Святой Вроцлав - Лукаш Орбитовский

— Девки, я должна вам кое-чего сказать. Я страшно люблю своего парня, — прошептала она, сама не зная, зачем.

Охотнее всего она очутилась бы сейчас в его компании, вот так бы прижалась и стояла мгновение, а потом — чего там говорить, сделала бы с ним все, на что до сей поры им не хватало смелости. Трахались бы до самого рассвета, а то и до вечера, пока Михал не превратился бы в тряпку, оставшуюся от человека; в тряпку, которой можно было бы окутаться. Ну да, именно этого сейчас ей и хотелось. Пить, курить и не покидать кровати.

— Клё-лёвая травка, — припомнилось ей, — у нас есть еще?

— Ясен перец, — раздалось слева.

— Закурим, как только уже будем на месте, — прозвучало справа. — Ты же только-только курила. Едва идешь. А что ты станешь делать, когда будет нужно бежать?

Малгосе показалось, что над этими словами нужно поразмыслить, вот только головы для переваривания мыслей не было. Время шло как-то замедленно. Как ей казалось, они шли уже минут двадцать, тем не менее, она видела огни улицы, на которой недавно пиршествовали, так что можно было подумать, будто бы это сама Земля подшучивает над ними и крутится не в том направлении, в котором они стремятся. А стремились они прямиком в Святой Вроцлав.

Малгося узнала место. Ей было странно, что они находятся так близко от ее дома. Дома по другой стороне моста[68]были черными даже среди бела дня, не говоря уже о нынешнем времени; здесь толпились странные паломники; сюда люди приезжали целыми семьями, чтобы танцевать, петь песни и пропадать без вести. Зрители неустанно кружили, распевая песни или разговаривая. Один только странный мужчина с татуировкой на лице стоял неподвижно. Все пялились на черные дома, застывшие за этим типом. Он же направлял взгляд выше, куда-то над крышами.

— Мы же туда не идем? — испуганно спросила Малгося.

— Да ты чего, — ответила Люцина.

— И речи не может быть, — прибавила Беата.

— Концерт состоится вон там, подальше.

— По Оборницкой будет ближе всего. — Люцина схватила потную руку Малгоси. — Пройдемся туда, и все. Ну, Гося.

Тут нечего бояться.

Малгося подумала, что было бы чертовски нехорошо столкнуться сейчас с матерью или отцом, и ускорила шаг. Никто не обратил на них внимание, когда три девицы прорвались сквозь толпу паломников — они пахли верой, потом и горелым жиром — и дальше, мимо полицейских машин, скорой помощи и журналиста, у которого была такая рожа, словно он только что выслушал все речи Фиделя Кастро. Если бы поглядеть на девчонок сверху, именно так, как сейчас смотрю на них я — вы бы увидали два белокурых шарика, стерегущих маленькое черное пятнышко.

Шли они быстро. Людей оставили за собой. По обеим сторонам высился Святой Вроцлав. Дождь полил сильнее. Малгося сгорбилась, сигарета намокла. Она вздрогнула.

— Далеко еще?

— Подходим, — прозвучало в ответ. Девушка так и не поняла, с какой стороны. Не могла она видеть и того, что подружки переглядываются. Толпы были где-то у них за спинами. Со стороны Балтицкой людей практически и не было. А может, они попрятались. Свет уличного фонаря окрашивал дождевые капли. Промелькнуло такси.

Люцина отступила за спину Малгоси, покопалась в сумочке; девушка даже услышала шелест, как слышу я его сейчас — но обернуться не успела. Голова ее очутилась в пластиковом мешке. Малгося взвизгнула, подскочила, а Беата уже упала на нее сзади, прижала к земле. Малгося лицом грохнулась о тротуарную плиту, страшно было больно в носу, кровь из рассеченной брови размазалась по черной пленке. Не знаю, то ли Малгося потеряла сознание, то ли застыла от изумления — но Беата без какого-либо сопротивления крепко связала ей руки за спиной. Вдвоем подруги прижали Малгосю к земле. Осколок стекла вонзился девушке в щеку.

— Курва ты дурная, — просопела Люцина. Она умело отобрала у Малгоси сотовый телефон, — с тобой, как с дитём малым.

— Первого встречного-поперечного мы к себе не приглашаем. Нужно было подумать об этом.

— И не пить, не пить всякую гадость, не пить, — повторяла Люцина. Она уже подняла ногу, чтобы пнуть Малгосю. Беата вовремя схватила ее за щиколотку.

— Нет, — прошипела она, — ежели чего, мы тут не при чем…

Они потащили Малгосю за руки. Мешок был большой, он сдвинулся за лопатки, на высоту груди. Девушка пыталась было дергаться, отчаянно завопить, но ей не удалось. Иногда люди поворачиваются, слыша крик, но только не тут. Впрочем, рядом вообще никого не было.

