Машина знаний. Как неразумные идеи создали современную науку - Майкл Стревенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Атланты, хотя и немногочисленные, создали яркую цивилизацию. Поэты, архитекторы, драматурги и математики бродят по своим дворам и рыночным площадям вместе с естествоиспытателями, стремящимися понять устройство видимого мира: планеты, свет, падающие предметы, живые существа. Но подобно древним грекам – или китайцам династии Мин, или елизаветинским англичанам – атлантам не хватает современной науки.
Итак, в результате странного стечения обстоятельств вы оказываетесь на берегу Атлантиды. Местные жители взволнованы и озадачены явлением таинственного гостя. Вы рассказываете им о вакцинах, антибиотиках и лапароскопии. Вы показываете им свой смартфон – замечательная вещь, хоть связь в Атлантиде и не ловит. Вы описываете мир изобилия еды, башен высотой в полкилометра и летательных аппаратов.
А еще лучше – мир, понимающий истинную природу света, принципы движения планет и код, программирующий жизнь. Атланты хотят всего этого. Может быть, вы научите их заниматься наукой?
Почему нет? Это поможет вам скоротать время. Атланты приводят своих естествоиспытателей, нетерпеливых учеников на ваш первый курс: «Введение в современную науку».
Рисунок 6.1. Расположение Атлантиды в представлении ученого Афанасия Кирхера (1602–1680). Он помещает ее слишком далеко на север
День первый: железное правило. Нет нужды убеждать философов Атлантиды в том, что они должны искать теории с большой объяснительной силой; они делали именно это на протяжении веков. Новость для них заключается в том, что для достижения научного прогресса гораздо важнее точные измерения и кропотливая лабораторная работа, чем глубокие философские размышления. В нашем тихоническом мире истина дает о себе знать именно при учете долей сантиметра или градуса.
День второй: вы делаете поразительное открытие. Атланты считают, что теория объясняет факт всякий раз, когда этот факт согласуется с теорией. Согласно этим инстинктивным исследователям природы, гипотеза о том, что «предметы, состоящие из земного вещества, стремятся найти центр Вселенной», объясняет, почему «тот, кто падает с высокой скалы, уходит глубоко в землю», но не почему «соломинки летят по ветру».
О чем могли думать атланты? Возможно, они воображают, что мир управляется в соответствии с указаниями «Великого небесного поэта». Он создал некие указы, такие как уже упомянутое «Вещи, сделанные из земной материи, стремятся найти центр Вселенной», и обеспечивает прямым вмешательством согласование происходящих событий с его указами. Эта точка зрения необычна, но вполне понятна. «Ясно», – говорите вы атлантам. «Как и мы, северяне, вы, атланты, считаете, что объяснение события – это в первую очередь выяснение, что его вызвало. Однако, в отличие от нас, вы верите в богов, которые управляют миром, но не знаете о гравитации.
Нет, это совсем не то, говорят атланты. Действительно, нет ничего, что «заставляло бы вещи происходить». Мир просто есть. Но его состояние, тем не менее, можно понять, его работу можно объяснить, если уловить, как все это держится вместе – как стихотворение. Для атлантов понимание Вселенной – вопрос литературной интерпретации.
Принести науку в Атлантиду будет сложнее, чем вы предполагали. Вы прочищаете горло. Вы говорите, что существуют несколько вещей, которые нужно знать об объяснении. Или, по крайней мере, о том объяснении, которое дает рабочий материал для железного правила. Главное: объяснение событий – это вопрос поиска их причин, а не согласованности. Вы не сможете сформулировать действительно рабочие теории, согласуя явления с небесным замыслом! Философы-атланты шепчутся между собой, изредка бросая в вашу сторону сочувственные взгляды. «Они придумали такую великолепную технику, но так и не поняли мир!» – думают они. Один говорит: «Нет, боюсь, это ваши теории неверны». Кто же здесь учитель, а кто ученик?
Если бы вы только могли открыть им глаза на настоящий мир: электрическое освещение, наркоз и высокоскоростной интернет! Все это показалось бы им фантастикой!
Это не так уж далеко от истины, утверждают многие историки науки, которые оглядываются в прошлое и видят архипелаги представлений о сути познания, цепь культурных островов, протянувшуюся сквозь века, каждый из которых имеет собственное, довольно ограниченное представление о том, что то или иное событие представляет собой в контексте теории, позволяющей обеспечить адекватное объяснение моделей повседневных событий и экспериментальных результатов. У каждой эпохи есть свои правила осмысления мира. «Нет, – пишет современный историк Питер Дир, – никаких вечных, внеисторических критериев для определения того, какой результат будет считаться удовлетворительным для понимания».
Вспомните Томаса Куна, когда он в начале своей карьеры пытался понять физику Аристотеля. Он столкнулся с рядом необычных идей. Аристотель считал положение объекта в пространстве таким же свойством, как цвет; движение, таким образом, немного похоже на изменение цвета. Как следствие, в пространстве не может быть пустого места: места – это свойства вещей, поэтому там, где есть место, есть и вещь, точно так же, как там, где есть цвет, должна быть и вещь, которая им обладает.
На самом деле, согласно Аристотелю, пространства не существует; есть только «места», и все они заняты. (Возможно, он был первым теоретиком парковки в городской черте.) Кроме того, характерные примеры движения, такие как склонность тяжелых предметов падать на землю, получают объяснение, которое кажется в каком-то смысле биологическим или даже психологическим: «естественное конечное состояние» для более тяжелых разновидностей материи – середина Вселенной. Все вещи, животные, растения и минералы ищут свои естественные состояния. Таким образом, материя направляется прямо к центру мира, который является также центром земли. Поначалу все это не имело для Куна никакого смысла; утверждения Аристотеля казались настолько расплывчатыми, что были совершенно непонятны.
Потом Кун выглянул в окно и все, по его словам, «встало на свои места». Он достиг способности видеть мир так, как видел его Аристотель, оперировать аристотелевскими принципами объяснения мироустройства – принципами, которые были настолько странными, что могли бы иметь место в описанной нами Атлантиде. «Теперь я мог понять, почему [Аристотель] сказал то, что сказал». Этот опыт вдохновил Куна на концепцию научного прогресса как серии прыжков от одной структуры к другой, в рамках которой каждый такой «сдвиг парадигмы» приносит новую систему объяснения, сбивающую с толку ученых, воспитанных в рамках прежнего взгляда на мир.
Парадигма – это больше, чем объяснительная структура; это максимально полный алгоритм для занятий наукой, включающий в себя цели и методы, а также способы правильного понимания. Как вы видели ранее, современные историки скептически относятся к тому, что поведение ученых соответствует какой-либо общей схеме. Но, подобно Питеру Диру, многие придерживаются объяснительного компонента куновской картины, отбрасывая все остальное, вместе с Куном поддерживая идею, которую можно было бы назвать объяснительным релятивизмом. Основной тезис объяснительного релятивизма гласит, что каждая эпоха или школа имеет собственные стандарты объяснения и
