Машина знаний. Как неразумные идеи создали современную науку - Майкл Стревенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рисунок 4.2. Плоды процедурного консенсуса: молекулярная структура ТРГ
Железное правило устанавливает определенные «правила игры» аналогичным образом и с таким же эффектом. Игра – это научный спор, и железное правило определяет, что считается «законным ходом», а именно – проведение эксперимента или наблюдение, которое дает соответствующие эмпирические данные. Поскольку правило также раз и навсегда определило, что считается эмпирическим тестированием, на вопросы о легитимности подобных исследований также был найден четкий однозначный ответ. И таким образом, умы и ресурсы ученых могут, ни на что не отвлекаясь, сосредоточиться на том, что они могут и должны сделать в предписанных рамках. Таким образом, они рассуждают не о том, что делает ход законным, а о том, что делает его эффективным.
Консенсус об эмпирических исследованиях позволяет, например, прийти к всеобщему соглашению о необходимости проведения определенных экспериментов, даже если они требуют невероятно большого количества труда и финансовых вложений. В некоторых случаях ученые, имеющие совершенно противоположные теоретические взгляды и устремления, объединяются, формируя временное сообщество, работающее над единым проектом и способное благодаря своему размеру и единству делать вещи, выходящие за рамки возможностей одной исследовательской группы. Некоторые из ученых, занимавшиеся поисками топ-кварка в Фермилабе недалеко от Чикаго в 1990-х годах или бозона Хиггса на Большом адронном коллайдере недалеко от Женевы в 2010-х годах, надеялись подтвердить предсказания Стандартной модели физики, из которой следовало существование этих частиц, – в то время как другие надеялись опровергнуть Стандартную модель («Я ненавижу Стандартную модель», – сказал мне один из них), а третьи сомневались, что эти исследования вообще что-то дадут. Тем не менее все они согласились, что эксперименты стоили их времени и вложенных денег.
Чаще исследовательские группы воплощают свои проекты независимо друг от друга, как в случае с экспедицией Эддингтона по наблюдению затмения или независимыми попытками Гиймена и Шелли выделить ТРГ. Они отправляются в путь в одиночку, но благодаря консенсусу, основанному на железном правиле, делают это с ведома и одобрения своих конкурентов, которые согласны с тем, что проведенный эксперимент или наблюдение внесут весомый эмпирический вклад в аргументацию. Это одобрение представляет собой своего рода моральную поддержку, а в современную эпоху, когда наука ведется в основном на деньги спонсоров, оно также достаточно часто обеспечивает финансовую поддержку, так как советы, состоящие из ученых с противоположными взглядами, соглашаются на прямое финансирование того, что всем участникам кажется достойными проектами, даже если сами надеются получить противоположные результаты.
Эта игра не всегда ведется против прямых соперников. Иногда это больше похоже на комнату, полную игроков в пасьянс, каждый из которых стремится превзойти других в соревновании по решению разнообразных задач, поставленных самой природой. Однако соревнование имеет смысл только в том случае, если все стремятся к одному и тому же результату.
И вот одновременно подстегиваемые железным правилом и скованные им же ученые проводят новые эксперименты или делают новые наблюдения, на осуществление которых в противном случае ни у кого не было бы ни мотивации, ни ресурсов. Так возникают спутниковые антенны для исследования закономерностей в устройстве космоса, попытки зафиксировать слабое радиоэхо Большого взрыва, гравиметры для обнаружения мельчайших различий в толщине земной коры, калориметры для измерения неосязаемых потоков энергии, порождаемых химическими реакциями, аккуратные, вместе с тем достаточно тщательные методы раскопок для обнаружения окаменелых перьев, разбитых горшков, рухнувших храмов – все эти инструменты существуют, благодаря железному правилу, и настроены таким образом, чтобы функционировать в рамках одной теоретической когорты.
Надеюсь, вы понимаете, что я подчеркиваю важность нормативного единства вследствие моего знакомства с концепцией Куна о науке, движимой парадигмами. У меня есть определенные разногласия с Куном. Его игры – это отдельные научно-исследовательские программы – скажем, ньютоновская физика или эволюционная биология, – каждая из которых имеет свой особый набор правил, неявно заложенных в парадигме, определяющих допустимые ходы в рамках конкретной программы. Моя игра охватывает всю науку: ее железное правило одинаково распространяется и на ньютоновскую физику, и на микроэкономику, и на молекулярную генетику. Таким образом, для Куна правила меняются со временем – то есть во время научных революций, – в то время как, подобно правилу фальсификации Поппера, мой процедурный консенсус сохранится навсегда или, по крайней мере, до тех пор, пока существует наука.
Кроме того, куновская парадигма нормотворчества – это психологическая идея-фикс, альтернативы которой не могут представить даже ученые, находящиеся в ее власти. Я, напротив, считаю, что железное правило науки больше похоже на спортивную условность, чем на психологическую тюрьму. Шахматисты могут легко придумывать разные правила (и иногда развлекаться этим), но в рамках соревнований они соглашаются придерживаться официального протокола. Точно так же ученые соблюдают железное правило не потому, что не могут представить себе альтернативу, а потому, что знают, что правило характеризует то, чем должна заниматься наука, и точно так же, как шахматисты хотят играть в шахматы, хотят заниматься наукой.
Хотя мои разногласия с Куном достаточно глубоки, я подчеркиваю, в какой степени я воспринял его тезисы: бесспорное установление легитимности доказательных маневров, будь то парадигма или неизменное железное правило, обеспечивает интеллектуальную безопасность, способность научного предприятия производить дорогостоящие, но вполне релевантные эмпирические исследования.
Идеи, изложенные мной на последних нескольких страницах, являются одними из самых важных. Вместе они отражают то, как процедурный консенсус, управляемый железным правилом, приводит в действие машину научного знания. Я изложу их еще раз.
Во-первых, консенсус обеспечивает преемственность. При наличии ресурсов и желания Монтекки и Капулетти смогут спорить до тех пор, пока не найдут точки соприкосновения. В науке не бывает дуэлей или разводов, не бывает расколов, подобных тем, что случались в религии или политике, когда противоположные лагеря полностью прекращали диалог или приходили к кровавой резне. Всегда есть что-то, о чем даже самые заклятые противники могут договориться: провести еще одно испытание.
Во-вторых, железное правило направляет надежду, гнев, зависть, честолюбие, негодование – весь огонь, пылающий в человеческом сердце, – к одной цели: получению эмпирических данных. Сложные чувства Капулетти и Монтекки друг к другу должны, пока они следуют научному сценарию, выражаться в виде серии научных исследований или наблюдений.
В-третьих, основные условности игры, законные доказательные ходы, фиксированы и едины на все времена. Это дает игрокам – ученым – спокойную, но твердую уверенность в прочном фундаменте их предприятия, устойчивую интеллектуальную и моральную платформу, на которой можно строить великие экспериментальные проекты, не боясь финансовых, эмоциональных или физических затруднений.
Таким образом,
