Иудейка - Алекс Чин

Несмотря на заверения дружбы со стороны Германии, в январе 1939 года маршал Рыдз-Смиглы распорядился начать разработку плана оборонительных мероприятий для отражения угрозы нападения со стороны Рейха, которая к тому времени стала реальностью. С самого начала стало ясно, что по численности немецкая армия более чем в два раза превосходит польскую.

Утром 1 сентября 1939 года немецкие войска перешли польскую границу. Армия вступила в тяжёлые оборонительные бои, ожидая помощи Англии и Франции, которая так и не последовала. Вермахту не удалось разгромить польскую армию в приграничных боях, и главнокомандующий польскими вооружёнными силами Рыдз-Смиглы приказал армиям «Лодзь», «Познань», «Поморье» и «Модлен» отойти ближе к столице. Польское правительство спешно покинуло столицу и переехало в местечко Куты близ румынской столицы.

Несмотря на отчаянное сопротивление польских армий, вермахту понадобилось менее двух недель, чтобы захватить большую часть Западной Польши. 12 сентября танковые соединения Гудериана прорвали оборону у Минтьск-Мазовецки, и через два дня Варшава была полностью окружена.

Вся польская кампания продолжалась 36 дней, 694 тысячи польских солдат и офицеров попали в плен к немцам, 217 тысяч – к русским. Около 100 тысяч спаслись бегством через границы Литвы, Венгрии, Румынии. Точное количество погибших солдат и офицеров польской армии установить практически невозможно.

Историческая справка

О том, что началась война, Барбара и Эвелина узнали утром первого сентября. Эта страшная весть буквально влетела в открытую форточку окна. Жители близлежащих домов высыпали на улицу и громко обсуждали её.

Мать и дочь отнеслись к ужасной новости по-своему. Эвелина тяжело опустилась на диван в холле. Взгляд её затуманился слезами. Барбара видела, что из груди матери рвутся наружу рыдания, и она изо всех сил старается сдержать их, чтобы не потревожить дочь и Давида, который с угрюмым видом сидел в кресле и весь дрожал. Он смотрел в одну точку, ничего не видя и ни о чём не думая.

На улице кто-то закричал пронзительно и надрывно. Барбара вздрогнула, словно очнувшись после долгого обморока. Она хотела подойти к окну, но передумала. Ей не хотелось видеть убитых горем людей, ещё больше усугубляя своё нервное потрясение. Девушка чувствовала себя опустошённой, разбитой, обессиленной. У неё словно все выгорело внутри.

Целую неделю они жили как в вакууме: никуда не выходили, ни с кем не встречались, да и их никто не навещал. Мать часами сидела у окна, смотрела куда-то невидящим взором и молчала. Ну а Барбара… Чтобы отвлечься от страшной действительности, она читала. Как никогда она нуждалась в помощи книг, надеясь, что они помогут ей взбодриться и восстановить душевное равновесие.

Барбара любила читать. Открывая книгу, она тут же погружалась в мир любовных интриг, невероятных приключений и всегда радовалась за героев, с триумфом выходящих из любых сложных ситуаций. И тогда она представляла себя на их месте и воображение уносило её в другой мир, где война казались игрой, в конце которой добро обязательно победит зло и главные герои, красивый мужественный парень и прекрасная хрупкая девушка, обязательно поженятся.

Приучая дочь к книгам, Хагай заставлял её читать о древнейшей истории Израиля, о еврейском народе, божествах, о героях и судьбах. Особенно отец любил рассказывать о пророках и царях евреев – от Авраама и Моисея к Соломону, как мог толковал Библию и Талмуд. С горечью он размышлял о непрочности древнееврейского государства и вещал о женщинах и мужчинах в истории еврейского народа. Так же он был хорошо информирован о классовых и социальных различиях в еврейском обществе и делился своими впечатлениями с дочерью. А когда бывал в хорошем расположении духа, вдохновенно рассказывал Барбаре о пророках бедняков – первых революционерах, о «еврейских демократах» – фарисеях и саддукеях, высказывал своё отношение к Ироду, Флавию, с грустью касался темы отношения к евреям других народов. Но особенным коньком его «лекций» была роль евреев в истории человечества и тайные и явные проблемы евреев мира!

Барбара слушала отца с неохотой, но выводы из услышанного для себя делала. Щедро одарённая природой не только красотой, но и гибким умом и хорошей памятью, она легко усваивала поучительные беседы отца. Барбаре было тринадцать, когда она увлеклась книгами. С ними пришла и первая любовь.

Это был её одноклассник, поляк Станислав Венгровский, высокий красивый парень с волевым лицом и голубыми глазами. Как-то во время перемены юноша отозвал Барбару в сторону.

