Два поцелуя Иуды. Книга первая. Сотри печаль с лица твоего - Аким Астров

– Никто не знает своего часа, – произнес отец Иоанн с некоторой долей укоризны. – Только Господу это ведомо.

– Совершенно с вами согласен, друг мой. Но когда час действительно настает, человек его всегда чувствует. Я же, напротив, совершенно уверен, что мой час еще не настал. Во всяком случае, немного времени на этом свете у меня еще есть.

– Дай то Бог!

– Я надеюсь, вы помолитесь за мое здравие? – Барятинский слегка улыбнулся. – Это не будет расценено как протекция?

Отец Иоанн покачал головой.

– Дивлюсь я на вас, Алексей Николаевич. Дивлюсь и радуюсь.

Барятинский жестом попросил отца Иоанна приблизиться к нему. Медицинские приборы мешали поставить табурет к изголовью, поэтому священник просто опустился на колени и склонился к Барятинскому.

– Хочу попросить вас об услуге, – прошептал тот. – Я мог бы обратиться к кому-нибудь другому, но мне важно, чтобы это сделали вы.

– Всё, что угодно, – ответил священник.

***

Плотно прикрыв дверь, Лобанов торопливо достал из кармана халата мобильный телефон и набрал номер. С удивлением прослушав сообщение о том, что телефон абонента выключен, он набрал другой номер и сразу услышал молодой женский голос:

– Офис нотариуса.

– Катя, здравствуй! Это Денис Викторович. Яков Аркадьевич на месте?

– Здравствуйте, Денис Викторович. Он на месте, но у него важные клиенты. Просил не беспокоить.

«А я значит хрен моржовый?» – мысленно возмутился Лобанов. – Пожалуйста, зайди к нему и скажи, что он мне срочно нужен, – подчеркнуто вежливо попросил он собеседницу.

– Ну, уж нет! – резко ответила та. – Я не собираюсь получать очередной втык. Если он сказал не беспокоить, значит, я его беспокоить не буду. Извините.

Лобанов, с трудом выносивший общения с этой Катей, беззвучно выругался. Стоило ему только услышать ее писклявый голос, как внутри сразу поднималось жуткое раздражение, которое не всегда удавалось сдерживать. Она была нагловата и тупа, но умела крутить своим начальником, как ей заблагорассудится. Отвратительную работу днем она с лихвой компенсировала по вечерам на диване в его кабинете.

– Хорошо. Передай ему, когда это будет возможно, что я звонил, и буду ждать его звонка.

– Обязательно передам, – произнесла Катя еще более ехидным тоном, чем обычно.

***

Вячеслав Сорокин – главный редактор крупнейшей областной газеты, заканчивал внеплановое совещание со своими ближайшими помощниками. В принципе, это нельзя было назвать совещанием – просто краткое наставление перед отъездом в командировку.

Пару часов назад ему позвонили из администрации губернатора и проинформировали о внеплановой поездке в Москву. Этот вояж не входил в планы Сорокина, но избежать его он не мог. Предыдущего губернатора вполне устраивало наличие в своей свите ведущего обозревателя газеты, нынешний же глава области не хотел довольствоваться никем, кроме главного редактора. Сорокину уже несколько раз прозрачно намекали, что хорошо бы и статьи о губернаторских достижениях публиковались за его подписью. Когда к нему подъехали с этим, он объяснил, что статьи пишут журналисты, а не редакторы. Этой позиции он и придерживался до сих пор.

Почти всю профессиональную жизнь он проработал в этой газете, карабкаясь по карьерной лестнице. А когда, наконец, достиг заветной вершины, быстро понял, что минусы этого поста намного превосходят плюсы – нынешняя работа не имела ничего общего с настоящей журналистикой. Основной его задачей было находить компромисс между позицией городского, областного и федерального начальства, что, практически, было невыполнимой задачей, так как зачастую позиции указанных сторон находились в непримиримом противоречии. До сих пор ему удавалось удачно лавировать, но он был уверен, что подобное положение не сможет продолжаться бесконечно.

– На этом закончим. Что делать вы знаете. Надеюсь, никаких форс-мажоров в мое отсутствие не случится. Будем на связи, но без надобности не дергайте, – добавил он, обращаясь к своему заместителю, крайне не любившему принимать самостоятельные решения. – А теперь выматывайтесь, господа. Я уже опаздываю.

***

Зарайская стояла под бетонным козырьком у входа в кардиологическое отделение, глядя с кислым видом на огромные лужи. Дождь, отдыхавший бóльшую часть дня, решил, что перерыв слишком затянулся, и быстро наверстывал упущенное.

Свет фар подъезжающей машины на мгновение ослепил ее и застыл на оголившихся деревьях. Из машины вышел Сорокин и, открыв зонт, быстро направился к жене.

