Жизнь как приключение, или Писатель в эмиграции - Константин Эрвантович Кеворкян

Обстановка действительно скромная: квартира съемная, добра не нажито, архив расплескан по странам, дети живут отдельно. Во второй комнате кушетка, пара глубоких кресел, простой компьютер. На нем Лимонов пишет публицистику, прозу предпочитает писать от руки, так лучше чувствуется каждое слово. Почерк аккуратный, разборчивый, мелкий; возможно, привычка экономить бумагу осталось после тюрьмы. Если работает, лучше не мешать, впрочем, как и любому литератору. Потому предпочитает трудиться с раннего утра, пока голова свежая и нет посетителей.

А визитеров довольно много: соратники, журналисты (огромное количество также звонит за комментариями), заезжие гости вроде меня. Чтобы развести их между собой во времени, внимательно следит за точностью появления и ухода персонажей. Впрочем, для некоторых делает исключение.

Особая честь перекусить на скромной кухне. Никаких разносолов хозяин дома не держит. Впрочем, пару раз мне перепадали экзотические напитки: то северокорейская шестидесятиградусная водка с оскаленной змеёй, то суперсамогон из малины и на малине же настоянный – дар какого-то восторженного почитателя.

Ухаживает за гостем Лимонов довольно неуклюже, чувствуется непривычка к гостеприимству в его исконном застольном варианте. Он столько лет прожил за границей и без своего дома, что движения его неловки, не натренированы на гостя. Хочется помочь, отчего всегда возникает путаница, от которой я ещё больше конфужусь.

То и дело возникают паузы. Пожалуй, с Лимоновым комфортно молчать, но тогда зачем я вообще к нему заявился? Ах да, привез пару бутылок любимого им крымского вина. В обмен получаю его новую книгу с уже заготовленной дарственной надписью: похоже, он всегда продумывает текст заранее. Наверное, у меня скоро будет самая большая коллекция подписанных Эдуардом Вениаминовичем Лимоновым (Савенко) книг.

Иногда что-то из книг приношу я. Объём моей 900-страничной «Фронды» его изумил: взвешивая, хозяин долго перекладывает толстый том из руки в руку. Потом ставит на полку, и не факт, что скоро откроет. Лимонов спешит писать собственные тексты и переживает из-за непонимания издателей: то обложка неудачная, то гонорар недостаточный, то реализация хромает. Эти окололитературные разговоры заменяют нам великосветскую беседу о погоде.

А ещё я рассказываю о Харькове, о наших общих знакомых, излагаю какие-то идеи. Помочь мне Лимонов всё равно не может – его давно отлучили от большой политики, от большого экрана, от больших связей. «Я же адекватный человек», – обидчиво удивляется он, видимо, искренне не понимая: он так долго был бунтарём, что ему все поверили. Он стал заложником собственного прошлого.

Я вполне могу допустить, что ему сегодня нужна не всемирная слава, а обыкновенная забота любящей женщины. И вовсе не певицы или актрисы, и вообще не жительницы просвещённой столицы, а самой обыкновенной харьковчанки, из ниоткуда возникающей и в нужный момент деликатно пропадающей в никуда. Как говорил мудрый грек у Джеральда Даррелла, счастье – это свой оливковый сад и женщина из родных мест.

Он мужественно стоит на своём, даже когда шаркает стоптанными кроссовками по своей полупустой квартире. После страшной операции, в аскетизме на грани бедности, в чистоте дисциплинированного бойца. За всем этим я вижу одиночество того, кому подвластна вечность. Когда она придёт, он будет аккуратно собран и привычно молчалив.

Лимонов в Крыму

Я не входил в узкий круг соратников Эдуарда Лимонова, не был другом его юности, приятелем по эмиграции или деловым партнёром по литературным и политическим делам. Но три-четыре человека в его многосотенном круге общения числились у него под особой маркой «земляков-харьковчан», быть харьковчанином – это особый ранжир.

Мы познакомились лично в 2015 году: Лимонов дал большое интервью видеоканалу «Первая Столица», который после моего вынужденного отъезда ещё некоторое время выходил в Харькове. Доброжелательно пообщавшись на камеру и провожая нас с оператором, хозяин вдруг зыркнул глазами и демонстративно застегнул карманы на висящей в прихожей куртке, словно мы пришли у него мелочь тырить.

Но уже после нескольких телефонных созвонов, пары моих визитов и активной переписки по делам харьковского землячества (Э.Л. долго мечтал таковое создать) в Симферопольском аэропорту Лимонов шёл мне навстречу, широко раскрыв объятия. Он мог и умел сделать первый шаг.

После воссоединения Крыма Эдуард Вениаминович был на полуострове два раза. Первый раз общеизвестен: он выступал в 2017 году в Севастополе, потом перед молодежью в лагере под Евпаторией, опубликовал замечательные очерки о своём посещении Коктебеля и музея «35-я батарея». О втором посещении знали лишь несколько человек.

Но сначала о первом визите. Крым был Лимонову чрезвычайно интересен: и как место юношеских воспоминаний, и происходящими сегодня событиями, и благодаря обилию людей, с которыми он любопытствовал встретиться. Он жил в санатории у бывшего украинского политика Олега Царева, ездил в гости к герою «Крымской весны» Алексею Чалому, отведал шашлыков у Олега Измайлова – известного донецкого журналиста и писателя. Каждое утро в восемь часов я забирал его из ялтинского санатория, и мы отправлялись в очередное путешествие.

График был довольно плотный, расстояния достаточно большие, но Лимонов, несмотря на почтенный возраст, держался крепко: в еде не барствовал, в дороге не привередничал. Располагался рядом с водителем, что в его случае являлось признаком благорасположения, и активно вёл беседу, как бы развлекая и развлекаясь. Помнится, по ходу движения мы неудачно влетели в большую яму на асфальте; краем глаза заметил, что Э.Л. сразу повернулся ко мне, чтобы оценить реакцию. Я промолчал из обычной вежливости, но он решил, что из мужества, и ещё долго моей якобы «сдержанностью» восхищался.

Главным городом поездки стал Севастополь, где писатель Платон Беседин организовал большую встречу с читателями. Сначала небольшая морская экскурсия по Балаклаве, посещение Херсонеса, поход к Матросскому клубу (с башни которого в 1999 году лимоновцы разбрасывали листовки с требованием возращения Севастополя России), несколько интервью местным журналистам и, наконец, сама встреча. Уже по списку одного дня (а ещё нужно вернуться в Ялту) можно понять насыщенность графика.

Перед встречей с читателями Лимонов сосредоточен и даже мрачен. Оттаивает, лишь когда видит, как много севастопольцев пришло с ним пообщаться – зал забит до отказа. Вопросы интересные, разнообразные, их много, и писатель расцветает: улыбается, острит, читает собственные стихи. На обратном пути живо обсуждаем прошедшую встречу: я настаиваю, что все прошло замечательно, и душой абсолютно не кривлю. С заднего сиденья о том же говорит Дима Сидоренко – помощник и неизменный охранник Эдуарда Вениаминовича, оберегающий мэтра от излишне экзальтированных граждан.

В Севастополь мы приезжали ещё раз, отдельно осмотреть музей 35-й батареи: «Там, в полном мраке, вдруг стали появляться над нами по кругу лица защитников 35-й батареи. Звучала сильная музыка, и постепенно под эту