Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом - С. Ярославцева

Честолюбивый Василий Зюзин не раз местничался (1576, 1579, 1581 гг.) и выигрывал свои споры. Местнический счет был основан, как тогда говорили, на «случаях». Если, скажем, служили два дворянина и один из них был первым воеводой, а другой вторым, то лет через 50 даже их внуки за столом на пиру у князя должны были соблюдать то же соотношение. Приняв «невместное» назначение, служилый человек наносил тем урон не только себе, но и своим потомкам и родичам. Их много десятков лет будут «утягивать» этим «случаем», ссылаться на него в ущерб роду. И даже если кто-то из служилых пропускал невместное назначение и не «бил челом в отечестве о счете», к государю вправе были обратиться (и не раз обращались) его родственники, жалуясь, что он «нечелобитьем всему роду поруху учиняет»[234]. Местнический суд В. Зюзина с П. Головиным использовался Зюзиными как «случай» и много лет спустя.

В 1579 г. в походе из Новгорода к Москве князь Ф. Хворостинин в первом кушаньи у Варлама чудотворца от имени государя велел быть у стола казначею П. Головину да Василью Зюзину. Последний вторым не сел и бил челом «у стола в отечестве на П. Головина. И по суду оправлен, а казначей Петр Головин обинен»[235]. А в 1617 г., когда сын младшего брата Василия – Ивана – окольничий Алексей Иванович Зюзин, наместник Шатцкой, посол, бил челом на боярина Петра Головина, а некоторое время спустя в том же году и на Семена Головина[236], то как на «случай» для своего челобитья он ссылался на вышеупомянутое дело дяди своего Василия Зюзина.

Проигрыш местнического дела был трагедией. Когда в 1581 г. «при литовских послех искал своего отечества Михаил Безнин на Василие Зузине» и проиграл дело, «от той боярской обвинки хотел постритца»[237] [в монахи. – Ред.]. Михаил Андреевич Безнин – в прошлом опричник, с 1581 г. думный дворянин. И царь заступился за своего любимца, «того дела смотрел и Михаила пожаловал, велел дать на Василья правую грамоту»[238].

Надо отметить, что самое раннее из сохранившихся местнических дел – Василия Григорьевича Зюзина с Федором Федоровичем Нагим 1576 г., – относилось ко времени и Ивана IV, и опричнины. При его прочтении ясно, что отношение правительства к местничеству было весьма серьезным. С особой заботливостью и тщанием судьи восстанавливают все относящиеся к спору факты, хлопочут об их скорой проверке, рассылают гонцов по деревням за грамотами, которые могут храниться во владениях осведомленных родственников спорящих, заставляют дьяков искать таковых по всем четвертям и считают 4 дня долгим сроком, если грамоты не присланы.

Дело это – среди всех местнических дел – было едва ли не самое известное. Поэтому необходимо о нем рассказать подробнее. Возникло оно, когда государь пошел в поход, кажется в Старицу, и перед ним в окольничих (по службе, а не по званию, достоинству) велено было быть Федору Нагому и Василию Зюзину. (Кстати сказать, Федор Федорович Нагой был пожалован окольничим годом позже, а еще через несколько лет Иван Васильевич Грозный женился на его дочери.) В. Зюзин, сочтя, что ему «Федора меньши быть невместно», бил челом государю, не желая быть после Федора Нагого: «Милостивый Государь, покажи милость, пощади холопа своего, ни дед ни прадед мой во Твери меньши деда и прадеда Федорова ни коли не бывал...»

На запрос судей – боярина князя Ивана Петровича Шуйского и дьяка Андрея Шерефединова, рассматривавших его челобитную, – Зюзин повторил, что основанием для своего старейшинства считает то, что прежде в Твери дед и прадед его не были меньше деда и прадеда Нагого. Зюзин подал судьям память, в которой изложено, что по завоевании Твери Великим князем Иваном Васильевичем (в 1485 г.) она отдана была его сыну Ивану Ивановичу, который бояр тверского великого князя Михаила Борисовича пожаловал своими боярами. Причем на вотчины им даны грамоты, где они писаны боярами. Такая же пожалована и Афанасью Шетневу (прадеду), когда он был выпущен из тюрьмы, куда был посажен за то, что племянники его родные, Василий Андреевич Зюзин (дед) с братьею, уехали в Литву с прежним государем. Такая же грамота должна быть у Нагого, данная его предкам, если кто из них был боярином, а ниже его в Твери Зюзины не бывали. В памяти было также указано, что Афанасий Зюзин был наместником на Галиче старшим, чем М. Тучков, ссылаясь на грамоту и списки (судные), а также что Фетинья Шетнева, мать Петра Шетнева, жила у государя на сенях и была государевой милостью честью и местами больше Елены Плещеевой. Обо всем этом Василий Зюзин просил судей произвести сыск.

