Моя нечаянная радость - Татьяна Алюшина

– А самолеты вашей авиации тоже отличаются от обычных?

– Тоже, – кивнул Матвей. – У них особые требования. Во-первых, они должны быть адаптированы к работе при низких температурах на земле и сверхнизких в воздухе. Во-вторых, для посадок на грунтовые ВПП…

– Что такое ВПП? – перебила Майя.

– Взлетно-посадочная полоса, – пояснил Батардин, улыбнувшись серьезности, с которой она слушала его и задавала вопросы. – Ведь садимся мы частенько там, где не только аэродромов нет, но и до жилья ближайшего бывает как Китаю до Европы, и чаще всего приземляемся на снежную полосу. Ну, еще безангарное обслуживание и, конечно, определенная грузоподъемность, то есть большие лайнеры в полярной авиации не работают.

– А ты капитан или просто пилот или штурман там, не знаю?

– Я первый пилот и давно капитан, – снова усмехнулся он.

– Знаешь, что, Батардин, – решительно и очень серьезно потребовала Майка. – Давай-ка ты мне по порядку все расскажешь, как ты вообще оказался в этой теме и в этом своем Архангельске?

– Я там родился…

Родился мальчик Матвей не просто в Архангельске, а в семье потомственных летчиков-полярников. Вот такая вот отягощенная наследственность досталась.

Еще в далеком тысяча девятьсот шестнадцатом году прадед Матвея Игнатий Савельевич Батардин осел в этом городе, правда не совсем по своей воле.

В то далекое время город Архангельск являлся центром снаряжения всех полярных экспедиций на Северный полюс и прохода кораблей по Северному морскому пути. Вот в состав одной из таких научно-исследовательских экспедиций и входил Игнатий Савельевич, ученый из Санкт-Петербурга, из самой столицы. Экспедиция канула во льдах, как и многие до и после нее, спастись и добраться до берега удалось лишь пяти членам экипажа пропавшего судна, в том числе Игнатию Савельевичу.

Только еле живого его товарищи изо льдов вынесли – отморозил легкие и пальцы ног и нутро отбил, когда перевернулись грузовые сани и проехали по нему. Около года он боролся с болезнями и последствиями обморожения – пальцы на ногах почти все отняли и на левой руке два отрезали, внутренности подлатали, сделав несколько операций и удалив селезенку, а вот легкие вылечить не удалось.

Но жизнь интересная, чудная штука и преподносит человеку разные испытания и сюрпризы. Пока приходил в себя и боролся с болячками ученый столичный, успел влюбиться с первого раза, как только увидел девушку-красавицу Матрену Донскую, дочь архангельского зажиточного лесопромышленника.

Девушке было о ту пору шестнадцать годков, и приходила она в городскую больницу добровольной помощницей, ухаживать за больными в виде благотворительной акции, организованной местными дамами, женами и дочерьми зажиточных предпринимателей.

Был Игнатий Батардин старше девицы Матрены почти в два раза, да только любовь не спрашивает – как увидал, так и прикипел всей душой и сердцем. Да и она сразу разглядела ученого и влюбилась не на шутку.

И как ни странно, отец Матрены препоны чинить не стал, а дал полное согласие на брак, который и совершили божьим образом в Воскресенской церкви в январе семнадцатого года.

Ну а там уж…

В восемнадцатом-девятнадцатом годах, когда город оккупировали интервенты, отец Матрены спрятал молодых подальше от глаз иностранных вояк, отправив на свою дальнюю заимку, уж больно хороша и пригожа была Матрена, мало ли что.

Аккурат в двадцатом году, когда Красная Армия освободила город от оккупации, родился у молодых долгожданный сыночек – нарекли Фёдором.

Тяжелая жизнь началась, неправедная и непонятная – завод и лесопилки у батюшки Матрены отобрали, как и все дома и все добро нажитое, а его арестовали и увезли куда-то, больше она отца и не видела. Молодых с малым дитем выгнали из дома родного, и то ладно, что не убили без разбору, и мыкались они втроем по углам у знакомых и добрых людей. Собирались уж в Петербург ехать на родину Игнатия, поискать там родных, да плох он совсем стал от болезней застарелых и голода с холодом, не выдержать ему дороги.

А тут как-то узнал Игнатия Савельевича на улице бывший коллега, да так обрадовался – все хлопал по плечам, обнимал и привел с собой в комиссариат какой-то и ну давай расхваливать Игнатия как ученого и специалиста начальству новому. Что там уж дальше было, теперь и не узнаешь, да только назначили Игнатия Савельича старшим ответственным за формирование и организацию в Архангельске полярных экспедиций и научной станции.

В двадцать девятом году, после постановления об учреждении административного образования края, так и вообще назначили начальником научного центра.

Маленький Федя торчал с отцом на его работе постоянно, и все ему было интересно, и всюду-то он поспевал. И помогать отцу по мелочи и по более важным поручением, и умных людей, приезжавших из больших городов, заслушиваться. Вот там-то, у отца на работе, однажды и встретил Федор человека, который назвался летчиком.

И Феденька пропал для всего остального в жизни – он не отходил от этого летчика, постоянно его расспрашивал. А тот ничего, не шпынял мальчишку настырного, отвечал подробно на все его вопросы и вообще привечал умного да шустрого пацаненка.

И все! Федор теперь грезил только авиацией! Жил с этой мечтой, дышал ею и думал только о ней! Ну, уж а когда в тридцать четвертом году проходили спасательные летные экспедиции челюскинцев, то паренек пропал окончательно и бесповоротно.

Отец поддерживал сына в его стремлениях и мечтах, только объяснял, что для того, чтобы стать летчиком, надо хорошо и много учиться – мальчик и учился, старался вовсю.

Но в том же тридцать четвертом году Игнатий Савельевич умер, и Матрена Архиповна списалась с родней мужа, оставшейся в Питере, с нижайшей просьбой принять сыночка да помочь чем смогут. И отослала к ним Феденьку на учебу и за мечтой его заветной, если будет на то воля Божья и сможет он ее поймать, мечту-то эту летную.

До Питера паренек добрался, да только родне той он ни за какой надобностью оказался, приютили на первое время, да строго предупредили – не больше чем на месяц, устраивайся сам. В четырнадцать-то лет.

А Федя не растерялся, пошел прямо в наркомат искать того самого летчика, что заворожил его в детстве своими рассказами о полетах. И, вот что удивительно, нашел-таки!

Приставал ко всем занятым чиновникам, гнали его, пугали, что сдадут в милицию, а он упорно ходил и спрашивал, пока не нашелся нормальный дядька и не подсказал, как отыскать нужного человека.

Летчик узнал Федора, даже обрадовался встрече и помог – самолично отвел в летную школу и поручился за него. Поступать туда мальцу было рано по возрасту, еще хотя бы пару годков подрасти, но его приняли слушателем, определили в помощники дворника и угол выделили, а также направили в ближайшую школу, заканчивать учебу. Он закончил за два года три класса и тут же поступил в летное училище, где жил и работал все это время.