Записки рыболова-любителя. Часть 5. Поход за демократию - Александр Намгаладзе

– И главное, определись: ты за Мурманск или за Апатиты? Если за Апатиты, то я буду против тебя, ты уж извини. И не вздумай юлить – туда-сюда!

– Понял, – ответил я ему, а про себя подумал: неужели в самом деле ты будешь за меня, если я выберу Мурманск? Сомневаюсь что-то.

Выходя от Терещенко, во дворе старого корпуса ПГИ я столкнулся… со Славой Сазановым! Господи! Сколько лет, сколько зим! Больше двадцати уже! Сколько раз я приезжал в ПГИ после того, как мы со Славой окончили физфак в 1966 году, и ни разу с ним не встречался – то он в Салехарде, то ещё где-нибудь в экспедиции, только приветы друг другу передавали. Или нет, вру – встречался один раз в Апатитах, в кафе «Имандра» году в 69-м, но всё равно – когда это было…

Слава забурел, поржавел как-то лицом, голова седая абсолютно, но комплекция и манеры те же. Поболтать нам долго не пришлось – меня ждали. Но Слава успел меня спросить:

– Ты за кого – за Мурманск или за Апатиты?

– В Мурманске, разумеется, за Мурманск, – отшутился я.

Выступления кандидатов в Мурманске и Лопарской не разбивались, как в Апатитах, на два – семинар и общее собрание, а сразу собирались все желающие поглядеть-послушать возможного будущего нового директора. Терещенко, впрочем, такого желания не проявил и на встречу не пришёл, не было практически и остальных его сотрудников, за исключением старшего брата, Учёного секретаря института. Распопов же и Пятси были, появился и Горохов.

Вопросы, которые мне задавали в Мурманске, во многом повторяли то, что звучало в Апатитах, и прежде всего, конечно, – где будет дирекция, где Вы будете жить, и т.д., и т. п. Опыт, приобретённый в Апатитах, позволил мне выступить, кажется, лучше, чем там: отвечал я увереннее и короче.

Часть дирекции будет в Мурманске, часть в Апатитах, оба отделения должны иметь финансовую самостоятельность и необходимые вспомогательные службы. Где я буду жить – пока не решил, но намерен поставить дело так, чтобы этот вопрос никого особенно не волновал.

В конце концов, ни Мигулин, ни кто-либо из его замов не живут в Троицке, а в Калининграде Мигулин был в последний раз в 1970 году, когда Гострема привёз. Здесь вопрос так остро стоит потому, что люди привыкли – кто ближе к директору, кто к нему «вхож», тот и живёт лучше.

Но этого не должно быть. Решать все вопросы директор должен не келейно, а в духе времени – опираясь на Учёный совет и общественное мнение. Минимум секретности, максимум гласности. А то, что это такое, как мне тут рассказали: штатное расписание засекречено, у Лазутина без его согласия людей из его лаборатории увели, Шумилову передали… Завлабы должны быть хозяевами средств и штатов лабораторий.

Это место моего выступления задело, судя по всему, Распопова, и по окончании собрания он уже безо всякой любезности заявил мне:

– Вас дезинформировали. У нас на права завлабов никто не покушается.

– Но Лазутин говорил мне…

– Лазутин сам отказался выполнять спецтему, и мне пришлось поручить это Шумилову с передачей ему части людей. Тема-то по Постановлению ЦК и Совмина!

Вот так. Так он понимает права завлабов.

Но самой живой и продолжительной была у меня встреча с лопарянами в Лопарской – главной обсерватории ПГИ, покрупнее нашей Калининградской, где Сашуля проходила преддипломную практику в 1965-м году. Там Рая Кукушкина угощала меня мочёной брусникой, начальник обсерватории – Волков провёл со мной экскурсию по своему хозяйству и поразил меня подвалом жилого дома (типа нашего измирановского в Ладушкине) – там и сауна с прекрасным бассейном, и комната отдыха с телевизором, и биллиардная, и комната для настольного тенниса, всё отделано деревом, украшено резьбой – красота! И трассу они сооружают горнолыжную с подъёмником.

Обедом меня покормили в собственной столовой, а после обеда и до конца дня – встреча с коллективом.

Разумеется, весь набор стандартных вопросов имел место, но были и нестандартные. Например:

– Каковы Вы во гневе? И часто ли гневаетесь?

– Чаще всего меня внук выводит из себя. Жуткий буян. И в гневе я его за ухо деру.

– Есть ли у Вас связи наверху?

– Вы имеете в виду Президиум АН? Нет, связей у меня там нет. Дадите мне мандат – будут.

– Оставите ли Вы замом Пятси?

– Не знаю, не работал с ним. На первое время, скорее всего, оставил бы.

