Моя нечаянная радость - Татьяна Алюшина

Вот такая героическая родня со всех сторон в семье получилась. Через год Сашенька с Петенькой поженились, а еще через год родился у них Матвей.

Десять лет Петр Федорович проработал в Мурманске, а после вернулся с семьей в Архангельск, в восьмидесятом году, когда Матвею исполнилось семь лет.

Дед Фёдор Игнатьевич летал до шестидесяти лет, как раз до возвращения сына с семьей домой в Архангельск. Но даже после этого работы не бросил и стал наставником молодых пилотов, передавая свой опыт в родном авиапредприятии. Ужасно тяжело переживал упадок, практически гибель полярной авиации после девяностого года. Болел этой бедой. И все недоумевал преступной недальновидности и откровенной продажности руководителей страны, буквально угробивших богатство и достояние России.

Умер восемь лет назад.

Анна Григорьевна всю жизнь была краеведом Архангельской области и историком, известным не только местным, но и по стране. Жить без любимого Феденьки ей стало неинтересно и пусто, и через полгода после его смерти тихо, без болезней и недомоганий серьезных, во сне умерла и она.

У Матвея же с рождения практически не имелось иных вариантов, как пойти по стопам отца и деда – ну, во-первых, у него еще в детстве проявились потрясающие способности именно к этой профессии, и с годами они только развивались и крепли, в том числе и с помощью специальных тренировок, которыми занимались с ним отец и дед, – а куда денешься, гены.

А во-вторых, жили они все вместе большой дружной семьей в центре города в огромной четырехкомнатной квартире, которую выдало государство Федору Игнатьевичу несколько лет назад за заслуги, – дед с бабулей и Матвей с родителями. И в их семье и доме царил непререкаемый культ полярного пилотирования и Арктики!

На стенах развешаны фотографии известных полярных асов, кстати, некоторые из них бывали у них в доме и даже гостили по нескольку дней; на комодах и столах занимали почетные места многочисленные модели самолетов, огромная и подробная карта Арктики висела в гостиной, старинные гравюры и карты полярных широт в комнатах деда и отца. Разные исторические вещи от пропавших экспедиций, найденные во льдах, даже часть старинного парашюта еще первых летательных аппаратов и поломанный пропеллер.

Частенько в доме собирались друзья и деда и отца, как правило, все имевшие отношение к этой профессии, и засиживались до полночи, обсуждая свою работу. И бесконечные разговоры о полетах отца с дедом – за общим столом, в выходные на прогулках и пикниках. Ночами, когда отец возвращался еле живой от усталости после сложного полета, дед не ложился, не дождавшись сына, поил чаем, кормил тем, что женщины приготовили специально для Петра Федоровича, и они сидели вдвоем и могли часами до утра обсуждать детали полета, и так бесконечно…

Матвей жил этой жизнью, дышал этим воздухом и воспитывался старшими Батардиными для этой работы. С собой в полет отец взял Матвея так же, как и дед когда-то его самого: в пять лет, а в девять лет все свободное время от школы, уроков и занятий спортом Матвей уже проводил на аэродроме.

Да, спортом на всю жизнь его также определили мужчины Батардины – хочешь стать полярником – занимайся! И он занимался – атлетика, десятиборье, лыжи.

В девяностом году поступил в то же училище, что окончил когда-то отец, – Ульяновское авиационное.

А в стране начался бардак!

Матвей на всю жизнь запомнил один ночной разговор с дедом.

Парень проводил дома каникулы, ну, как проводил – все время в спортивных секциях, где занимался до училища и на аэродроме у Петра Федоровича, да с друзьями. А тут как-то у отца выдался полет тяжелый, и Матвей с дедом засиделись за полночь, ожидая его возвращения. В это время Федор Игнатьевич поделился с внуком болью своей душевной.

– Посмотри, что делается, Матюша, в стране – страшное предательство и откровенное вредительство. Регулярные полеты по ледовой разведке и проводке судов прекратились, практически все наши авиапредприятия доведены до уровня нищенского существования, прекращены новые поставки, да вообще любые поставки и оснащение техники. Это неприкрытое, преступное и целенаправленное уничтожение Полярной авиации как таковой.

– Может, все не так фатально, дед? – спросил Матвей.

– Нет, Матюша, – совершенно расстроенно, тяжело вздохнул дед и твердо повторил: – Нет. Да и началось все давно, еще в семидесятом году, с трагического для нас глупого решения, принятого наверху. Два толстозадых, откормленных министерских говнюка не поделили власть и сферы влияния, устроили подковерные игры. И в результате их дележки власти нас, Полярную авиацию, передали из системы Главсевморпути в Министерство гражданской авиации, что сразу же сказалось и понесло вниз к разрушению. Я прекрасно помню, как всего через месяц начались проблемы с организационно-методическим обеспечением, как стали присылать новые кадры, совершенно не обученные и не подготовленные к полярным условиям, техников, толком не знавших нашей специфики, начались задержки с обеспечением и бесконечные проволочки с любой бумажкой. Вот оттуда и началось. Но то, что твориться сейчас, это преступление против страны. Ведь то, что бросили Арктику, погубили все достигнутое и целенаправленно разваливают и гробят оставшееся, свидетельствует об откровенной продажности наших правителей. Как пустить бывшего, да и настоящего врага, соперника страны на свою территорию – на, делай что хочешь, гробь и уничтожай! Что будет, когда опустевшую российскую Арктику начнут занимать канадцы и америкосы и хозяйничать в ней? А я скажу тебе, что будет: страна наша перестанет существовать. Совсем. И все.

– Да ладно, дед, это ты сгущаешь как-то, – не принял всерьез столь пессимистичный прогноз Матвей.

– Да так оно и будет! – твердо уверил Федор Игнатьевич и пояснил: – Страна, которая имеет выход в Арктику и добровольно, просто на дурака, мимоходом, отдает это конкурентам, – нежизнеспособна. Она становится колонией более сильной страны. Ибо Арктика – это сила и мощь государства нашего, это его кладовая и будущее, большинство полезных ископаемых находятся здесь, а еще лес, пушнина, водные ресурсы, земельные, геологические и людские. Все под нож! Продали страну за кетчуп и бекон с яблоками. Дальше будет только хуже. Ты вот посмотри: за последние три года на авиалинии не пришло ни одного молодого пилота. А почему? А потому что нет больше Полярной авиации, так, доживают остатки. Вот увидишь, закроют всех, а когда станет не на чем летать, так и продадут америкосам.

– Что-то слишком мрачно звучит, – покачал головой Матвей.

– Посмотрим, – заметил невесело дед. – Очень бы хотел ошибиться. Очень. Но ты вот что, Матюша, ты Полярную авиацию не бросай. Закончишь училище, возвращайся и учись, пока есть у кого, пока еще остались талантливые опытные летчики. Это твое призвание, твой талант, дар особый. Да ты об этом и сам знаешь. Даст бог, переменится в стране власть дурная, и изменится отношение к Северу и к нам. Дожить бы мне, посмотреть. А пока… а! – Он безнадежно махнул рукой.