– Сорокин, ты меня пугаешь! – сказала Зарайская. – Откуда такая неслыханная забота? С зонтом за женой! Это попахивает чем-то нехорошим.

– И это еще не всё, – улыбнулся муж, целуя ее в щеку. – Предлагаю пойти куда-нибудь поужинать.

– Так! – воскликнула она. – Это не просто попахивает! Это благоухание большой взятки, которую ты хочешь всучить своей неразумной жене. А ну колись!

– Обязательно расколюсь, но не под дождем.

Когда они забрались в машину, Зарайская пристально посмотрела на мужа.

– Ну?

– Ты так на меня смотришь, будто ожидаешь признания в ужасном грехе.

– Сейчас узнаем, насколько ужасном.

Сорокин погладил жену по руке.

– Я должен уехать на пару дней.

– Когда?

– Сегодня.

– Я так и знала! – возмущенно воскликнула Зарайская. – Ты опять нашел повод, чтобы избежать визита к моей матери. Я ее вчера клятвенно заверила, что мы будем вдвоем.

– Обязан сопроводить губернатора в столицу. Два часа назад меня просто поставили перед фактом, а потом курьер доставил билет. Что я мог сделать?

Упоминание о губернаторе подействовало на Зарайскую, как лошадиная доза успокоительного. Они оба испытывали к нему не самые нежные чувства, поэтому Сорокин не мог добровольно отправиться в эту поездку даже ради возможности в очередной раз увильнуть от встречи с тещей.

– Мама мне не поверит, – сказала Зарайская, глядя перед собой. – Никаких шансов!

Когда-то мать Зарайской сильно обидела будущего зятя. Несмотря на то, что все эти годы она искала примирения, Сорокин практически с ней не общался, ограничиваясь только сухими приветствиями. Зарайская, любившая их обоих, безумно устала от этой ситуации, и однажды у нее случилась настоящая истерика, результатом которой стало обещание мужа пойти к теще на день рождения. И это долгожданное событие семейного примирения должно было состояться завтра.

– Сорокин, ты меня любишь? – прервала молчание Зарайская.

– Так, судя по всему, приближается шантаж, – сказал он, улыбаясь.

– Ничего себе! Жена спрашивает мужа о его истинных к ней чувствах, а он говорит о каком-то банальном шантаже, – шутливо возмутилась Зарайская. – Я жду прямого ответа на прямой вопрос. Вдруг ты меня столько лет обманывал?

– Конечно, обманывал, – произнес Сорокин как бы между прочим, а потом тихо добавил: – Но никогда в этом не признаюсь.

Зарайская шлепнула мужа по коленке.

– Врешь, Сорокин! Я знаю, что ты меня безумно любишь!

Он взял ее руку и поцеловал.

– Если уж ты всё знаешь, то излагай. Я на всё согласен.

– Правда, на всё?

– Ну, почти на всё, – улыбнулся он.

– У меня есть очень умное предложение: мы сейчас покупаем букет цветов и идем к маме, а потом я торжественно провожу тебя на вокзал.

Какое-то время Сорокин молчал, а его жена терпеливо ждала ответа.

– Поехали, – наконец сказал он, поворачивая ключ зажигания.

– Поехали куда?

– За букетом. Только сначала нужно заехать домой и собрать вещи, чтобы сразу оттуда на вокзал.

– Ты золото, Сорокин! – радостно произнесла Зарайская. Она потянулась к мужу и звонко чмокнула в щеку.

Рассекая лужи, «Фольксваген» поехал к воротам. Зарайская улыбалась – этот плохо начавшийся день имел шанс на очень удачное завершение. Она достала мобильный телефон и набрала номер матери.

***

Денис Викторович Лобанов собирался домой. Приняв душ, он достал расческу, провел пару раз по волосам, а потом придирчиво ее осмотрел.

– Ни хрена не помогает! – воскликнул врач в сердцах, увидев в ней несколько волосков.

Около года назад Лобанов заметил, что начал активно лысеть. Он испробовал на себе все известные средства и даже обращался к экстрасенсу, но растительность упорно отказывалась держаться на его голове. От роскошной еще год назад шевелюры осталось жалкое подобие.

Лобанов раздраженно забросил ненавистную расческу на верхнюю полку шкафчика и начал неторопливо одеваться, придирчиво рассматривая себя в зеркале. От этого занятия его отвлек мобильный телефон, сыгравший мелодию, установленную для единственного абонента.

– Наконец-то! Чего так долго не перезванивал? – спросил врач.

– Извини, Денис, – раздался в трубке мужской голос. – Раньше никак не мог. Ты говорить можешь?