Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом - С. Ярославцева

Но, судя по словам его сестры Ольги Васильевны в «Духовной...», Яков, по старому обычаю, перед смертью (возможно, будучи тяжело раненным в битве) принял постриг в Чудовом монастыре – во иноцех Иосиф. И после этого он был похоронен в Чудовом монастыре, рядом с могилой отца и брата. В Троице-Сергиевой лавре была похоронена его вдова Анна Михайловна, дочь князя Михаила Александровича Мосальского[266], скончавшаяся 19 ноября 1611 г.

Ни Яков, ни Ольга Зюзины детей, как видно, не оставили, и владения перешли их двоюродному брату Алексею Иванову сыну Зюзину, а потом его вдове Федоре Григорьевне и детям – Григорию, Василию и Никите Алексеевичам. Последний стал боярином и новгородским воеводой, известным всей России после суда над ним в 1665 г. за «ложные приветы» от царя Алексея Михайловича бывшему патриарху Никону. Смертную казнь ему, после помилования, царь заменил ссылкой в Казань; поместья его и вотчины отобрали в казну, оставив двор и движимое имение на прокормление[267].

Известен дом Никиты Алексеевича Зюзина. Он стоял на Лубянке при повороте к Кузнецкому мосту напротив колокольни церкви Введения Пресвятой Девы, построенной на месте старой каменной церкви в 1518 г.[268] Кто знает, может, в этом же доме жили и Василий Григорьевич Зюзин, и сын его Яков Васильевич.

Это были самые именитые представители рода Зюзиных. В правление царевны Софьи Алексеевны (1682–1684) при подаче родословных род Зюзиных вошел в первый разряд – боярских родов (роспись подал Иван Иванов Зюзин)[269]. Скорее всего, знаменитой фамилия стала именно после Никиты Алексеевича Зюзина, а потому и закрепилась за двумя селениями, уже перешедшими к тому времени к другим владельцам. Одно из них – сельцо Скрябино Скорятино тож Чермнева стану, вероятнее всего, было продано еще Яковом и перешло во владение стрелецкого головы Федора Ивановича Челюсткина.

Стрелецкий голова Челюсткин

Стрелецкий голова Федор Иванов Челюсткин упомянут как владелец сельца Скрябино, Зюзино тож, в документе от 1618 г.[270] Как будто именно в этот год он был известен как стрелецкий голова. Но при изучении архивов я нашла его в «Списке стрелецких голов и сотников», служивших еще Ивану Грозному («Голова Федор Челюстькин. Его приказу сотники: Иван Некрасов, Семен Ретькин, Богдан Ходырев, Микита Зеленой, Богдан Тарасов»)[271]. Значит, стрелецким головой он стал еще до 1584 г., до кончины Ивана Грозного. И был им в последующие 35 лет? Или это только молва о прошлой славе оставила за ним это звание?

Многие ли знают, кто такие стрельцы? Так, какие-то легенды о стрелецких бунтах, и не больше. А ведь стрелецкие отряды (полки), впервые созданные по указу Ивана Грозного в 1550 г., стали основой первого профессионального войска в русском государстве.

Дворянские отряды, созывавшиеся лишь по надобности («по вестям с украйны» о намерениях врага), не имели ни хорошей выучки, ни современного вооружения. Дедовское оружие – сабля и лук – были дворянам привычнее. Огнестрельное оружие тех времен – пищали – были тяжелы и требовали постоянного «навыкания» в обращении с ними. И их отдавали военным слугам-холопам. Ведь каждый дворянин должен был явиться «конен, люден и оружен», т. е. привести людей и лошадей сообразно с размерами поместья, вооружиться сам и вооружить своих людей. Приезжие дворяне не имели такого цветного платья, оружия и сбруи, как дворяне государева полка. В XVI в. более зажиточные имели стальной шлем, кольчугу и панцирь, наручники, наколенники, саблю, копье, лук со стрелами. Бедные довольствовались медной шапкой-мисюркой, иногда с сеткой для защиты шеи и очень несложным вооружением. В XVII в. дворянин иногда тратился и на огнестрельное оружие – пищали и пистоли, – но редко кто пользовался им умело, так как искусству владеть таким оружием никто правильно не обучался, а недолгий военный навык скоро забывался.

