Зарубежная любовная лирика - Сборник

LXXIII

Я той порою года предстаю,Когда последний лист уже исчез,И птицы песнь окончили свою,И мертвым храмом стал холодный лес.

Я предстаю поблекшей полосойНа западе, когда закат ослеп;И ночь, как смерть, разит ее косой,И замыкает мир, как черный склеп.

Я предстаю мерцающим огнем,Истлевшим в пепле юности былой,Что ясный жар поддерживала в нем,И погубила, сделавшись золой.

И ты с двойною нежностью во взореГлядишь на то, чего лишишься вскоре.

Когда я звал тебя один, тогда звучалиОдни мои стихи чудесно, дорогой!Но муза в недуге моя, полна печали,Теперь принуждена здесь место дать другой.

Для песен в честь тебя, о друг мой,я согласен,Должно бы взять перо победное в борьбе;Ты полон нежных чар, пленителен, прекрасен.Поэт твой лишь крадет все, что дает тебе.

О, в добродетель, друг, тебя он наряжает.Но слово то он взял из добрых твоих делИ красоту со щек твоих же похищает,Всем обладаешь ты, что он в стихах воспел.

О друг мой, не нужна ему твоя уплата:Все, что тебе он дал, – все от тебя же взято.

Нет, не могу я петь. Мой дух изнемогает!Сильнейшего твоя пленяет красота.Иной в хвалу тебе стихи теперь слагает,Пред силою его – немы мои уста.Но чары все твои, как океан, безбрежны.В стихии мощной их и судно, и ладьяСвободно могут плыть. И челн мойбезмятежноНаправлюпо волнам глубоким смело я.Мне помоги; пущусь вперед я, как бывало,Как он, что носится в бездонных глубинах.О, если разобьюсь – так что ж? —челнок я малый,Великий он корабль в бесчисленных снастях.Пусть к цели он придет. Пустьпогружусь в пучину.Случится худшее: друг, от любви я сгину.

Так ты разлюбишь? Разлюби сейчас:Сейчас весь мир моей враждебен воле.Со злобою судьбы объединясь,Покинь меня, и не вернись уж боле!

О, не вернись! Молю тебя о том:Не мучай дольше сердца, где жила ты.Да не продлится утренним дождемПолночный вихрь назначенной утраты!

Оставь меня в преддверьи мелких бед,Немедля разлюби, не напоследок;Покинь – но до напастей, не вослед,И вкус беды иной не будет едок,

И прочие утраты и печалиУжасными покажутся едва ли.

Каким прелестным делаешь ты стыд,Который, словно червь в пахучей розе,Слух о тебе в зародыше пятнит:Твои грехи подобны вешней грезе.Кто о тебе вещает, описавСластолюбивый пыл твоих забав, —Не может порицать без восхищенья.И против воли шлет благословенье.Что за приют! Какой прелестный кров,Избрав тебя, нашли себе пороки!Твоей красы блистающий покровМеняет грязь в прозрачные потоки.Но берегись, сокровище мое!У лучшего ножа тупеет острие.

Когда простились мы – какой зимойнежданнойПовеяло вокруг! Как сумрачны поля,Как тяжек небосклон, угрюмый и туманный,Какой пустынею казалася земля!

А ведь она цвела: сады – в уборе новом —Сияли золотом, дыханья роз полны, —И осень пышная – подобно юным вдовам —Несла плоды любви умчавшейся весны.

Но умирающей казалась мне природа…Ты – лето для меня, а нет тебя со мной —И немы соловьи, и если с небосводаПольется робко песнь над чащею лесной,

Так сумрачна она, что, чутко ей внимая,Поникшие цветы бледнеют, умирая…

Весна цвела – был от тебя вдали я;Апрель нарядный красками сверкал,Во все вливалась юности стихия,И сам Сатурн смеялся и плясал.Но песни птиц, цветов благоуханье,Краса лугов – все было чуждо мне;Я сладкого не ощущал желаньяСорвать цветок, воспеть хвалу весне;Я презирал красу лилеи бледной,Румяных роз я не ласкал, любя!Вся прелесть их – я знал —лишь список бедныйС их образца единого – тебя!Казалось мне, что вкруг – зима! МечтамиС тобою весь, я лишь шутил с цветами.

К слиянью честных душ не станубольше вновьЯ воздвигать преград! Любовь —уж не любовь,Когда меняет цвет в малейшем измененьиИ отлетает прочь при первом охлажденьи.

Любовь есть крепкий столп, высокий,как мечта,Глядящий гордо вдаль на бури и на горе;Она – звезда в пути для всех плывущихв море;Измерена же в ней одна лишь высота.

