И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

— !!!!!!.. — зажимая расквашенный нос, гнусаво прорычал сержант. — !!!!!!.. Какой болван поставил здесь… здесь… здесь…

Сердце, пропустив такт, подпрыгнуло сначала до миндалин, а потом со свистом грохнулось в пятку.

Если на месте прохода — стена, то где проход?

Туша злобно оглянулся на свое воинство, не хихикают ли[168] и, утерев рукавом разбитый нос, подпрыгнул несколько раз с вытянутыми руками, безрезультатно пытаясь нащупать верхний край нежданного препятствия. Потом новая идея посетила его вспотевшую под рогатым шлемом голову, и он медленно двинулся вдоль стены, держась за нее руками, сначала вправо, потом, добравшись до конца башни, влево.

Результат был одинаковым: проход упорно отказывался появляться и предоставлять в его временное пользование какие бы то ни было засовы или запоры.

Сержант резко развернулся и разъяренно зыркнул на отпрянувших умрунов: нет, не смеются…

Успели сделать серьезные морды, наверное.

Боятся, колдовское отродье…

Зато он знает пару-тройку десятков человек, которые не побоятся поржать над ним во весь голос, пока он не видит, демонстративно хватаясь за животы и тыкая пальцами в его направлении. Эти-то уж всегда готовы… мерзавцы… того и глядят, как бы свалить его… высмеять… выставить в идиотском виде перед командованием… Вот теперь-то у них будет хороший повод: обшарил всю башню и не нашел ворот размером пять на пять метров!..

Ничего, я еще с ними со всеми когда-нибудь поквитаюсь… Я им все припомню… Как они у меня за спиной надо мной же издевались, меня высмеивали… Я им эту улыбочку на рожах мечом нарисую… Когда вернусь…

И когда я теперь вернусь?

Нет, самое главное — как я теперь вернусь и доложу капитану Кресалу о том, что ворота исчезли?

И что теперь?..

Ответ на два национальных лукоморских вопроса[169] напрашивался сам собой.

Надо, пока он здесь, совершить что-нибудь такое, эдакое, чтобы треклятые лукоморцы содрогнулись от ужаса, а его насмешники — от зависти.

Надо совершить подвиг.

И остаться при этом в живых.

Горя сводящим с ума, ослепляющим и всепоглощающим желанием выместить на ком-нибудь свою злость, ожесточение мнительного неудачника, Туша, угрюмо ссутулившись, вразвалку подошел к почти догоревшему костерку, поставил ногу на полупустой бочонок, облокотился об колено и обвел цепким взглядом холодный и безмолвный квартал складов и амбаров, соседствующий с Сабрумайской сторожевой башней в поисках объекта предполагаемого подвига.

И радостно вздрогнул.

Буквально в нескольких метрах от него, над массивной дубовой дверью без единого запора красовалась косовато прибитая свежеструганная доска с расплывшимися под дневным дождем такими же кривыми красными буквами "ЛАЗОРЕТ".

Лазарет — это то, что надо.

Много недобитых солдат и суетливых, раздражающих врачевателей.

И самое главное — безоружных.

Бессмысленная кровавая резня, наводящая животный ужас на горожан и ломающая волю к сопротивлению, дело рук неуловимого, но беспощадного врага — как раз то, что может купить ему прощение капитана и заткнет рты недоброжелателям.

Резким нетерпеливым жестом он подозвал безвольно застывших у стены умрунов и, дрожа от возбуждения, отдал короткий приказ:

— Заходим в лазарет и убиваем всех, кто попадается на пути. Живых остаться не должно. Чем больше крови — тем лучше. Старайтесь не шуметь. Когда закончим, выходим к коврам и убираемся прочь. Вопросы есть?

Молчаливые солдаты в черном покачали головами.

— Тогда вперед!

Сержант бесшумно распахнул дверь и первым ступил на порог лазарета.

В и без того сломанный нос ему ударил удушливый беспокоящий запах чужой боли, пота, запекшейся крови, настоянный на десятках таинственных снадобий. У левой стены зловещим оранжевым оком подмигивала печь. Несколько светильников покорно догорали в своих плошках у изголовий лежанок в глубине сарая.

Никто не проснулся.

Удовлетворено усмехнувшись, Туша хищно прищурился, намечая себе первую жертву, и сделал несколько шагов вперед, пропуская в последнее пристанище поверженных воинов всю беду.

Если все пойдет как надо, это займет не более пяти минут, подумал он, и никто не услышит ни единого стона…

Стона действительно никто не услышал.

Потому что за его спиной вдруг раздался треск ломаемых досок и утробный, полный ненависти, рев, от которого только выкарабкавшееся было из пятки сердце Туши подскочило, и пробкой застряло в горле.

— Что?!.. — оглянулся он, и это было последний вопрос, который он успел задать в своей жизни: огромная, похожая на черную лохматую подушку с двадцатисантиметровыми когтями лапа достала его и уложила на пол рядом с тревожно завозившимся во сне опоенным дурманом раненым.

Те же, кому снотворным на ночь послужил не дурман, а усталость, были уже на ногах.

Спросонья и от ужаса они не могли даже кричать, и лишь прижались к стенам, закрыли головы руками и стали отсчитывать секунды до страшной смерти от огромных желтых клыков или когтей.

Но страшная смерть, казалось, была на текущий момент занята немного другим, гораздо более воинственным, но быстро редеющим контингентом.

И когда в дверь ворвались раздетые, но вооруженные до зубов дружинники с факелами, от солдат в черном осталось крайне немного по-настоящему заслуживающего упоминания.

А среди жестокого побоища неподвижно лежал израненный старик — новый сабрумайский знахарь дед Зимарь.

Царь Костей проводил цепким взглядом скрывшуюся за зубцами сторожевой башни беду и машинально огладил свежезаряженный светло-красный камень на своей впалой, затянутой в блестящие черные доспехи, груди.

Этой ночью всё должно, наконец-то, закончиться.

Предатель отравил часовых, беда откроет ворота, и он заставит пожалеть этот глупый город о каждой минуте, каждой драгоценной секунде потраченной им, будущим правителем мира на то, чтобы овладеть им.

Конечно, он мог бы сейчас магией выбить эти презренные ворота, превратить их в обломки, щепки, в пыль… Но сила Камня, и так слишком быстро и в слишком неподходящие моменты покидающая его в последние дни, понадобится ему чуть позже, когда они будут прокладывать себе путь к царскому дворцу — месту его временного обитания, пока он не построит себе нечто великолепное, грандиозное, подавляющее, желательно с черепами и в готическом стиле. Нечто, приличествующее его новому статусу, от которого его отдаляли лишь хлипкие доски старых ворот с вызывающе торчащими в их сторону остатками тарана.