Романтическая комедия - Кертис Ситтенфилд

Ведущие нередко волнуются перед выступлением – некоторых, помню, всю неделю от страха трясло и тошнило, – но мне прежде не приходилось их успокаивать. Однажды я обнимала в коридоре перепуганного танцора, выступавшего с рэпершей, – крупный был такой мужчина, накачанный и лысый, в майке и джинсовых шортах.

– Вообще-то к твоему выпуску мы уже довольно неплохо подготовились, такое редко случается, – призналась я Ноа.

– Да?

Мы спохватились и хором повторили:

– «Вообще-то»?

Казалось, мы давным-давно знакомы. Я подумала: «Ноа все-таки хороший парень, да еще и красавец необыкновенный, и слава богу, что скоро выступление и наши якобы случайные встречи наконец прекратятся. «НС» – это нечто вроде летнего лагеря, и Ноа – друг на неделю».

Я показала ему большой палец.

– Ладно, пойду сообщу Дэнни радостную новость: мой стервозный скетч о его личной жизни убрали из программы.

– Постой.

Ноа наклонился к блондинке в бордовом платье с коричневыми цветами и положил руку ей на плечо. Женщина ела кешью из пакетика. На столе лежало много таких пакетиков, а еще бананы, яблоки, вяленая говядина, овощная нарезка, маленькие брауни и бутылки воды. Блондинка повернулась к нам.

– Салли, это моя сестра Вики. Вики, это Салли, она здесь сценаристка.

– Благодаря вам мечты Ноа сбываются, – тепло поприветствовала меня Вики.

– Ну, не мне одной, – ляпнула я. – Приятно познакомиться. – Мы пожали друг другу руки.

– И мне.

– А вы живете тут в…

Не успела я закончить, как откуда ни возьмись явилась Отэм – да уж, в своем репертуаре!

– Салли, позволь украсть Ноа и Вики. Надо им показать, где Вики объявит первую песню.

– А, прикольно. – Я отошла и неопределенно помахала им рукой на прощание. – Ни пуха ни пера!

Работа на «НС» частенько бывала суматошной, однако самое суматошное время выпадало на промежуток между генеральной репетицией и началом выступления. Приходилось провожать триста с чем-то гостей на выход и заводить внутрь еще триста с чем-то. Все сценаристы, продюсеры и актеры набивались в офис Найджела (на сей раз смежный со съемочным павильоном), и начальник объявлял два-три скетча, которые следовало убрать из программы, определял последовательность оставшихся и делал замечания по сценариям, декорациям и костюмам. И если временами его взыскательность доходила до смешного (например, когда он просил передвинуть цветочный горшок из правого угла стола в левый), аргумент в таких случаях был один: он – Найджел Петерсен, а мы – нет.

Генеральная репетиция прошла хорошо, и зрители много смеялись – но не настолько хорошо, чтобы не волноваться за предстоящее выступление. Иногда перед премьерой ты понимаешь: выше генеральной репетиции прыгнуть не удастся… Впрочем, в тот раз повезло. Без проходняка не обошлось: на «Монашке и святом отце» в зале стояла гробовая тишина, но, к счастью, сразу после началась первая песня Ноа – она сгладила впечатление и спасла шоу от провала. Конечно, каждый мечтал, чтобы его скетч произвел фурор, и все же успех воспринимается острее, имеет бо́льшую ценность, когда понимаешь: зрители не станут хлопать просто так.

Найджел, как всегда руководствуясь загадочными побуждениями, не стал убирать «Монашку и святого отца» из программы, только велел кое-что переписать: теперь Ноа должен был появиться не под конец, а в самом начале и сменить митру на пилеолус[12]. «Трещотка» и «Сиропщик» благополучно пережили репетицию, хотя Найджел захотел сократить «Трещотку» на двадцать секунд. Я призадумалась: убрать игру в самолетик или урезать диалог мужчин-судей?.. Выбрала последнее, пусть и не без сомнений: вдруг потеряется смысл сюжета? Скетч Крылатого переставили в самый конец. Тут уж пан или пропал. Найджел большой ставки на него не делал; финальные скетчи вообще частенько отменяли прямо во время эфира, но иногда они становились хитами.

После совещания я помчалась работать над карточками с подсказками и наткнулась на сценариста Бенджи.

– Фигово, что Найджел вырезал «Правило Дэнни Хорста». Хороший получился скетч.

– Есть такое. – Объяснять времени не было, даже если бы хотелось. До эфира оставалось десять минут, на «финишной прямой» уже играла наша группа, а зрители нетерпеливо перешептывались в ожидании начала.

Хотя обычно аудиторию немного подогревал Дэнни, в тот день его подменял Бейли – он тоже пришел из стендапа. Потом Бейли ушел со сцены, и туда радостно помчался Джей, а Бьянка, Линетт и Грейс заняли свои места за ним. Я не видела «финишную прямую», но давно знала порядок: Джей, как всегда, вышел в голубом костюме-тройке в стиле семидесятых, а девушки – в коротких серебристых платьях с лямкой на шее и высоких белых сапогах. Они распевали «Мы все одна семья», и у зрителей срывало крышу.

По дороге к своему местечку под балконом (эдакая нейтральная территория чуть поодаль от берлоги Найджела и его розового вина) я столкнулась с Вив – она готовилась к роли редактора в скетче про мемуары Джеймса Коми. Актеры в последние минуты перед началом выступления всегда напоминали мне Золушек перед балом: гримеры, стилисты и костюмеры хлопотали над ними, как мышки и птички в сказке. Я не стала им мешать и говорить при посторонних о докторе Тео, поэтому лишь вопросительно поглядела на Вив, подняла большой палец вверх, а потом опустила вниз – мол, хорошие новости или плохие? Подруга кивнула и подняла палец вверх. Конечно, она не поняла, что именно я спрашивала – пришел доктор Тео или нет, поговорили они или нет? – но жест был многообещающий.

– Супер! – кивнула я и пошла на свое место, где уже стояли двое других сценаристов, Патрик и Дженна.

Если не случалось форс-мажоров (например, номер шел со скрипом и продюсеры просили его подсократить), я оставалась там до конца. Даже когда мои скетчи не попадали в программу, я с удовольствием следила за выступлением и гордо думала: нашу передачу транслируют по всей стране! Ведь я, как Ноа и миллионы других людей, тоже когда-то была ребенком, увлеченно смотревшим «НС» из далекого Нью-Йорка.

Пробило одиннадцать двадцать восемь, одиннадцать двадцать девять (один из афоризмов Найджела гласил: «Шоу начинается не потому, что все готово, а потому, что пробило одиннадцать тридцать»), и наконец Пенелопа объявила:

– Тридцать секунд до эфира, тридцать секунд! Вперед, вперед!

Начался скетч «для затравки»; Оливер изображал до отвращения самодовольного Джеймса Коми, Вив – нетерпеливого редактора, а Линетт – пресыщенную жизнью Хиллари Клинтон. В финале они разрушили четвертую стену[13], посмотрели прямо в объектив камеры и хором поприветствовали зрителей, как делают на «НС» еще с восемьдесят первого. Приветствие неизменно пробуждает во мне восторг; это сравнимо с шипением баночки газировки, оргазмом или ожиданием оргазма – радостное волнение, удовольствие и предвкушение. Прежде я не понимала кое-чего важного о работе на «НС»: пусть некоторые строчки не отличаются остроумием, камеры иногда запаздывают, а скетчи с треском проваливаются, живое выступление – не слабость нашей