Тут реакция зала была такая примерно:

– Не надо его оставлять, он в Лопарскую-то и носа не кажет. Лучше Власкова поставьте.

– Какие журналы Вы выписываете?

Ну, и т.д., и т. п. Основная же проблема для лопарян – жильё в Мурманске. Люди на пенсию уже выходят, а живут по-прежнему при обсерватории. Здесь надо профилакторий делать, а людей в Мурманск переселять. А тут ещё апатитяне конкурентами окажутся…

На следующий день в Мурманске появился Лев Ерухимов, но твёрдости в его намерении бороться за пост директора не чувствовалось. А Гульельми отказался – прислал телеграмму, по семейным обстоятельствам якобы. Из Апатит позвонили и сообщили, что Пивоваров там выступил очень хорошо, произвёл впечатление. В Мурманске он тоже произвёл впечатление, но, главным образом, на АХЧ и обслуживающий персонал: атомную станцию закрыл, друг Марчука – так, по словам Власкова, восприняли его лаборанты.

Моё выступление в Мурманске он расценил как удачное и повысившее мои шансы, а Слава Сазанов со слов своей жены (она работает инженером в Лопарской, там я, наконец-то, познакомился с нею) утверждал, что и лопарянам я вроде бы понравился.

481. Октябрь 1988 г. Разговоры в ИЗМИРАН с Лобачевским и Мигулиным

Домой я вернулся 29 сентября, а в субботу 1 октября мы с Серёжей ездили в Богатово. Серёжа водил на новые для меня места вдогонку за маячившей впереди парой грибников, в одном из которых Серёжа подозревал Лёшу Буздина (мужа Ларисы – сестры Люды, от которой Серёжа ушёл, впрочем, не разведясь ещё) – знатока местных грибных угодий. Эту парочку мы так и не догнали, хотя она не раз возникала на просеках где-то впереди.

Истоптали мы не один гектар дремучих богатовских лесов, разбитых на квадраты просеками. Эти просеки заросли крапивой в человеческий рост, а канавы по их краям превратились кое-где в глубоченные рвы с водой. Преодолевать все эти препятствия с корзинами в руках – основное богатовское развлечение, специфика мест, так сказать, превращающая мирную грибную прогулку в полноценное спортивное мероприятие.

Что касается грибов, то отдельные лесные квадраты кишели перезрелыми чёрными груздями со шляпками в тарелку величиной, в других квадратах не было вообще ничего. И лишь в одном квадрате попались приличные грибы: я нашёл там 30 подберёзовиков, причём в основном черноголовых, качественных, 2 польских, 1 подосиновик, Серёжа – три белых, очень хороших, и там же на опятовую полянку наткнулись, но это было всё же не то место, которое искал Серёжа.

Мы продолжили поиски и залезли вообще в такие дебри, из которых едва выбрались. К счастью вышли на ближний к Богатово край леса. До дизеля оставалось ещё около двух часов, и неугомонный Серёжа снова нырнул в лес. У меня же спина просто трещала, нагрузка оказалась слишком высокой для моего бедного позвоночника.

Я уселся на кочке на краю поля, вывалил содержимое корзины на землю и принялся перебирать, сортировать и чистить грибы, аккуратно складывая их обратно в корзину, выложив, разумеется, лучшие грибы наверх. Такое редко мне удавалось: обычно тащишь домой всю грязь, насыпавшуюся в корзину с кустов и деревьев, и грибы лежат, как попало, вперемешку, и хорошие, и барахло – никакой эстетики, вроде как у Серёжи сейчас, вон он вылез из лесу, взмыленный, ошалевший слегка уже.

– Ну, как, нашёл что-нибудь ещё?

– Не-а.

– А я, вот видишь, порядок навёл в корзине, отдохнул.

– Молодец. Поскакали на дизель, пора уже.

На остановке дизеля в Богатово мы встретили ту парочку – Буздина с Мишей Локтионовым. Грибов у них было меньше нашего. Правда, у Буздина имелось 5 красавцев белых, крупных и твёрдых. Прочие же грибы – так, дрянь всякая. Наши подберёзовики выглядели убедительнее.

А 2 октября, в воскресенье я уже снова ехал в командировку, в ИЗМИРАН: Лобачевский собирал очередную внеочередную секцию по обсуждению итогов работы курируемых им подразделений и выявлению среди них достижений общеинститутского масштаба. Мы заявили в качестве своего достижения нашу большую модель – теперь она уже реально существовала в полном или почти полном виде, и секция признала это достижением.

Но только ради этого я бы в ИЗМИРАН не поехал. Основной задачей у меня было – встретиться с Мигулиным и поговорить с ним, как это советовал мне Брюнелли, относительно моей кандидатуры на пост директора ПГИ.