Маргарита - Сергей Васильевич Фокин

– Ты где?

– Гуляю, скоро приду.

– Давай, не задерживайся.

Стоило полагать, что мама будет волноваться и она пуще прежнего накручивает себя из-за того, что мне скоро предстоит призыв к выполнению священного долга.

Ступив за порог подъезда и дослушав, как закрывается скрипучая дверь, я неторопливо направился домой, и вот это волшебное чувство, когда разбираешь каждый звук отдельно, а снежинка, упавшая на перчатку, такая прекрасная, но только на секунду, после чего она тает, и становится немножечко грустно. Снег по-прежнему скрипит под ногами, но, как и мобильный, громче обычного, как и фонарный столб, освещающий детскую площадку и часть дороги своим солнечным светом. Даже та кошечка впереди, которая сидит у колодца, вызывает у меня чувство сострадания и любви к братьям меньшим, когда в обычное время я не позволяю быть себе таким сентиментальным. От меня за версту так и несет сексом, и пришлось замедлить ход, чтоб хоть как-то проветриться. Осознаю, что это скорей всего запах, который отпечатался в носу, как от духов в парфюмерном магазине, и в то же время понимаю, что это не больше, чем успокоение самого себя. Этот запах не спутаешь ни с чем, и надеюсь, что мама еще спит, и удастся проскользнуть незамеченным, и мне не придется краснеть перед ней, как и ей соответственно.

Глава 5. Мама

Говорят, перед смертью не надышишься, так и насытиться вкусной едой на год тоже не получится. И уже привычным стало то, что я нахожусь в каком-то подавленном состоянии, этакая депрессия, но в самой легкой форме. И может быть, именно на этой почве я потерял интерес ко всему, к тому же нет бывшего аппетита и сон испортился вконец. Я подолгу не могу уснуть и давольно рано просыпаюсь. Может, это еще связано с тем, что меня не оставляют мысли о Юле…Они как черные вороны, питающиеся падалью, кружат над мной. Кружат и гаркают c усмехающимся видом.

Ну все, надо вставать. Сегодня последний, нет, крайний день, перед тем как меня посадят в поезд. Пора пробудиться и начать подготовку к проводам, которых я так не хочу и которым не верю, я не верю, что это мои проводы.

Время скоротечнее обычного, можно подумать, я только что проснулся, а уже вечер и вот-вот должны прийти гости, на проводы. Телефон звонит каждые пять минут от разных абонентов, многих номеров даже нет в контактах, но я почему-то их пригласил еще тогда, когда моя депрессия не успела набрать обороты. И этот накрытый стол в зале не радует меня, это не похоже на радостное событие, и мне так и хочется все отменить. Это чувство усиливается, когда я вижу маму, которая мечется с кухни в зал и обратно, поднося на стол новые тарелки с красиво уложенным в них салатом.

Несмотря на отсутствие аппетита, я заедаю какую-то дыру внутри, крайне не хотел употреблять спиртное, но вот сейчас мне кажется, я отчасти понимаю зависимых людей, у которых горят трубы. Испытываю сейчас нечто похожее, такого желания выпить с ними водку, которую я наотрез не пью, я еще не испытывал. У меня уже болят скулы от натянутой улыбки, и все же продолжаю улыбаться и растягиваю ее еще шире после фразы: «Ребят, а налейте мне тоже!» Захмелевшие провожатые тут же заурчали и подняли шум, остановив свои беседы в сформировавшихся лагерях по двое-трое человек. Этой фразой я снова объединил всех, некоторые даже переглянулись друг на друга, но уже окосевшим взглядом, по типу «О, а ты че здесь делаешь?», это ясно читалось на их физиономиях. Один из них, которого я не совсем знаю и вообще забыл, как его зовут, вскочил, опрокинув стул, на котором прежде сидел.

– Ну, ё-мое!

– Совсем окосел!

– Тшшш! Тиха! Дай скажу! Давайте выпьем за Серегу!

Естественно, все поддержали и вновь завыли, этот тост сегодня прозвучал уже трижды за час и, мне кажется, прозвучит еще несколько раз. И вот он начинает толкать речь, человек, насколько я знаю, которому тоже предстоит идти в армию, учит меня, как правильно себя вести. Напрягает – жуть, но мне ничего не остается делать, кроме как слушать, улыбаться и кивать. И только Олег вместе со Светой оставались трезвыми и понимали, что этот стол – не то, ради чего они здесь, а ради меня. Мы с ними переглядывались и прекрасно понимали, что это превратилось в обычное застолье, то место, где халявная жрачка и бухло. Постепенно алкоголя в организме становится все больше, а мысли и те вороны, мутнее.

– Олег, ты куда?

– В туалет.

У кого-то зазвонил телефон… А, у того же самого, который исполнил хет-трик по поднятию бокала за то, что я ухожу в армию. Взяв трубку и еле связывая слова, он с кем-то радостно и очень громко начал разговор:

– Да! Я на проводах! У Сереги, ну, у такого большого! Помнишь? Приходи тоже! Серега не против! – Прикрыв телефон ладонью, обращается ко мне: -Серег, ты же не против? – Икнув в конце предложения, он пялится на меня и ждет ответа. Блин, конечно же, против! На кой черт они мне здесь, какие-то неизвестные, нужны?

– Конечно, нет, пусть приходят. – Ну, вот как я могу отказать, а? Довольно грязный ход, но у него хватило ума или опыта так разыграть ситуацию. А еще бесит, что ему явно хватит, но он продолжает лить в себя, как будто видит алкашку впервые. Отведя взгляд чуть правее от него, увидел, как Света подзывает меня взглядом, который я почувствовал на себе. На ней отображалась вся суть меня, то, в каком состоянии я сейчас нахожусь, скрывшись под маской. Я сижу спиной к выходу и немного напугался появившемуся силуэту рядом.

– Ты что так долго?

– Да нормально… – Олег чуть наклонился ко мне и тихо, но вполне разборчиво сказал среди всего этого шума. – У тебя там мама, одна на кухне, без лица…

Он возвратился на место, а Света тут же подсела к нему ближе и принялась что-то шептать на ухо. Я тем временем перевариваю то, что сказал Олег.

Вот срань. Уххх… Я же знаю, Олег, что она там одна сидит, ждет, ради меня, ради моего веселья, которому я так и не смог отдаться, даже при помощи водки. Это оцарапало мне душу снова и засочилась новая кровь.

Наворачиваются слезы. И так и хочется всех на хер выгнать отсюда и приложиться к каждому! Потому что гад и за тебя она там страдает! И тебя тоже,