Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира - Нил Сэмворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Берти велел отвезти меня в клинику. У меня пульсировала челюсть, и к тому же появилось подозрение, что я вывихнул ногу. Тамошний врач не удосужился сделать мне рентген, просто заставил скорчить несколько гримас, и за неделю у меня развился тризм[23]. Позже выяснилось, что я расколол череп этого ублюдка. Это огорчало меня добрых полгода. В итоге этот инцидент так и не вызвал никаких действий. Но я, в общем-то, был не из тех, кто жалуется.
В воскресенье я позвонил Губке Бобу. «Какого хрена ты мне звонишь? – спросил он. – Не геройствуй, перезвони через неделю». И положил трубку. Хорошие были времена.
В тюремной службе люди плохо стареют. Возьмем в пример парня, которого называли Сборщик Шляп, которому оставалось всего ничего до пенсии. Я понятия не имею, сколько ему было лет – где-то от пятидесяти пяти до девяноста. Он был ростом примерно метр шестьдесят и весил килограмм 45 – офицер, который организовывал работу заключенных в Отделе контроля труда, аккуратная работа в закрытом офисе рядом с раздаточной, в безопасности от неприятностей. По поводу его прозвища: в те времена, когда тюремщики носили кепки и куртки, головные уборы летали повсюду во время сдерживаний, и самоназначенная роль нашего старика состояла в том, чтобы собрать их и отнести обратно в офис.
Однажды я носился по верхней тюрьме, переводя заключенных туда и обратно на свидания, и когда я шел по двойке и начал выкрикивать имена, то увидел Сборщика Шляп, который выскочил из камеры на тройках. Должно быть, он работал там сверхурочно. Он заметил меня и замахал мне рукой: «Сюда! Сейчас же!»
Поднявшись наверх, я увидел Берти и еще одного офицера, они сдерживали ловкого на вид парня, который явно был не прочь подраться. Как обычно, это была скорее борьба с захватами, а не кулачный бой, хотя, если ты не слишком умен, тебя могут и ударить. Сдерживания выглядят жестокими, но обычно все под контролем: люди знают, что делают. Итак, я вошел, три на одного – тюремщики не борются честно, – и мы кинули его на пол без лишнего гнева и оттащили в изолятор.
Кто-то пожаловался, что Сборщик Шляп не пришел на помощь, а если бы пришел, то мне не пришлось бы вмешиваться. Но, как я и сказал, он был жокейского веса – и это не имело бы никакого смысла. На самом деле он бы даже помешал. Он правильно сделал, что позвал меня, и не потерял при этом присутствия духа, чтобы открыть дверь и начать бить тревогу. Не все мы бойцы. И я понимаю, почему некоторые остаются в стороне.
Редж Урвин был еще одним старожилом нашей команды, работавшим и после наступления пенсионного возраста. Невысокого роста, лет шестидесяти, он состоял в тюремной службе уже тогда, когда Уинстон Черчилль еще курил сладкие сигареты, а не сигары. В крыле К Редж управлял складом. Если офицеры приходили просить сменные шорты, рубашки, туалетные принадлежности или что-то еще для заключенных, он говорил им, чтобы они пошли и посмотрели слово «склад» в словаре. Склады, по его мнению, предназначались для хранения вещей. Если бы он раздавал все направо и налево, ему нечего было бы хранить, правда? Чтобы получить хоть что-нибудь, нужно было действовать за его спиной.
У нас был один заключенный на основном режиме, парень по кличке Очаровашка, маленький засранец ростом всего 150 см, зато такой же широкий и очень противный.
Он пробыл в крыле К восемь месяцев, и ему оставалось уже совсем немного до выхода на свободу. Ну и хорошо – он угрожал персоналу и все такое, так что мы были рады от него избавиться. Его речь была ужасна, особенно для женщин, это был просто какой-то непрерывный поток вульгарных сексуальных оскорблений.
Однажды его послали на склад за чистыми трусами – такое тоже случалось. Вскоре они с Реджем оказались лицом к лицу.
«Ты старый мудак, – говорил этот парень. – Я тебя к хренам вырублю… Я найду тебя, убью тебя, убью твою жену…» Кто-то нажал на кнопку тревоги, я прибежал на склад с другими сотрудниками, и мы потащили парня наверх в его камеру, кряхтя и матерясь на каждом шагу. Но не то чтобы Реджа все это взволновало – такое он уже слышал, и не раз. На трусы был большой спрос, и Редж не собирался вот так запросто отпускать еще одну пару. Еще Редж был надзирателем за уборщиками – работа, которую я тоже выполнял время от времени. Это важно для такого большого крыла, как наше, требующего постоянной уборки. Это довольно непросто, потому что здесь столько людей. Убирать пустой дом – нефиг делать. А теперь попробуйте вылизать четырехэтажный коттежд с сорока детьми-переростками на каждом этаже.
Но Редж поднял уборку на новый уровень. Он выбирал самых крутых парней, каких только можно себе представить, из тех, с кем не хотелось бы сталкиваться на улице, ублюдков с дрянной репутацией, одевал их в зеленую одежду – брюки, футболку, ботинки, стандартный набор для работы – и делал из них уборщиков. Он заставлял их чистить, красить и – как выяснил Гелл – полировать полы… Работы было много.
Надзиратели за уборщиками обычно управляют и раздаточной. Они отвечают за всех, кто выполняет бытовые задачи. Как я уже сказал, раздаточная может легко стать горячей точкой. Обычно там дежурит надзиратель за уборщиками, старший офицер и, возможно, еще пара человек. В этот день мы с Реджем были в раздаточной, и Очаровашка с важным видом спустился по лестнице. У него оставалось два дня с нами, у этого несносного клопа, а потом он сваливает. Ублюдок взял свой обед и яблоко и запустил им прямо в офицера Урвина. Он явно затаил обиду.
Яблоко сильно ударило Реджа в грудь. Я услышал это – настоящий глухой удар. Попади оно в лицо – и сломало бы старику нос.
Есть в тюрьме такая фишка – заключенные, собираясь затеять драку, смазывают себя маслом, чтобы быть скользкими.
Этот парень был как член жиголо в вазелине. Мы изо всех сил пытались запереть его, даже когда к нам присоединились еще четверо или пятеро. Поэтому я пнул его по ногам. Бах! Он с силой ударился об пол. Я тоже упал, его мерзкое дыхание ударило мне в лицо. Раздался
