Два поцелуя Иуды. Книга первая. Сотри печаль с лица твоего - Аким Астров

– Еще раз скажите фамилию. Я не расслышала, – попросил женский голос.

– Барятинский Алексей Николаевич, – повторил отец Иоанн.

– Одну минуту, я посмотрю.

Священник одной рукой держал трубку, а другой поглаживал ногу, в которую клюнула странно-агрессивная ворона.

– Вы меня слушаете? – раздался голос. – Состояние очень тяжелое.

Отец Иоанн хотел спросить, что означает эта формулировка, но в трубке уже звучали короткие гудки. Он положил ее и хотел встать, но тут увидел кровь на ладони. Приподняв брючину, он обнаружил довольно глубокую кровоточащую рану.

«И чего этой вороне взбрело меня клюнуть? – подумал священник. – Взбесилась, не иначе».

Он пошел в ванную, тщательно промыл рану перекисью, а затем заклеил пластырем. Вернувшись, он подошел к книжному стеллажу и достал с заднего ряда одну из подаренных ему Барятинским книг – изложенный современным языком «Устав Церковный» отпечатанный в 1610 году при патриархе Ермогене. Этот Устав, вобравший в себя достижения литургического искусства за несколько столетий, наиболее полно описывал русские праздники и обряды. В 1633 году почти весь тираж этого Устава по указу нового патриарха Филарета был изъят и уничтожен. Вместо него был издан значительно сокращенный Устав, из которого был исключен целый пласт истории Руси и церкви.

Священник надел очки и открыл книгу в заложенном месте. Он успел прочитать только несколько строк – раздался звон металлического колокольчика, подаренного ему год назад одним из прихожан.

Отец Иоанн отложил книгу. Предварительно посмотрев в глазок, открыл дверь – на небольшом крыльце стоял церковный староста с незнакомой священнику молодой женщиной.

– Батюшка, мне нужно ваше позволение, – обратился к нему староста тихим, сипловатым голосом.

Этот высоченный здоровяк, похожий на былинного богатыря, когда-то был актером местного ТЮЗа, но из-за прогрессирующих проблем с голосом ему, в конце концов, пришлось расстаться с театром.

– Слушаю тебя, Иван Андреевич.

– Людмила вчера к внуку гостить уехала, а Надежда Ивановна вторую неделю хворает. Так, я вот новую прихожанку привел, – староста кивнул в сторону женщины. – Она раньше работала в библиотеке и тоже помогала в храме.

– В каком? – поинтересовался у женщины священник.

– В Серафимовском храме, – ответила та. – В Петербурге.

– Хорошая рекомендация. С протоиереем Василием, упокой, Господи, его душу, я не раз встречался. Вот уж был настоящий пастырь. В наш город надолго?

– Не знаю пока.

Эта женщина производила двойственное впечатление: темноволосая и с голубыми глазами; стройная и в то же время атлетичная; на вид не старше двадцати пяти, а во взгляде целая вечность. Она поправила платок, и священник отметил ее необычайно тонкие, длинные пальцы.

– Ну что ж, добро пожаловать! – Он повернулся к старосте. – Познакомьте ее с отцом Петром и введите в курс дела.

– Вот и прекрасно! – обрадовался тот. – Простите, Бога ради, за беспокойство.

Он подхватил женщину под руку и увлек за собой. Они спустились с крыльца и сделали несколько шагов, когда услышали голос священника:

– Как ваше имя?

Женщина обернулась, и священнику показалось, что солнечный свет не отразился в голубизне ее глаз, а как бы вошел в них, да так там и остался.

– Серафима.

Отец Иоанн неожиданно для себя перекрестил ее и сказал:

– Благослови тебя Господь, Серафима.

Поклонившись священнику, женщина пошла за старостой. Отец Иоанн задумчиво смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом. Он не сразу сообразил, что в кабинете звонит телефон.

***

У больного наступило резкое ухудшение. Дежурная медсестра срочно вызвала врачей, а сама стала готовить дефибриллятор.

Когда Лобанов появился в палате вслед за врачом-реаниматологом, Барятинский был без сознания. Кожа была очень бледная, по всему телу выступил холодный пот, а частый пульс с сильным нарушением ритма еле прослушивался.

– Ну что тут у нас? – спросил Лобанов.

– Сам не видишь? – огрызнулся реаниматолог. – Шок и мерцалка. – Он повернулся к медсестре. – Дефибриллятор!

– Уже готов, – сказала медсестра, протянув ему два электрода.

Врач взял «утюжки» и, потерев друг о друга, поднес к обнаженной груди Барятинского.

– Сколько? – спросила медсестра, держа руку на регуляторе мощности.