Ноги у Малгоси были свободны, и она пыталась вслепую ими пинать, но потеряла равновесие и упала бы, если бы ее не придержали. Уже совершенно дезориентированная, Малгося просила сжалиться, что если она в чем-то сделала им неприятность, то ужасно об этом жалеет. Или, возможно, это такая игра, новая забава, точно так же, как инициация в секретном клубе американского колледжа. Да нет, не игра это — когда играют, не бывает так больно. Люцина с Беатой схватили свою жертву под локти и потащили в сторону теннисных кортов, выдумывая все новые и обидные ругательства.

Они проходили мимо выросших неизвестно когда и жилистых, словно баобабы, древесных стволов и пучков травы, вымахавшей выше человеческого роста. Девицы останавливались через каждые десять-двенадцать метров, бросая Малгосю лицом в размокшую землю, передыхали, поднимали свою жертву и тащили дальше. Малгося поняла: лучшее, что она может делать, это пассивно сопротивляться. Тогда она крепко свела колени и напрягла мышцы.

Люцина с Беатой чувствовали дрожь, проходящую через самый центр позвоночника. И бешенство. Таскаясь по грязи они забрызгались по пояс.

Поначалу они хотели затянуть Малгосю в самый центр массива, впихнуть в ближайший подъезд и сбежать. Но им не хватило смелости. Они не чувствовали магии, один только страх. А в страхе ничего магического нет. Люцине казалось, будто бы она очутилась в гробнице. В окнах не горел свет; более того, стены были настолько гладкими и черными, что не было видно и самих окон. Здесь даже дождь падал бесшумно.

Сейчас они стояли напротив улицы, чтобы видеть фонари. Кое-что, помимо черных стен, изменилось здесь еще, вот только девицы не могли понять — что. До Беаты это стало доходить, когда она поднимала Малгосю с асфальта. Здесь было меньше воды, чем где-либо еще. И дождь. Он был теплым и густым, будто компот.

— Пошли, — шепнула она, — мне страшно.

Малгося пыталась что-то сказать. Мешок, грязь, кровь и вода — сейчас все это было у нее во рту. Девицы дернули ее раз, другой, разогнали — как только могли и отпустили так, чтобы Малгося полетела вслепую, прямиком в черную стенку. Девушка ударилась лбом, совершила странный полуоборот и рухнула на землю. Могу поклясться, что Святой Вроцлав застонал.

— A-а, мы сделали это! — Люцина захлопала в ладоши. — Я не знала, я не знала, что…

Беата схватила ее за руку. Она не отрывала взгляда от Малгоси, которая, придя в себя, кашляла и пыталась перевернуться на спину. При этом она терлась головой об асфальт, пытаясь снять мешок.

— Пошли отсюда, Лю, — попросила Беата.

Подруга только расхохоталась.

— Пошли уже. — Только не говори, будто бы ты боишься, — попросила Люцина, но ведь Беата и вправду этого не говорила. Она потянула подружку за собой так, что та чуть ли не упала, потом помчалась, что было сил, лишь бы подальше. Подальше от Малгоси и черных стен, в место, где дождь будет холодным, как ему и следует, где имеются люди и огни.

Они вернулись на Швидницкую, чтобы переодеться, поправить макияж, допить джин и проглотить по таблетке. Теперь уже они могли себе это позволить. Одна с другой практически не разговаривала. В себя толком Беата пришла только в клубе. Этой ночью ее сердце билось сильнее, огни были какими-то другими, их пульс слепил, бит вообще вылетал за пределы вселенной. Похоже, выпила она лишнего, потому что очнулась в туалете. Какой-то перец, которого в иных обстоятельствах она посчитала бы даже пристойным, теребил ей груди и осторожно покусывал то один, то другой сосок. Увидав, что девушка плачет, он отскочил. Ему показалось, что он сделал ей больно.

Самой возвращаться к себе домой ей не хотелось. Спали подруги в кабинете Фиргалы, прижимаясь одна к другой. Засыпая, Беата чувствовала на себе запах грязи, мужчины и чего-то еще, чего она не могла идентифицировать.

Люцину разбудил шум. Горло опухло от сигарет; протрезвление пока что не пришло. Девица увидала обеспокоенную Беату, бегающую туда-сюда между комнатой и кухонной нишей. Волосы подруги были мокрыми, от нее пахло спиртным и бальзамом для душа. Она собирала одежду в черный пластиковый мешок, точно такой же, как они натянули на голову Малгосе. Кроме того, она вытащила пылесос, ведро с водой и мокрую тряпку. Глаза Люцины расширились. Она спросила, чего подруга вытворяет.