Твой дядя Миша - Георгий Мдивани

Апполонио (улыбается). Да… И «забава» уезжает со мной…

Гамильтон (смеясь). Вот это действительно жаль… Ей-богу, очень жаль… (Целует Аманде руку.) Ничего не поделаешь, сеньорита! (Берет ее за подбородок.) Прелестная сеньорина! (Уходит.)

Аманда (провожая Гамильтона восторженным взглядом). Вот это настоящий мужчина!

Апполонио. Он ведь старше меня!

Аманда. Ничего ты не понимаешь, Апполонио, в этой жизни!

Апполонио (к Хосе). Что здесь делает этот янки?

Хосе. Рисует…

Апполонио. Рисует?.. Почему именно здесь?

Хосе. Говорит, что здесь самый тихий уголок на всем земном шаре… Он везде побывал — ив Индии, и в Бирме, и в Китае… Даже в России!

Апполонио. А зачем он маму спрашивал?

Хосе. Мама стирает ему сорочки… Он очень хороший, дядя Апполонио! Любит наши места… Все время ходит с мольбертом по берегу… Все болота облазил…

Апполонио. Болота?

Хосе. Да… А что?

Апполонио. Ничего… Говоришь, герой Испании?

Хосе. Да…

Апполонио. А откуда ты знаешь, что он герой?..

Хосе. Он сам сказал…

Апполонио (передразнивая). «Сам сказал»! Глупый ты мальчик, Хосе!

Аманда (все еще глядя вслед ушедшему Гамильтону). Как хорошо жить на свете! Кажется, я могла бы танцевать с утра до вечера!..

Апполонио (он, кажется, ревнует; обнимает Аманду, ласково глядит ей в глаза). Ты действительно прелестна!.. А может быть, правда жениться?..

Аманда (презрительно смотрит на него). Эрдельтерьер! Я в жены не гожусь… На таких не женятся… И потом… (Замолкает.)

Апполонио. Что?.. Говори!

Аманда (решительно). Поздно, Апполонио! Я уже полюбила.

Апполонио (хохочет). Кого? Не этого ли янки?

Аманда. А почему бы и нет? Янки — прелесть! (Бросается к приемнику, крутит рычажок, музыка звучит громче. Начинает танцевать.)

Вдруг музыка обрывается. Мертвая тишина. Все настороженно повернулись к радиоприемнику. Голос диктора:

«Говорит Гавана!

Говорит Гавана!

Слушайте, сыны и дочери Кубы!

Слушайте, народы Латинской Америки!

Слушайте, народы всего мира!!!

В Гаване раскрыта большая организация террористов и диверсантов, возглавляемая агентом разведывательного управления Соединенных Штатов Америки — Рамоном Соладо. Изъято много оружия и взрывчатки… Уничтожено еще одно логово злейшего врага революционной Кубы — американского империализма.

Родина или смерть! Мы победим!

Говорит Гавана! Говорит Гавана!

Радиостанция свободной территории Америки…»

Апполонио (задумывается). Рамон Соладо… Не слыхал…

Аманда (ошеломленная). Я знаю Соладо… Рамона Соладо… Это сын хозяина нашего кабаре… архитектор… Неужели он террорист? (Тихо.) С ума можно сойти!..

Апполонио. Не надо, моя девочка! У тебя не так много ума, чтобы его столь щедро расходовать… Он молодой?

Аманда. Кто?..

Апполонио. Этот твой… Рамон Соладо…

Аманда (пожав плечами). Мужчина! Лет сорока…

Апполонио. У тебя все мужчины… Я мужчина… Гамильтон мужчина… И вот этот террорист… Как его?..

Хосе. Рамон Соладо…

Апполонио. …тоже мужчина… Даже Хосе — и тот мужчина!

Аманда (не слушая Апполонио). Революция мне ничего не принесла… Наоборот, мне стыдно жить при революции… А раньше я не стыдилась своей профессии… О, если бы я хоть неделю назад знала, что Рамон Соладо террорист!.. Я убила бы его… И сегодня меня считали бы человеком! Хоть один подвиг совершила бы девушка из кабаре! (Посмотрев на Апполонио.) Забава седого эрдельтерьера! Налей мне, Хосе, чистого бакарди!

Апполонио (к Хосе, повелительно). Не надо!