– Я давно наблюдаю за тобой. С каждым годом ты становишься всё красивее, – и добавил: – Жаль, что ты жидовка. Родители из меня отбивную сделают, если я начну встречаться с тобой.

Слово «жидовка», небрежно брошенное Станиславом, покоробило слух Барбары, но она не подала вида, что задета. Тем не менее однажды он пригласил её прогуляться. Всю дорогу юноша угощал Барбару леденцами и плоско шутил. Они остановились у небольшого здания. На улице было темно, но фонарей ещё не зажигали.

– Это лавка моих родителей, – сказал Станислав. – Она уже закрыта, но у меня есть ключи. Хочешь, зайдём? Я напою тебя чаем и угощу пирожными.

Барбара промолчала, и юноша быстро открыл дверь и пригласил её войти. Станислав был взволнован до крайности. Наконец, решившись, он подошёл к столику:

– Позволь тебя поцеловать?

– Нет, не могу, – ответила Барбара.

– А что ты сделаешь, если я поцелую тебя насильно? – поинтересовался, краснея, юноша.

– Тогда я укушу тебя, – пообещала Барбара с насмешкой.

Он нервно хмыкнул и потянул к ней руки. Девушка отпрянула и сразу же её пробрала дрожь. Станислав с протянутыми руками стал медленно обходить стол. Барбара не выдержала и рассмеялась.

– Чего скалишься, жидовка чёртова? – опешил юноша. – Не хочешь по-хорошему, тогда…

– У тебя ничего не получится, ты слабак! – покачала головой Барбара. – У тебя это на лице написано.

Желая показать, что она его ни капельки не боится, девушка выхватила из вазы последнее пирожное и отправила его в рот. Обидные слова разозлили и подстегнули Станислава. При тусклом свете лампочки он надвигался на свою жертву, как стена, и глаза его горели.

Когда он обхватил ее обеими руками и потянулся к губам, Барбара презрительно захохотала. Юноша отпустил её, ссутулился и с понуро опустившейся головой отошёл в сторону. С этого момента все чувства, которые испытывала к нему Барбара, растаяли.

– Всё, я пошла, – сказала она, с насмешкой глядя на горе-насильника. – Ты не создан для решительных действий, пан Венгровский. – Ты, как и твой отец, всего лишь торгаши, а не…

– Дочка, в лавку сходить надо, – отвлёк от воспоминаний голос матери. – В доме закончились все продукты.

– Хорошо, мама, – сказала Барбара. – Только скажи, что купить, и я мигом.

– Я даже и сама не знаю что, – вздохнула Эвелина, доставая деньги. – Бери всё, на что глаз ляжет. Война началась, и… Люди, сейчас, наверное, всё с полок сметают.

В лавке творился самый настоящий ажиотаж. Люди в панике раскупали всё, что видели на прилавке и витринах. Особым спросом пользовались спички и соль. Барбаре с трудом удалось приобрести немного гречневой крупы, кукурузной муки и перловки.

Когда штурмующая лавку толпа выдавила её на улицу, девушка облегчённо вздохнула и поспешила домой. «Что же будет завтра? – думала она, глядя под ноги. – Те, кто успел купить продукты, ещё продержатся некоторое время. А как быть тем, кому не удалось запастись продуктами? Как они будут выживать? Сможет ли правительство обеспечить едой большой город, столицу страны? А может быть, теперь всё внимание переключится на войну, а мирных жителей оставят без помощи и поддержки?»

Предаваясь безрадостным мыслям, Барбара свернула за угол, и… Дорогу ей преградили три здоровенных парня, которые смотрели на неё с нахальными ухмылками. Одного из них она узнала сразу – негодяй, проживающий на соседней улице. Звали его Петро Василенко, но он любил, чтобы его называли Мазепой. Петро был выходцем из Львова и всегда подчёркивал, что он не поляк, а украинец.

– Ого-го, молодая жидовка с покупками! – воскликнул, явно рисуясь, Мазепа. – И это в то время, когда полякам и украинцам жрать нечего.

Понимая, что бандиты просто так не отстанут, Барбара попятилась.

– Дайте мне пройти! – сказала она. – Я никому не сделала ничего плохого. Я…

– Нет, вы только посмотрите, люди добрые? – загоготал Мазепа, выплюнув папиросу. – Эта жидовская сучка ещё что-то лопочет. А ведь было время, когда я предлагал ей своё пламенное сердце, защиту и покровительство! А она? Эта дешёвка унизила меня, паны! Она с гордостью отвергла моё предложение! А вот теперь ты в моих руках, сучка еврейская, и я волен сделать с тобой всё, что захочу!