На вопросы судей: где упомянутые грамоты, В. Зюзин сообщил, что все документы хранятся у Петра Шетнева, внука Афанасия Шетнева. Из родословия, которое подал при этом В. Зюзин, было видно, что звание тысяцкого в Твери держалось в тверском боярском роду Шетневых несколько поколений.

24 мая 1576 г. дело слушал государь Иван Васильевич и велел сыскать грамоты, на которые указывал В. Зюзин. И на следующий день был послан в Москву Посник Коверин сын Челюсткин с наказом взять у Петра Шетнева грамоту, которая была дана его деду Афанасию Шетневу в мае 1486 г. С тем же послом была послана грамота Петру Шетневу от имени князя Ивана Васильевича Московского и великого князя Симеона Бекбулатовича всея Руси, написанная в Старице.

Не получив своевременного ответа, 29 мая оба государя из Старицы же послали грамоту дьяку Ан. Щелкалову: велели взять грамоты от Петра Шетнева и скорее прислать, а также велеть приехать для разбора дела Иванису Зюзину. Между тем и П. Шетнев 28 мая послал ответ, приложив требуемые акты, кроме жалованной Галицкой грамоты, которая сгорела в пожар (1571 г.). Пока судьи разбирали полученные бумаги, выслушивали Зюзина и Нагого, оба государя послали 2 июня В. Грецова к дьяку Ан. Щелкалову, так как не получили от него ответа. Через три дня В. Грецов вернулся с отпиской Щелкалова, с которой он послал выписки из отысканных им разрядов. Петра же Шетнева Щелкалов не нашел, а сын Петра Семен сообщил, что отец уже отослал все бывшие у него акты. Получив выписки из разрядов различных лет, судьи могли установить, кто где служил и кто был кого больше или меньше по службе.

Вскоре в Государев стан на Олешню приехал дядя В. Зюзина Иванис Зюзин. При прочтении ему местнического дела И. Зюзин делал различные поправки.

Конца у дела нет, и чем закончился разбор челобитья, не видно[239]. Но в деле приведено много документов того времени. В частности, список с жаловальной грамоты слово в слово, данной боярину Афанасию Шетневу Великим князем Иваном Ивановичем:

«Се яз Князь велики Иван Иванович пожаловал есми Боярина своего Офонасья Ивановича Шетнева, что де и у него земли, на нашей отчине в Великом Княженье во тверской земле, и ож будет так, и хто у него на тех землях учнет жити людей, и тем людем не надобе ни дань, ни ямь, ни которая пошлина, ни какова тягота; ни дело мое Великого Князя. А наместником моим и Волостелем и их Тиуном на Офонасья и на его люди пристава не давати, не судити, опричь душегубства и розбоя, татьбы с поличным; а Тиуном и доводчиком к Офонасьевым людем не въезжати и пошлин не имати, Дворскими и Сотцкими Офонасьевыми людьми не наряжати, а ведает и судит Офонасей свои люди сам или его прикащик, а сплететца Офонасьев человек з городским человеком или волостным, и Офонасей судит с Наместником или с Волостелем вместе, или его прикащик, а присудом делятся наполы, а кому будет чего искати на Офонасье или его людех и он ищет передо мною Великим Князем. А дана грамота во Твери лета девятьдесят четвертаго Маия, а назад Грамоты написано: Князь Великий»[240].

Думный дворянин Василий Григорьевич Зюзин исполнял весьма ответственные службы. С 1577 г. по самую кончину Василий Григорьевич состоял в Боярской думе.

Боярская дума в Древней Руси представляла постоянно действовавший государственный совет. Она принимала участие в решении почти всех вопросов, касавшихся и внешних сношений, и всех дел, с ними связанных. Но существовала еще и Ближняя дума – частный совет государя, состоявший из наиболее близких и доверенных лиц царя. Созывалась Ближняя дума, когда царь считал нужным предварительно, до внесения известного вопроса в Думу, выслушать мнение по поводу его от заслуживших его доверие лиц. В дипломатических документах встречаются указания на участие членов Ближней думы в обсуждении наиболее щекотливых вопросов внешней политики. Так, думные дворяне Зюзин и Черемисинов, состоявшие в числе посольства, заключившего в 1578 г. перемирие с Баторием, названы «Ближние думы дворянами»[241].

Во время присутствия в 1581 г. в Москве папского посла Антония Поссевина Иван Васильевич принимал его в Старице, которая тогда была царской резиденцией. Думные дворяне Василий Григорьевич Зюзин и Роман Михайлович Пивов встречали посла на большой лестнице у входа во дворец. А после представления посла, его даров, грамот и дел, которые привели папского посла в Россию, «Великий Государь велел ему сказать, что для выслушания тех дел вышлет к нему своих Ближних людей». Выслушали посла те же думные дворяне В.Г. Зюзин и Р.М. Пивов с тремя дьяками. Они же сообщили государю обо всем услышанном от посла, после чего государь «указал ему ответ учинить Дворяном Ближния Думы Василию Григорьевичу Зюзину да Роману Михайловичу Пивову...»[242]