Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом - С. Ярославцева

Московские бояре XVI в.

А вот дядя Бахтеяр, который тоже отъезжал в Литву (неясно, в какие годы), много потерял из-за этого в местах. И по службе дальше воеводы не продвинулся, хотя служил самоотверженно. Имя его часто встречается и в Летописях, и в разрядных книгах. В 1551 г. он – воевода на Вятке, разбил наголову и потопил крымцев на Каме у Вятки-реки вместе с вятчанами и казаками государевыми, и пленных князей и уланов к государю привел 46 человек[200]. Потом он три года провел в Путивле, сначала воеводой, потом наместником[201]. Затем Бахтеяра назначили воеводой в Чебоксарский город[202], и как чебоксарский воевода он участвовал со своими людьми в различных военных кампаниях. В 1552 г. был в походе Ивана Грозного против крымского царя на Коломну. А из Коломны направился полем к Казани, где участвовал во взятии Казани[203]. В 1555 г. ходил во главе передового полка вместе с окольничим А.Д. Басмановым «на поля на крымские улусы»[204].

Беляница Страдников сын Зюзин упомянут в Летописи как вестник, посланный от наместника Костромы к государю Ивану Васильевичу с сообщением о том, что побиты казанские люди, пришедшие на Галицкие места (1548 г.)[205].

Стрет Григорьев сын Зюзин – дворянин, голова в походе под Казань (1554 г.), где за службу был пожалован «деньгой золотой»[206]; отмечен в походе в Ливонскую землю под Вильян в большом полку у окольничего А.Ф. Адашева (1560 г.)[207]; в Полоцком походе (1563 г.), где в числе 10 дворян выборных в головы он был в наряде у князя Михаила Петровича Репнина[208].

И Мисюр Григорьев сын Зюзин был головой – в Перми (1555 г.)[209]. Оттуда с пермичами он ходил в том же году в поход на Казанские места[210].

Иванис в разрядных книгах появился позже, зато и служил он дольше. В 1560 г. в походе в немецкую землю к Алисту он был головой в полку левой руки с боярином князем Михаилом Петровичем Репниным[211]. Через пять лет в сходе на Берегу он по-прежнему голова – в сторожевом полку в левой руке с князем В.С. Серебряным[212]. В походах царя Ивана Васильевича и царевича Ивана Ивановича в Великий Новгород на «свитские немцы» летом 1572 г.[213] и осенью того же года – из Новгорода в Ливонскую землю[214] – он был рындой царевича у знамени, а также головой в наряде с князем Юрием Ивановичем Токмаковым. Надо отметить, что рындами назначали, как правило, стройных, приятного вида молодцев не старше тридцати лет. Но уже в эти годы он возглавлял Разбойную избу (1570[215] и 1579 гг.[216]). По возрасту он, вероятно, был ближе к Василию, чем остальные дяди. И дожил до опричнины, войдя в состав опричного войска – в Весеннем разряде 1572 г. значился в числе опричников[217]. Впрочем, едва ли ему удалось бы избежать этого.

Суздаль попал в состав опричных владений государя в числе первых городов, и из дворян опричных уездов составили опричное дворянское и стрелецкое войско. Отбор был жесткий. Дворян вызвали в Москву и произвели генеральный смотр. Четверо «старших» дворян из каждого уезда после особого допроса под присягой показали происхождение рода уездных служилых людей, рода их жен, указали, с какими князьями и боярами они вели дружбу. И лишь те дворяне, против которых не возникло подозрений в «измене», кто не был дружен с князьями и боярами, зачислялись в опричнину.

Александрова слобода. Художник С. Андрияка

Но Василий Григорьев сын Зюзин, вероятнее всего, служил уже не по Суздалю, а при царском дворе, в многочисленной свите. Введению опричнины предшествовал отъезд царя в Александровскую слободу со всей семьей и челядью, с 40-тысячным войском. Наверняка нашлась и В. Зюзину достойная служба. Полных Разрядов тех лет не сохранилось.

А потом последовало отречение царя, челобитные купцов и посадских с мольбами к царю, чтобы тот «государьства не оставлял и их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук силных избавлял»[218]. Тогда Иван Грозный согласился вернуться на царство, но разделил страну на земщину (которой будет править Дума) и опричнину (которой будет править он сам).

