Зарубежная любовная лирика - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Промчались дни мои, как бы оленей…»
Промчались дни мои, как бы оленейКосящий бег. Срок счастья был короче,Чем взмах ресницы. Из последней мочиЯ в горсть зажал лишь пепел наслаждений.
По милости надменных обольщенийНочует сердце в склепе темной ночи,К земле бескостной жмется, средостенийЗнакомых ищет – сладостных сплетений…
Но то, что в ней едва существовало,Днесь, вырвавшись наверх, в очах лазуриПленять и ранить может, как бывало,
И я догадываюсь, брови хмуря,Как хороша, к какой толпе пристала,Как там клубится легких складок буря.
«Когда уснет земля и жар отпышет…»
Когда уснет земля и жар отпышетИ на душе зверей покой лебяжий,Ходит по кругу ночь с горящей пряжей,И мощь воды морской зефир колышет.
Чую, горю, рвусь, плачу – и не слышит —В неудержимой близости все та же —Целую ночь, целую ночь на страже, —И вся, как есть, далеким счастьем дышит.
Хоть ключ один – вода разноречива —Полужестка, полусладка – ужелиОдна и та же милая двулична?
Тысячу раз на дню себе на дивоЯ должен умереть – на самом деле —Я воскресаю так же сверхобычно.
Торквато Тассо
(1544–1595)
К Лукреции, герцогине Урбино
Ты в юности казалась нежной розой,Что, лепестков лучам не открывая,За зеленью стыдливо, молодая,Еще таит мечты любви и слезы.
Иль может, ты (не с миром нашей прозыТебя равнять) была зарею рая,Что, тени гор и поле озаряя,На небесах полна невинной грезы.
Но для тебя года прошли неслышно,И молодость в своем уборе пышномСравнится ли с твоею красотою?
Так и цветок душистее раскрытый,И в полдень так лучи с небес разлитыРоскошнее, чем утренней зарею.
Франция
Эварист Парни
(1753–1814)
Источник
Буря умолкла, и в ясной лазуриСолнце явилось на западе нам;Мутный источник, след яростной бури,С ревом и с шумом бежит по полям!Зафна! Приближься: для девы невиннойПальмы под тенью здесь роза цветет;Падая с камня, источник пустынныйС ревом и с пеной сквозь дебри течет!
Дебри ты, Зафна, собой озарила!Сладко с тобою в пустынных краях!Песни любови ты мне повторила;Ветер унес их на тихих крылах!Голос твой, Зафна, как утра дыханье,Сладостно шепчет, несясь по цветам.Тише, источник! Прерви волнованье,С ревом и с пеной стремясь по полям!
Голос твой, Зафна, в душе отозвался;Вижу улыбку и радость в очах!..Дева любви! – я к тебе прикасался,С медом пил розы на влажных устах!Зафна краснеет?.. О друг мой невинный,Тихо прижмися устами к устам!..Будь же ты скромен, источник пустынный,С ревом и с шумом стремясь по полям!
Чувствую персей твоих волнованье,Сердца биенье и слезы в очах;Сладостно девы стыдливой роптанье!Зафна, о Зафна!.. смотри… там, в водах,Быстро несется цветок розмаринный;Воды умчались – цветочка уж нет!Время быстрее, чем ток сей пустынный,С ревом который сквозь дебри течет!
Время погубит и прелесть и младость!..Ты улыбнулась, о дева любви!Чувствуешь в сердце томленье и сладость,Сильны восторги и пламень в крови!..Зафна, о Зафна! – там голубь невинныйС страстной подругой завидуют нам…Вздохи любови – источник пустынныйС ревом и с шумом умчит по полям!
Андре Шенье
(1762–1794)
«Я был еще дитя; она уже прекрасна…»
Я был еще дитя; она уже прекрасна…Как часто, помню я, с своей улыбкой яснойОна меня звала! Играя с ней, резвясь,Младенческой рукой запутывал не разЯ локоны ее. Персты мои скользилиПо груди, по челу, меж пышных рози лилий…
Но чаще посреди поклонников своих,Надменная, меня ласкала, а на нихЛукаво-нежный взор подняв как бы случайно,Дарила поцелуй, с насмешливостью тайной,Устами алыми младенческим устам.Завидуя в тиши божественным дарам,Шептали юноши, сгорая в неге страстной:«О, сколько милых ласк потеряно напрасно!»
Лида
«Ланиты у меня на солнце загорели,И ноги белые от терний покраснели.День целый я прошла долиною; влеклиМеня со всех сторон блеяния вдали.Бегу, – но, верно, ты скрываешься, враждуя;Все пастухи не те! О, где же, где найду яТебя, красавец мой? Скажи, поведай мне,Где ты пасешь стада? В которой стороне?
