Лирика - Александр Блок

Июнь 1909

Foligno

Благовещение

С детских лет – видения и грезы,Умбрии ласкающая мгла.На оградах вспыхивают розы,Тонкие поют колокола.

Слишком резвы милые подруги,Слишком дерзок их открытый взор.Лишь она одна в предвечном кругеТкет и ткет свой шелковый узор.

Робкие томят ее надежды,Грезятся несбыточные сны.И внезапно – красные одеждыДрогнули на золоте стены.

Всем лицом склонилась над шелками,Но везде – сквозь золото ресниц —Вихрь ли с многоцветными крыламиИли ангел, распростертый ниц…

Темноликий ангел с дерзкой ветвьюМолвит: «Здравствуй! Ты полна красы!»И она дрожит пред страстной вестью,С плеч упали тяжких две косы…

Он поет и шепчет – ближе, ближе,Уж над ней – шумящих крыл шатер…И она без сил склоняет нижеПотемневший, помутневший взор…

Трепеща, не верит: «Я ли, я ли?»И рукою закрывает грудь…Но чернеют пламенные дали —Не уйти, не встать и не вздохнуть…

И тогда – незнаемою больюОзарился светлый круг лица…А над ними – символ своеволья —Перуджийский гриф[79] когтит тельца.

Лишь художник, занавесью скрытый, —Он провидит страстной муки крестИ твердит: «Profani, procul ite,Hic amoris locus sacer est»[80].

Май – июнь 1909

Perudgia – Spoleto

Успение[81]

Ее спеленутое телоСложили в молодом лесу.Оно от мук помолодело,Вернув бывалую красу.

Уже не шумный и не ярый,С волненьем, в сжатые перстыВ последний раз архангел старыйВлагает белые цветы.

Златит далекие вершиныПрощальным отблеском заря,И над туманами долиныВстают усопших три царя.

Их привела, как в дни былые,Другая, поздняя звезда.И пастухи, уже седые,Как встарь, сгоняют с гор стада.

И стражей вечному покоюДолины заступила мгла.Лишь меж звездою и зареюЗлатятся нимбы без числа.

А выше, по крутым оврагамПоет ручей, цветет миндаль,И над открытым саркофагомМогильный ангел смотрит вдаль.

4 июня 1909

Spoleto

Разные стихотворения

(1908–1916)

За гробом

Божья Матерь Утоли мои печали[82]Перед гробом шла, светла, тиха.А за гробом – в траурной вуалиШла невеста, провожая жениха…

Был он только литератор модный,Только слов кощунственных творец…Но мертвец – родной душе народной:Всякий свято чтит она конец.

А навстречу кланялись, крестилиМногодумный, многотрудный лоб.А друзья и близкие пылилиНа икону, на нее, на гроб…

И с какою бесконечной грустью(Не о нем – Бог весть о ком?)Приняла она слова сочувствийИ венок случайный за венком…

Этих фраз избитых повторенья,Никому не нужные слова —Возвела она в венец творенья,В тайную улыбку божества…

Словно здесь, где пели и кадили,Где и грусть не может быть тиха,Убралась она фатой от пылиИ ждала Иного Жениха…

6 июля 1908

Друзьям[83]

Молчите, проклятые струны!

Друг другу мы тайно враждебны,Завистливы, глухи, чужды,А как бы и жить и работать,Не зная извечной вражды!

Что делать! Ведь каждый старалсяСвой собственный дом отравить,Все стены пропитаны ядом,И негде главы приклонить!

Что делать! Изверившись в счастье,От смеху мы сходим с умаИ, пьяные, с улицы смотрим,Как рушатся наши дома!

Предатели в жизни и дружбе,Пустых расточители слов,Что делать! Мы путь расчищаемДля наших далеких сынов!

Когда под забором в крапивеНесчастные кости сгниют,Какой-нибудь поздний историкНапишет внушительный труд…

Вот только замучит, проклятый,Ни в чем не повинных ребятГодами рожденья и смертиИ ворохом скверных цитат…

Печальная доля – так сложно,Так трудно и празднично жить,И стать достояньем доцента,И критиков новых плодить…

Зарыться бы в свежем бурьяне,Забыться бы сном навсегда!Молчите, проклятые книги!Я вас не писал никогда!

24 июля 1908

Поэты

За городом вырос пустынный кварталНа почве болотной и зыбкой.Там жили поэты, – и каждый встречалДругого надменной улыбкой.