Аманда. Не надо, Хосе… Апполонио, я хочу увидеть янки! (Уходит в ту сторону, куда направился Гамильтон.)

Из гостиницы появляются перепуганные муж и жена — толстяк и толстуха.

Толстяк (задыхаясь). Слыхали, что творится в Гаване?

Толстуха. Это черт знает что такое!.. Вообще надо сломать радио… Нигде не стало от него покоя… даже в Плайя-Хироне! Человек не черепаха, он так мало живет на свете. И вот… пожалуйста!.. Какие неприятности!..

Толстяк. Успокойся! Успокойся, Эльвира! Я же говорил тебе: не включай радио! Ничего приятного не услышишь… Радио — это самое большое зло нашего века!

Апполонио (иронически). Да… в тяжелое время мы живем!

Толстяк. И не говорите! Человеку надо родиться или за сто лет до революции, или пятьдесят лет спустя… Иначе — кошмар!

Апполонио. Вы откуда?

Толстяк. Из Гаваны.

Апполонио. Чем занимаетесь?..

Толстяк. Я мирный человек… У меня аптека… Я хочу, чтобы люди были здоровы и не убивали друг друга… А вы, позвольте спросить, что делаете в жизни?

Апполонио. Я работаю в городском муниципалитете.

Толстяк. Очень приятно. Дай нам позавтракать, Хосе! Адски голоден!.. Чем тревожнее время, тем больше хочется есть! Ничего не поделаешь — инстинкт животного… Крысы перед пожаром бегут с корабля, а человек перед войной запасается жиром…

Толстуха. Ты думаешь, что война все-таки будет?

Толстяк. А почему ей не быть?

Апполонио. Думаю, что войны не будет, сеньор!

Толстяк. Будет! Ведь каждому американцу, который владел собственностью на Кубе, прямой расчет вложить всего-навсего десять процентов стоимости потерянного, чтобы вернуть все… Вы знаете, сколько это получится миллиардов?..

Апполонио. Наверно, немало…

Толстяк. А войну делают не солдаты и генералы, сеньор, а деньги…

Толстуха (тяжело вздохнув). Боже, спаси нас! Дай нам, Хосе, яичницу, ветчину и салат!

В бар входят четверо крестьян в широких соломенных шляпах, с длинными мачетами — ножами для рубки сахарного тростника, похожими на широкие мечи: Марсело Альварес — высокий, худощавый молодой человек с длинной бородой; Родригес Мендес — седой негр маленького роста, худой как доска; его семнадцатилетний сын Манола, парень с восторженными, большими, всегда улыбающимися глазами, и Эдуарте Грасио — здоровый мужик с бородой. Чувствуется, что эти люди много работают под палящим кубинским солнцем; на них короткие сорочки навыпуск с засученными рукавами и узкие холщовые штаны. Широко шагая, крестьяне подходят к стойке.

Эдуарте (подмигнув Хосе). Нам что-нибудь холодненького… (Лезет в карман за бумажником.)

Хосе (старому негру). Тебе, как всегда, чистого, дядя Родригес?

Родригес (улыбается, пожав плечами). Сегодня платит Эдуарте… Как он?

Апполонио (вмешивается в разговор). Сегодня плачу я! Садитесь, друзья!

Эдуарте. Спасибо, мы сами заплатим.

Хосе. Познакомьтесь. Эго — мой дядя… Он из Гаваны… Брат мамы… (К Апполонио.) А это наши… здешние…

Родригес (обрадованно). Очень приятно. Родригес Мендес. (Пожимает руку Апполонио.)

Эдуарте. Эдуарте Грасио. У вас хорошая сестра, сеньор. Терезу мы все очень любим. Она молодец! Троих воспитала… одна!

Родригес. И вот слава богу! Такой дом!

Хосе. Дом-то не наш, дядя Родригес… Дом принадлежит революции…

Эдуарте. А что?.. Разве революция не наша?..

Родригес (к Хосе). Живите на здоровье! Есть правда на земле. Жили же здесь раньше хозяева толстопузые…

Апполонио. Да… всякая нечисть жила…

Толстяк и толстуха перестают завтракать и грустными глазами смотрят друг на друга.

Толстяк. Не все толстые — толстопузые, сеньор Родригес! И не все толстяки — нечисть, сеньор!

Апполонио (смеется). Вы напрасно обиделись… Вы же не латифундист… Вы — аптекарь…