловых встреч, вообще ничего публичного, но исключительно позитивные впечатления. Например, посещение Никитского сада в период цветения какой-то ботаники, где мы долго гуляли по аллеям и наслаждались немыслимым для январской Москвы теплом.
Эдуард Вениаминович любил крымское сухое вино, причём именно недорогих сортов. И дегустировали мы не в ресторанах, а во вполне демократических наливайках, и это ему тоже нравилось. Э.Л. вспоминал вкус вина его юности и сопутствующих этим воспоминаниям людей. Один раз с комическим ужасом пожаловался, что накануне не рассчитал своих сил в каком-то ялтинском питейном заведении. Рассказывал о том с плохо скрываемой мальчишеской гордостью: мол, могу ещё пошалить.
Пировали и у меня дома, очень узкой компанией. Опять-таки вино, шашлыки, рассказы. А ещё говорил, что до освобождения Харькова он не доживёт, а мы, мол, молодые, ещё увидим. Несмотря на мои яростные возражения, ему был торжественно подарен росток пальмы, причём Э.Л., напротив, сказал, что идея ему нравится, и забрал пальмового зародыша в Москву.
Росток – к моему изумлению – Э.Л. в Москву таки довез и выходил. Каждый раз, когда я заявлялся к нему домой, он показывал, насколько пальма выросла, служа живым и трогательным напоминанием о его поездке в Крым: «Я горд, что она китайская и что трахикарпус», – с иронией упоминал он в одном из писем латинское название этого растения.
Во время нашей последней встречи, в самый канун 2020 года, Э.Л. обратился ко мне с неожиданной просьбой: достать открытки Харькова 50-60-х годов прошлого века, эпохи его юности. Он снова думал писать о родном городе, и, наверное, была необходима некая визуализация. О просьбе я помнил, собирался занести найденные и пересланные по почте картинки в ближайший визит, в апреле планировалась презентация моей новой книги в Москве. 13 марта написал короткое письмо: мол, просьбу не забыл, а пока – как временную меру – высылаю хронику весеннего Харькова 1967 года (милая любительская съемка цветущих деревьев на харьковских улицах и наслаждающихся теплом горожан).
Весна 1967 года, кажется, была последней весной Лимонова в родном городе. Он отметил, что прочёл даже комментарии к ролику: «Спасибо, Костя! Комментарии поучительны, ностальгические какие!». Днем 17 марта мне сообщили, что на почту пришла долгожданная бандероль с фотографиями Харькова, которые Э.Л. просил для него раздобыть, а вечером того же дня Эдуарда Вениаминовича Лимонова (Савенко) не стало.
Человек чести
Владимир Свержин – псевдоним харьковского писателя-фантаста Владимира Фидельмана (для друзей – просто Фидель), автора десятков популярных книг, военного историка и публициста, активно публиковавшегося в ведущих изданиях России и Украины.
Мы были знакомы с середины восьмидесятых по молодёжной тусовке в харьковском кафе «Мурзилка», откуда позже в большой мир шагнули десятки литераторов, музыкантов, художников, фотографов, актеров, да и просто хороших людей. Фидель выделялся своим обликом даже на фоне эксцентричной неформальной молодежи: лихой берет набок, камуфляж, густая борода а-ля кубинские «барбудос». Позже, в армии, он обучался на диверсанта-подрывника. При этом профессионально фехтовал, увлекался рукопашными видами спорта, писал бестселлеры, занимался историей. Знания его были воистину энциклопедическими. Я и сам к нему обращался: в Балаклавской крепости нашли старинный арсенал, мне пришлось уточнить некоторые термины. Сходу получил телефонную лекцию на полчаса.
Фидель был не только писателем, но и военным. Он защищал русских людей сначала в Приднестровье, потом