Конный жилец

На смотрах перед государем дворяне старались блеснуть, особенно в присутствии иностранцев. Вот каков отзыв одного из польских дворян, наблюдавших такой смотр, об отряде конных жильцов: «Цвет длинных красных одеяний был на всех одинаков; сидели они верхом на белых конях, а к плечам у них были прилажены крылья, поднимавшиеся над головой и красиво расписанные; в руках длинные пики, к концу коих было приделано золотое изображение крылатого дракона, вертевшееся по ветру. Отряд казался ангельским». Крылья делались из орлиных перьев и прикреплялись ремнями к плечам. Однако блестящая дворянская конница представляла из себя лишь толпу всадников, которые были одеты в цветное платье, шапки из золотой парчи, отороченной мехом и украшенной самоцветными камнями, с поводами из золотых и серебряных цепей и бубенчиками, привязанными к копытам лошадей; наши «шевалье» не соблюдали никакой дисциплины и мешали друг другу.

Столь же нестройную толпу представлял из себя полк московских подьячих всех московских приказов. На войну их отправляли редко, но ежегодно проводили смотры. И для этого Разрядный приказ тщательно вел списки всех подьячих и оружия, которое у них имеется. Получавшие большое жалованье являлись на смотр на конях, одни с пищалями, другие с пистолями, иные с саблями. Подьячие низшего оклада являлись пешими, вооруженными только старинной рогатиной. Но если кто на смотр не являлся или представлял оружие не в должном порядке, того ждало наказание: «тем в приказех не быть и жалованья им не давать».

Отряды пищальников, набираемые из ремесленников на время войны, были малочисленны и недолговечны. Ведь ремесленники обязаны были идти на службу со своими лошадьми, оружием, порохом, свинцом и припасами. И хоть часть расходов брал на себя город, бедным ремесленникам не под силу были такие тяготы. Да и от хозяйства отрываться разорительно.

Иван Грозный понимал, что подобное воинство не выдержит напора стройных рядов шведов и поляков, и не остановился перед значительными затратами, чтобы составить отряд постоянного войска, отряд стрельцов, конных и пеших. И после указа от того же 1550 г. из посадских и вольных охочих людей были набраны шесть стрелецких отрядов по 500 человек в каждом. Отбирали строго: добропорядочных, крепкого здоровья и желательно семейных. Значит, возраст молодых стрельцов был не менее 18–20 лет. Поселили стрельцов с семьями в Москве в Воробьевой слободе.

При Грозном численность стрельцов доходила до 12 000 чел., из которых в Москве оставалось до 5000 чел., а прочие были расположены по городам, преимущественно пограничным. Число московских стрельцов постепенно росло, и в начале XVII в. их было 2021 пеших и 5566 конных, а в 1681 г. число московских стрельцов достигло внушительной цифры – в 20 000 чел., из которых большая часть была пешего строя.

Стрельцы носили сперва железные, а потом суконные с меховой опушкой шапки и длинные кафтаны с откидным воротником, причем каждый полк имел свой цвет кафтанов: красный, светло-зеленый, темно-зеленый, мясной, луковый, серогорячий, лимонный, брусничный, осиновый, крапивный и прочее. Названия цветов были иногда столь замысловаты, что трудно было и вообразить. Кафтаны на груди были украшены поперечными золотыми шнурами, которые были проще или роскошнее, смотря по чину. Оружие стрельцов состояло из бердышей, которые они втыкали перед собой ручкой в землю, из сабель, из луков со стрелами, которые потом были заменены пистолетами и пищалями, очень тяжелыми и неудобными. Некоторые стрелецкие сотни имели мечи и копья и назывались сотнями копейщиков. При каждом полке было несколько пушек, обычно пять, но прислуга состояла не из стрельцов, а из пушкарей.

Стрельцы находились на полном государственном содержании, получая из казны денежное, хлебное и земельное жалованье. В качестве последнего московским стрельцам предоставлялся участок дворовой и огородной земли в особых стрелецких слободах, а также пособие для постройки двора. А так как жалованье им выдавалось раз в год (простым стрельцам от 10 руб. и больше), то им разрешалось заниматься торговлей и ремеслами со значительными привилегиями. К тому же стрельцы освобождались от податей. Поэтому среди стрельцов были весьма популярны ремесла и торговля, в которых они преуспевали.

Стрелецкая служба была пожизненной и наследственной. Только старческая дряхлость, неизлечимая болезнь или тяжелая рана освобождали от службы и переводили в разряд отставных. Случалось, что стрелец находился «под ружьем» более семидесяти лет. Сыновья стрельцов были на учете, голове предписывалось «их никуды не распущать», но они становились в ряды войск лишь тогда, когда становились «прожиточны», т. е. обзаводились собственным хозяйством. При Алексее Михайловиче среди торговцев Охотного ряда они занимали едва ли не первое место, и у них покупали всякие запасы для царского двора. Но чем более зажиточным становился стрелец, тем менее хотелось ему перегружать себя службой. «Прожиточные» стрельцы отказывались от должностей, сопряженных с постоянными заботами, – от должностей пятидесятника и десятского, не хотели порой идти в поход, на войну или в провинциальные гарнизоны.