Врач медлил с ответом.

– Сколько давать? – нетерпеливо крикнула она.

– Подожди секунду…, – нерешительно произнес врач. – Денис, посмотри-ка сюда!

Лобанов уже всё видел сам, просто не мог поверить. Человек, который только что умирал, лежал с открытыми глазами и осмысленно смотрел на присутствующих. У него быстро восстанавливалось нормальное дыхание, а кожа начала приобретать более здоровый вид.

Реаниматолог и Лобанов обменялись недоуменными взглядами.

– Датчики кардиографа на место. Быстро! – приказал Лобанов.

«Утюги» тут же оказались в руках медсестры, а к груди Барятинского прикрепили только что оторванные датчики. Оба врача уставились в экран монитора. Через какое-то время реаниматолог повернулся к Лобанову и покачал головой.

– На твоем месте я бы всё это обязательно распечатал.

– Это уж непременно, – ответил Лобанов, не отрывая взгляд от монитора.

– Вы не могли бы накрыть меня одеялом, – услышали они за своими спинами слабый голос. – Холодно.

Они повернулись. Полуголый старик лежал на кровати и зябко поеживался.

– Накройте его одеялом, – распорядился Лобанов.

– Мне, похоже, здесь больше делать нечего, – сказал реаниматолог. – С вашего позволения, я отбываю. Если что, зовите.

Он вышел. Лобанов, покосившись на парня, с интересом наблюдающего за происходящим со своей койки, стал следить за показаниями кардиографа. И тут он ощутил, что взгляд старика буквально впился в него. Лобанов резко повернулся и увидел, что его глаза, как и обычно, были устремлены в потолок.

– Вы тут побудьте пока, – бросил Лобанов медсестре, а сам быстро пошел к двери. Он не понимал, почему ему стало так не по себе, но этот поспешный уход был очень похож на бегство. Открыв дверь, он оглянулся – старик лежал неподвижно, и всё также смотрел в потолок. Лобанову показалось, что его губы слегка шевелятся.

«Молится, наверное», – подумал он, закрывая дверь.

Этот старик ему очень не нравился. Он чувствовал, что в нем таится какая-то опасность. Но какая опасность могла исходить от умирающего старика?

***

Отец Иоанн подъехал к знакомому корпусу. Забыв о больной ноге, на третий этаж он просто вбежал, чем привел в неописуемое изумление группу студентов, спускавшихся навстречу. В коридоре он столкнулся с выходящей из палаты медсестрой.

– Что с ним? – спросил священник, тяжело дыша. – Мне позвонили и сказали, что он просил меня приехать. А потом перезвонили и попросили поспешить из-за того, что он при смерти.

– Это я вам звонила.

– Как он?

Медсестра открыла дверь и отошла в сторону.

– Лучше спросите у него сами.

Священник ожидал увидеть что угодно, но только не улыбку Барятинского. Он помотал головой, и устало опустился на табурет.

– Батюшка, вы, кажется, не рады видеть меня живым? – прошептал Барятинский.

– Господь с вами, Алексей Николаевич! Конечно, я очень рад. Только, как бы мне самому не оказаться вашим соседом по палате.

Через несколько минут отец Иоанн вышел из больничного корпуса и медленно пошел к машине.

– Батюшка, дорогой…

Священник повернулся и тут же получил мощную дозу смеси перегара и свежепринятой сивухи.

– Говорят это вы тут… машину поставили…

Над ним возвышался, широко улыбаясь, обладатель этого жуткого запаха, очень помятой физиономии, а заодно и целых двух зубов во рту.

– Батюшка, наградили бы денежкой за службу.

– Это за какую? – удивился отец Иоанн.

– А за охрану! – прошепелявил тот. – Вы машину открытую оставили? Оставили. Вот я ее и охраняю.

Священник подошел к машине и дернул за ручку двери. Она действительно оказалась открытой. Он проверил карманы, но ключей там не оказалось. Не было их и в замке зажигания.

– Ну, так что, батюшка, оцени заботу, – мужик протянул ему грязную ладонь, на которой лежали ключи от машины. – Охранял, как свою, – с подчеркнуто серьезным видом сказал он. – Много не прошу. Сотенки вполне хватит.

Отец Иоанн молча достал сто рублей и протянул мужику.

– Вот это человек! – заорал тот. – Настоящий божий человек!

Сторублевка в мгновение ока скрылась в его руке. С удивительной проворностью мужик залез в машину и вставил ключ в замок зажигания.

– Всё в лучшем виде! – заявил он гордо. – Если еще что нужно, спросите Димона. Меня весь район знает.

– Не пил бы ты, Дима, – сказал отец Иоанн, садясь в машину.