Зарубежная любовная лирика - Сборник

Шарль Мильвуа

(1782–1816)

Возвращение

На кровы ближнего селеньяНисходит вечер, день погас.Покинем рощу, где для насЧасы летели как мгновенья!Лель, улыбнись, когда из нейСлучится девице моейУнесть во взорах пламень томный,Мечту любви в душе своейИ в волосах листок нескромный.

Леконт де Лиль

(1818–1894)

Негибнущий аромат

Если на розу полейСолнце Лагора сияло,Душу ее перелейВ узкое горло фиала.

Глину ль насытит бальзамИли обвеет хрусталь,С влагой божественной намБольше расстаться не жаль:

Пусть, орошая утес,Жаркий песок она поит,Розой оставленных слезМоре потом не отмоет.

Если ж фиалу в кускахВыпадет жребий лежать,Будет, блаженствуя, прахРозой Лагора дышать.

Сердце мое как фиал,Не пощаженный судьбою,Пусть он недолго дышал,Дивная влага, тобою;

Той, перед кем пламенелЧистый светильник любви,Благословляя удел,Муки простил я свои.

Сердцу любви не дано —Но, и меж атомов атом,Будет бессмертно оноНежным твоим ароматом.

«О ты, которая на миг мне воротила…»

О ты, которая на миг мне воротилаЦветы весенние, благословенна будь.Люблю я, лучший сон вздымает сладко грудь,И не страшит меня холодная могила.

Вы, милые глаза, что сердцу утро днейВернули, – чарами объятого понынеЗабыть вы можете – вам не отнять святыни:В могиле вечности я неразлучен с ней.

Сюлли-Прюдом

(1839–1907)

Идеал

Прозрачна высь. Своим доспехом меднымСредь ярких звезд и ласковых планетГорит луна. А здесь, на поле бледном,Я полон грез о той, которой нет;

Я полон грез о той, чья за туманомНезрима нам алмазная слеза,Но чьим лучом, земле обетованным,Иных людей насытятся глаза.

Когда бледней и чище звезд эфираОна взойдет средь чуждых ей светил, —Пусть кто-нибудь из вас, последних мира,Расскажет ей, что я ее любил.

«С подругой бледною разлуки…»

С подругой бледною разлукиОстановить мы не могли:Скрестив безжизненные руки,Ее отсюда унесли.

Но мне и мертвая свиданьеУлыбкой жуткою сулит,И тень ее меня томитБольнее, чем воспоминанье.

Прощанье ль истомило нас,Слова ль разлуки нам постыли?..О, отчего вы, люди, глаз,Глаз отчего ей не закрыли?

Разбитая ваза

Ту вазу, где цветок ты сберегала нежный,Ударом веера толкнула ты небрежно,И трещина едва заметная на нейОсталась… Но с тех пор прошлоне много дней,Небрежность детская твоя давно забыта,А вазе уж грозит нежданная беда!Увял ее цветок, ушла ее вода…Не тронь ее: она разбита.

Так сердца моего коснулась ты рукой —Рукою нежной и любимой, —И с той поры на нем, как от обиды злой,Остался след неизгладимый.Оно, как прежде, бьется и живет,От всех его страданье скрыто,Но рана глубока и каждый день растет…Не тронь его: оно разбито.

Шарль Кро

(1842–1888)

Смычок

У нее были косы густыеИ струились до пят, развитые,Точно колос полей, золотые.

Голос фей, но странней и нежней,И ресницы казались у нейОт зеленого блеска черней.

Но ему, когда конь мимо пашенМчался, нежной добычей украшен,Был соперник ревнивый не страшен,

Потому что она никогдаДо него, холодна и горда,Никому не ответила: «Да».

Так безумно она полюбила,Что когда его сердце остыло,То в своем она смерть ощутила.

И внимает он бледным устам:«На смычок тебе косы отдам:Очаруешь ты музыкой дам».

И, лобзая, вернуть он не могЕй румянца горячего щек, —Он из кос ее сделал смычок.

Он лохмотья слепца надевает,Он на скрипке кремонской играетИ с людей подаянье сбирает.

И, чаруя, те звуки пьянят,Потому что в них слезы звенят,Оживая, уста говорят.

Царь своей не жалеет казны,Он в серебряных тенях луныУвезенной жалеет жены.

. . . . . . . .

Конь усталый с добычей не скачет,Звуки льются… Но что это значит,Что смычок упрекает и плачет?

Так томительна песня была,Что тогда же и смерть им пришла;Свой покойница дар унесла;

И опять у ней косы густые,И струятся до пят, развитые,Точно колос полей, золотые…

Анри де Ренье

(1864–1936)

Прогулка

Заветный час настал. Простимся и иди!Побудь в молчании, одна с своею думой,Весь этот долгий день – он твой и впереди,О тени, где меня оставила, не думай.