Любовь верна, хотя уста ее бледнеют,Когда она парит под времени косой;Любовь в теченьи лет не меркнет,не тускнеетИ часто до доски ведет нас гробовой.

Когда ж мои уста неправдой погрешили,То значит – я не пел, а люди не любили!

Суди меня за то, что я, как мот,Казну любви отправил на распыл;Что раздавал чужим, теряя счет,И только ты отвергнут мною был;

За то, что я бродил из храма в храм,Святых твоих даров не оценя;И парус подставлял любым ветрам,Чтоб только прочь несли они меня.

Суди за то, что много черных делСвершили эта воля и рука;Прищурь глаза, как щурятся в прицел,Но не спускай подъятого курка;

Ибо, греша, я выведать хотел,Положен ли твоей любви предел.

Глаза ее сравнить с небесною звездоюИ пурпур нежных уст с кораллом —не дерзну,Со снегом грудь ее не спорит белизною,И с золотом сравнить нельзя кудрей волну,Пред розой пышною роскошного ВостокаБледнеет цвет ее пленительных ланит,И фимиама смол Аравии далекойАмброзия ее дыханья не затмит,Я лепету ее восторженно внимаю,Хоть песни соловья мне кажутся милей,И с поступью богинь никак я не смешаюТяжелой поступи красавицы моей.Все ж мне она милей всех тех, кого толпоюЛьстецы с богинями равняют красотою.

Однажды крепко спал Амур, любви божок,Отбросив факел свой, для всех сердецопасный, —И к месту этому вдруг подлетел кружокНимф, давших клятву жить в невинностибесстрастной.

И вот – одна из них рукой своейпрекраснойСхватила факел тот, что множество поджегСердец, замученных потом тоской напрасной,И бросила его на дно в речной поток, —

И, словно без меча, что полководцу нужен,Влюбленных армий вождь лежал обезоружен,Поток же стал горяч, целебен навсегда.

И я им излечить хотел любви невзгоду,Но – нет! Огонь любви разгорячает воду,А пламенной любви не холодит вода.

Томасас Мур

(1779–1852)

«Прощай, Тереза! Печальные тучи…»Прощай, Тереза! Печальные тучи,Что томным покровом луну облекли,Еще помешают улыбке летучей,Когда твой любовник уж будет вдали.

Как эти тучи, я долгою теньюМрачил твое сердце и жил без забот.Сошлись мы – как верила ты наслажденью,Как верила счастью, – о Боже!.. И вот,

Теперь свободна ты, диво созданья, —Скорее тяжелый свой сон разгоняй;Смотри, и луны уж прошло обаянье,И тучи минуют – Тереза, прощай!

Барри Корнуолл

(1787–1874)

«Пью за здравие Мери…»

Here’s a health to thee, Mary[2].

Пью за здравие Мери,Милой Мери моей.Тихо запер я двериИ один без гостейПью за здравие Мери.

Можно краше быть Мери,Краше Мери моей,Этой маленькой пери;Но нельзя быть милейРезвой, ласковой Мери.

Будь же счастлива, Мери,Солнце жизни моей!Ни тоски, ни потери,Ни ненастливых днейПусть не ведает Мери.

Джордж Гордон Байрон

(1788–1824)

Ты счастлива

Ты счастлива, – и я бы должен счастьеПри этой мысли в сердце ощутить;К судьбе твоей горячего участьяВо мне ничто не в силах истребить.

Он также счастлив, избранный тобою —И как его завиден мне удел!Когда б он не любил тебя – враждоюК нему бы я безмерною кипел!

Изнемогал от ревности и мукиЯ, увидав ребенка твоего;Но он ко мне простер с улыбкой руки —И целовать я страстно стал его.

Я целовал, сдержавши вздох невольныйО том, что на отца он походил,Но у него твой взгляд, – и мне довольноУж этого, чтоб я его любил.

Прощай! Пока ты счастлива, ни словаСудьбе в укор не посылаю я.Но жить, где ты… Нет, Мэри, нет! Иль сноваПроснется страсть мятежная моя.

Глупец! Я думал, юных увлеченийПыл истребят и гордость и года.И что ж: теперь надежды нет и тени —А сердце так же бьется, как тогда.

Мы свиделись. Ты знаешь, без волненьяВстречать не мог я взоров дорогих:Но в этот миг ни слово, ни движеньеНе выдали сокрытых мук моих.

Ты пристально в лицо мне посмотрела;Но каменным казалося оно.Быть может, лишь прочесть ты в нем успелаСпокойствие отчаянья одно.

Воспоминанье прочь! Скорей рассейсяРай светлых снов, снов юности моей!Где ж Лета? Пусть они погибнут в ней!О сердце, замолчи или разбейся!

Подражание Катуллу