Напрасно и день светозарный вставалНад этим печальным болотом:Его обитатель свой день посвящалВину и усердным работам.

Когда напивались, то в дружбе клялись,Болтали цинично и пряно.Под утро их рвало. Потом, запершись,Работали тупо и рьяно.

Потом вылезали из будок, как псы,Смотрели, как море горело.И золотом каждой прохожей косыПленялись со знанием дела.

Разнежась, мечтали о веке златом,Ругали издателей дружно.И плакали горько над малым цветком,Над маленькой тучкой жемчужной…

Так жили поэты. Читатель и друг!Ты думаешь, может быть, – хужеТвоих ежедневных бессильных потуг,Твоей обывательской лужи?

Нет, милый читатель, мой критик слепой!По крайности, есть у поэтаИ косы, и тучки, и век золотой,Тебе ж недоступно все это!..

Ты будешь доволен собой и женой,Своей конституцией куцой,А вот у поэта – всемирный запой,И мало ему конституций!

Пускай я умру под забором, как пес,Пусть жизнь меня в землю втоптала, —Я верю: то Бог меня снегом занес,То вьюга меня целовала!

24 июля 1908

«Когда замрут отчаянье и злоба…»

Когда замрут отчаянье и злоба,Нисходит сон. И крепко спим мы обаНа разных полюсах земли.

Ты обо мне, быть может, грезишь в этиЧасы. Идут часы походкою столетий,И сны встают в земной дали.

И вижу в снах твой образ, твой прекрасный,Каким он был до ночи злой и страстной,Каким являлся мне. Смотри:

Все та же ты, какой цвела когда-то,Там, над горой туманной и зубчатой,В лучах немеркнущей зари.

1 августа 1908

«Все это было, было, было…»

Все это было, было, было,Свершился дней круговорот.Какая ложь, какая силаТебя, прошедшее, вернет?

В час утра, чистый и хрустальный,У стен Московского Кремля,Восторг души первоначальныйВернет ли мне моя земля?

Иль в ночь на Пасху, над Невою,Под ветром, в стужу, в ледоход —Старуха нищая клюкоюМой труп спокойный шевельнет?

Иль на возлюбленной полянеПод шелест осени седойМне тело в дождевом туманеРасклю́ет коршун молодой?

Иль просто в час тоски беззвездной,В каких-то четырех стенах,С необходимостью железнойУсну на белых простынях?

И в новой жизни, непохожей,Забуду прежнюю мечту,И буду так же помнить дожей,Как нынче помню Калиту?

Но верю – не пройдет бесследноВсе, что так страстно я любил,Весь трепет этой жизни бедной,Весь этот непонятный пыл!

Август 1909

Сусальный ангел

На разукрашенную елкуИ на играющих детейСусальный ангел смотрит в щелкуЗакрытых наглухо дверей.

А няня топит печку в детской,Огонь трещит, горит светло…Но ангел тает. Он – немецкий.Ему не больно и тепло.

Сначала тают крылья крошки,Головка падает назад.Сломались сахарные ножкиИ в сладкой лужице лежат…

Потом и лужица засохла.Хозяйка ищет – нет его…А няня старая оглохла,Ворчит, не помнит ничего…

Ломайтесь, тайте и умрите,Созданья хрупкие мечты,Под ярким пламенем событий,Под гул житейской суеты!

Так! Погибайте! Чтó в вас толку?Пускай лишь раз, былым дыша,О вас поплачет втихомолкуШалунья девочка – душа…

25 ноября 1909

Сон

Моей матери

Я видел сон: мы в древнем склепеСхоронены; а жизнь идетВверху – все громче, все нелепей;И день последний настает.

Чуть брежжит утро Воскресенья.Труба далекая слышна.Над нами – красные каменьяИ мавзолей из чугуна.

И он идет из дымной дали;И ангелы с мечами – с ним;Такой, как в книгах мы читали,Скучая и не веря им.

Под аркою того же сводаЛежит спокойная жена:Но ей не дорога свобода:Не хочет воскресать она…

И слышу, мать мне рядом шепчет:«Мой сын, ты в жизни был силен:Нажми рукою свод покрепче,И камень будет отвален».

«Нет, мать. Я задохнулся в гробе,И больше нет бывалых сил.Молитесь и просите обе,Чтоб ангел камень отвалил».

20 июня 1910