О нежный отрок, ты краснеешь предо мною!Взгляни, как я бледна, – истомлена тобою:Люблю твое чело невинное и нрав.Пойдем. – Не все ж искать ребяческих забав.О нежный отрок мой, узнай, как я страдаю:Хочу забыть тебя – и все не забываю.Прекрасное дитя, к тебе влекут мечты:Как дева робкая, склоняешь взоры ты.Грудь белая твоя, полуприкрыта тканью,Еще не отдалась любовному желанью.Пойдем. Узнаешь все. Тебя я научу.С душою девственной беседовать хочу,Пока, преодолев невольное смущенье,Как я, познаешь ты и вздохи и томленье,А детских щек твоих вот этот пышныйцвет —Единственно моих лобзаний будет след.О, если б наконец ты раннею зареюПришел на грудь ко мне приникнутьголовою!Я, сон лелея твой, боялась бы дохнуть,Чтоб не будить тебя, дышала бы чуть-чуть,И, складки тонкого раскинув покрывала,Яб от твоих ланит горячих отгонялаИ дерзких комаров, и беспокойных пчел».
. . . . . . . . .
И Нимфа, отрока сыскав, стоит, вздыхает,Трепещет и его с собою увлекает.Садится на траву. Ей уступает он,И горд, и втайне рад, и явно пристыжен.
Уж прикоснулася неверными перстамиОна к нему. Одна ее рука кудрямиИграет отрока, другая же рукаЛаскает шелк ланит младенческих слегка.«Дитя, – зовет она, – приди на зов мойстрастный,Прекрасен, юн, ко мне, и юной, и прекрасной,Ко мне, прелестный друг, ты на колени сядь.Скажи, как много лет успел ты сосчитать?Бывал ли первым ты борцом между друзьями?Им нынче, говорят, скользящими руками,Счастливцам, жать пришлось тебяк груди своей,И на тебе сиял струящийся елей.Ты потупляешь взор? О, как должнагордитьсяТа, у которой мог, красавец, ты родиться!Богинею рожден ты, верно. Что с тобой?Ты весь дрожишь. Дитя, коснись вот здесьрукой:Грудь у меня пышней, чем у тебя,скруглилась.Но это – знаешь ли? – быть может,опустиласьОдежда женская перед тобой хоть раз? —Но это не одно различие у нас.Ты улыбаешься, краснея? Как сияетОгонь твоих очей! Как твой румянец тает!Не Гиацинт ли ты, любимый сын небес?Иль тот, за кем орла ниспосылал Зевес?Иль тот, кто, зарожден пленять богиньсобою,Из лона Мирры шел, одетого корою?[1]Дитя, кто б ни был ты, хочу тебя обнять!Дитя, люби меня! Как часто отвергатьУмела юношей я пыл неукротимый;Но ты, ты будь моим, хочу я быть любимой!
. . . . . . . . .
И возвестит векам мой камень гробовой,Что Гименеем был развязан пояс мой».
Шарль Мильвуа
(1782–1816)
Возвращение
На кровы ближнего селеньяНисходит вечер, день погас.Покинем рощу, где для насЧасы летели как мгновенья!Лель, улыбнись, когда из нейСлучится девице моейУнесть во взорах пламень томный,Мечту любви в душе своейИ в волосах листок нескромный.
Леконт де Лиль
(1818–1894)
Негибнущий аромат
Если на розу полейСолнце Лагора сияло,Душу ее перелейВ узкое горло фиала.
Глину ль насытит бальзамИли обвеет хрусталь,С влагой божественной намБольше расстаться не жаль:
Пусть, орошая утес,Жаркий песок она поит,Розой оставленных слезМоре потом не отмоет.
Если ж фиалу в кускахВыпадет жребий лежать,Будет, блаженствуя, прахРозой Лагора дышать.
Сердце мое как фиал,Не пощаженный судьбою,Пусть он недолго дышал,Дивная влага, тобою;
Той, перед кем пламенелЧистый светильник любви,Благословляя удел,Муки простил я свои.
Сердцу любви не дано —Но, и меж атомов атом,Будет бессмертно оноНежным твоим ароматом.
«О ты, которая на миг мне воротила…»
О ты, которая на миг мне воротилаЦветы весенние, благословенна будь.Люблю я, лучший сон вздымает сладко грудь,И не страшит меня холодная могила.
Вы, милые глаза, что сердцу утро днейВернули, – чарами объятого понынеЗабыть вы можете – вам не отнять святыни:В могиле вечности я неразлучен с ней.
Сюлли-Прюдом