Иди, свободная и легкая, как сны,В двойном сиянии улыбки, в ореолахИ утра, и твоей проснувшейся весны;Ты не услышишь вслед шагов моих тяжелых.

Есть дуб, как жизнь моя, увечен, и живуч,Он к меланхоликам и скептикам участливИ приютит меня – а покраснеет луч,В его молчании уж тем я буду счастлив,

Что ветер, ласковым движением крыла,Отвеяв от меня докучный сумрак грезы,Цветов, которые ты без меня рвала,Мне аромат домчит, тебе оставя розы.

Поль Верлен

(1844–1896)

«Я долго был безумен и печален…»

Я долго был безумен и печаленОт темных глаз ее, двух золотых миндалин.

И все тоскую я, и все люблю,Хоть сердцу уж давно сказал: «Уйди, молю»,

Хотя от уз, от нежных уз печалиИ ум и сердце вдаль, покорные, бежали

Под игом дум, под игом новых дум,Волнуясь, изнемог нетерпеливый ум,

И сердцу он сказал: «К чему ж разлука,Когда она все с нами, эта мука?»

А сердце, плача, молвило ему:«Ты думаешь, я что-нибудь пойму?

Не разберусь я даже в этой муке.Да и бывают ли и вместе, и в разлуке?»

«Я не люблю тебя одетой…»

Я не люблю тебя одетой, —Лицо прикрывши вуалетой,Затмишь ты небеса очей.Как ненавистны мне турнюры —Пародии, карикатурыСтоль пышной красоты твоей!

Глядеть на платье мне досадно, —Оно скрывает беспощадноВсе, что уводит сердце в плен:И дивной шеи обаянье,И милых плеч очарованье,И волхование колен.

А ну их, дам, одетых модно!Спеши прекрасную свободно,Сорочка милая, обнять,Покров алтарный мессы нежнойИ знамя битвы, где, прилежный,Не уставал я побеждать.

«Я не имею…»

Я не имеюКопейки медной за душой, —Но я владеюТобою, друг желанный мой.С игрой и пляскойТворишь ты радостный обряд.Какою ласкойТвои слова всегда горят!

Внимаю ль речиТвоей живой, ловлю ль твой взгляд,Нагие ль плечиТвои лобзаю, – я богат.На отдых нежныйСклонился я – и вмиг весь пылНа белоснежнойТвоей груди восстановил.

Конечно, мало,Увы, любим тобою я:Ты изменялаМне часто, милая моя.Но что за делоМне до измен твоих, когдаТы завладелаМоей душою навсегда!

Песня к ней

Мне говорят, что ты – блондинка,И что блондинка – неверна,И добавляют: «Как былинка…»Но мне такая речь смешна!Твой глаз – яснее, чем росинка,До губ твоих – душа жадна!

Мне говорят, что ты – брюнетка,Что взор брюнетки – как костер,И что в огне его нередкоСгорает сердце… Что за вздор!Ты целовать умеешь метко,И по душе мне твой задор!

Мне говорят: «Не будь с шатенкой:Она бледна, скучна чуть-чуть…»Смеюсь над дружеской оценкой!Дай запах кос твоих вдохнуть,Моя царица, – и коленкойСтань, торжествуя, мне на грудь!

Шарль Бодлер

(1821–1867)

Красота

Стройна я, смертные, как греза изваянья,И грудь, что каждого убила в час его,Поэту знать дает любовь – и с ней терзанье,Безгласно-вечное, как вечно вещество.

В лазури я царю как сфинкс непостижимый;Как лебедь бледная, как снег я холодна;Недвижна Красота, черты здесь нерушимы;Не плачу, не смеюсь, – мне смена не нужна.

Поэты пред моим победно-гордым ликомВсе дни свои сожгут в алкании великом,Дух изучающий пребудет век смущен;

Есть у меня для них, послушных, обаянье,Два чистых зеркала, где мир преображен:Глаза, мои глаза – бездонное сиянье.

Смерть влюбленных

Постели, нежные от ласки аромата,Как жадные гроба, раскроются для нас,И странные цветы, дышавшие когда-тоПод блеском лучших дней, вздохнутв последний раз.

Остаток жизни их, почуяв смертный час,Два факела зажжет – огромные светила,Сердца созвучные, заплакав, сблизят нас —Два братских зеркала, где прошлое почило.

В вечернем таинстве, воздушно-голубом,Мы обменяемся единственным лучом —Прощально-пристальным и долгим, какрыданье.

И ангел, дверь поздней полуоткрыв, придетИ, верный, оживит и, радостный, зажжетДва тусклых зеркала – два мертвые сиянья.

Англия