Василий Григорьев сын Зюзин появился в разрядной книге в 1567 г. – и сразу в должности окольничего, хотя должность эта была боярская, а Василий был лишь дворянин. Несомненно, он и до этого должен был исполнять важные службы, чтобы ему доверили обязанности царского окольничего в походе «с Москвы к Дворцам и с Дворец назад к Москве»[219]. Дворцы, несомненно, опричные: Арбатский замок, что за городом против Ризположенских ворот, и замок в Александровской слободе, в которой нес службу постоянный гарнизон. Во время путешествия государя окольничий должен был ехать впереди, наблюдая за чистотой и порядком дороги и ее окольностей, обеспечивая безопасность путешествия, заготовляя на станциях лошадей. Хоть и недалек был тот поход царя Ивана Васильевича, но крайне важен своей целью. Там состоялась тайная встреча царя с английским послом А. Дженкинсоном. Царь запретил послу делать какие-либо записи, и сведения о тайной беседе сохранились лишь потому, что посол составил письменный отчет, вернувшись в Англию в ноябре 1567 г. Грозный предложил военный союз и просил королеву в случае беды предоставить ему убежище в Англии «для сбережения себя и своей жизни и жить там и иметь убежище без опасности, пока беда не минует, Бог не устроит иначе». Соглашение требовалось хранить в величайшей тайне[220].

Скорее всего, именно в первые годы пребывания в Москве, а затем в годы опричнины Василий Григорьев сын Зюзин в качестве поместного оклада получил свои поместья, в том числе и сельцо Скрябино Скорятино тож близ речки Котел Чермнева стану. Полного перечня установить невозможно; но, судя по разным источникам, были у него в разное время большие земли – и в Угличском уезде[221], и в Пороховском уезде[222], и в Смолинском погосте[223]. И конечно, в Московском уезде: дер. Выголова (Рождественский погост) на речке Вьюновке Каменского стану[224], сельцо Хинское (позже село Никольское) на речке Хинке (Химке) в Горетовом стане[225] (помимо сельца Скрябина на Котле).

В январе 1570 г. Василий Григорьев сын Зюзин был во главе передового полка, когда Иван Грозный шел подавлять «измену» в Великом Новгороде[226]. 16 сентября того же года он вновь был окольничим в походе царя из Слободы против крымцев. 21 сентября 1572 г. в походе из Новгорода в Ливонскую землю, когда Иванис Зюзин был рындой у царевича, стольник Василий Зюзин был головой в стану государя; в его обязанности входила охрана безопасности царя[227].

20 марта 1573 г. в «Списке служилых людей, составлявших опричный двор Ивана Грозного», были помечены оклады, выплачиваемые им. 400 руб. – один из наивысших боярских окладов на Руси (для сравнения – за 100 руб. можно было купить село с деревнями). Так вот, 400 руб. получили только двое: «Василей Григорьев сын Зюзин» и «Марья Малютина жена Белскаго». Этот оклад получал в опричнине погибший за несколько месяцев до того Малюта Скуратов, и царь продолжал выплачивать его вдове. Несомненно, и Василий Зюзин получал такой же, как Малюта, оклад за те же обязанности – по охране безопасности царя. Может быть, он разделял их со Скуратовым, а может, только унаследовал после его смерти. Во всяком случае, он охранял безопасность царя в чине стольника еще несколько лет: в 1574 г. в походе в Серпухов[228], в 1576 г. в походе в Старицу[229], на службе царя в Калуге и на Берегу в апреле 1576 г. (регулярные смотры государем войск на берегу Оки) – «в стану у государя ночевать и ночных сторожи дозирать»[230]. Даже когда ему в 1577 г. пожаловали чин думного дворянина, он продолжал исполнять обязанности в походах «ночевать у государя в стану и в головах быти». В Разрядных книгах записи об этом относятся к 1577 г. (Ливонский поход)[231], 1578 г. (поход на немецкую и литовскую земли)[232], 1579 г. (в Новгород и Псков), 1580 г. (в Новгород)[233].

Честолюбивый Василий Зюзин не раз местничался (1576, 1579, 1581 гг.) и выигрывал свои споры. Местнический счет был основан, как тогда говорили, на «случаях». Если, скажем, служили два дворянина и один из них был первым воеводой, а другой вторым, то лет через 50 даже их внуки за столом на пиру у князя должны были соблюдать то же соотношение. Приняв «невместное» назначение, служилый человек наносил тем урон не только себе, но и своим потомкам и родичам. Их много десятков лет будут «утягивать» этим «случаем», ссылаться на него в ущерб роду. И даже если кто-то из служилых пропускал невместное назначение и не «бил челом в отечестве о счете», к государю вправе были обратиться (и не раз обращались) его родственники, жалуясь, что он «нечелобитьем всему роду поруху учиняет»[234]. Местнический суд В. Зюзина с П. Головиным использовался Зюзиными как «случай» и много лет спустя.