В лапах Ирбиса (СИ) - Ласк Елена

Рывок выдернул меня из размышлений, становившихся приятными. Я впечаталась в каменную мужскую грудь, лёгкие моментально наполнил знакомый запах с едкой примесью. Подняла голову и наткнулась на холод звериных глаз Ирбиса. Не сразу узнала его. Весь в чёрном, как одевался Барс, возможно, это была одежда брата на нём. Волосы всклокочены, на лице щетина, почти борода. Под глазами синяки, а сами глаза кажутся безумными и не человеческими. Из них пропала присутствовавшая раньше мягкость, которую заметила только сейчас, когда она исчезла, осталась лишь бездна ненависти. Мне хотелось его обнять, хотя уже понимала, зачем он пришёл. Послышался хруст, а за ним последовала боль. Это были его пальцы, больно сжавшие моё плечо так, что рука онемела. Я хотела заговорить, но голос пропал, передо мной был уже не человек, осталась только оболочка, а внутри — зверь, который вырвался на свободу, существо, о котором говорила Кисса, и которого он прятал от меня, сдерживаясь. Даже сквозь ткань тёплого платья чувствовала, жар, исходящий от его руки, которую он сжимал всё сильнее. Я скользила глазами по его лицу, пытаясь найти черты, способные успокоить меня, разубедить, что то, что видела в нём раньше, не было притворством, что всё это вообще когда-то было. Не нашла.

Я прервала зрительный контакт, опустив глаза, и это стало спусковым крючком. Ирбис ещё несколько секунд стоял неподвижно, а затем рывком поволок в сторону, где грубо опрокинул грудью на капот своей чёрной машины, зафиксировав точь-в-точь как в нашу первую встречу, задрав платье и сорвав трусы. Ирбис не проронил ни слова. Тишину разрывали звуки расстёгиваемого ремня и молнии, шелест одежды. Я не могла ни кричать, ни говорить, даже сопротивляться не могла, знала, что бесполезно — он подготовился, и ждал, выбрал место и время, в этих гаражах никого не бывает по ночам. Ирбис расставил мои ноги шире и толкнулся в меня резко и грубо, намеренно причиняя боль, заталкивая с силой член до основания. После первого же толчка я обмякла, разбилась, сдалась, не начав бороться, он даже отпустил мои руки, поняв, что сопротивления не последует. Ирбис вколачивался с ненавистью и озверением, а мой взгляд замер на циферблате подаренных им часов, это отвлекало от разрывающей боли внутри. Мне казалось, что я чувствую слишком много помимо боли. То, как кровь стекает по коже, как его одежда царапает её, как он проталкивается в меня каждый раз с трудом, как внутри всё распирает и будто обжигает, как усиливаются толчки, сильнее вбивая меня в металл автомобиля. И только стрелки часов, плавно плывущие по циферблату, не дают мне завопить от раздирающих чувств. Страшно уже не было. Ирбис вышиб из меня все чувства, опустошив. Я знала, это наказание за смерть брата, которое он выбрал для меня, и он только начал.

Резко выйдя, Ирбис стащил меня с капота за волосы, и затолкал на заднее сиденье машины, где сорвал с меня полностью всю одежду, и согнув мои ноги в коленях, прижал их к груди и снова ворвался, тараня болезненными толчками, как машина.

У меня не было слёз, на них просто не было сил, я смотрела в потолок, отгораживаясь от происходящего, принимая всю боль, сливаясь с ней, погружаясь в его ненависть и ярость, с которыми он вколачивался в меня. Ирбис не предохранялся, а это означало лишь одно — живой из-под него я не выберусь, и эта мысль утянула меня в темноту.

Я очнулась в незнакомой комнате, освещённой одной лампой, с трудом различала силуэты предметов в помещении. Низ живота ужасно тянуло, именно эта боль и вытолкнула меня из забвения. Я попыталась приподняться, но моментально встретилась взглядом с Ирбисом. Он стоял спиной к окну полностью обнажённый. Пристальный взгляд скользил по моему телу, будто нанося надрезы скальпелем, пока не замер на бёдрах, где была кровь. Я, отведя в сторону взгляд, рефлекторно прижала ноги к животу, преодолевая боль, пытаясь закрыться. Ирбис подошёл к кровати и равнодушно уложил меня в удобную ему позу, расположившись между широко разведённых им ног, снова врываясь, пока я снова уставилась в потолок, лишь бы не видеть его лица в этот момент.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я буду делать это пока ты не сдохнешь. — Нарушил тишину. — Барс хотел тебя, и он тебя получит.

Не знаю сколько это продолжалось. Время в комнате остановилось. Боль начинала казаться чем-то привычным и нормальным. Его проникновения я уже не чувствовала, как и движения в себе, все ощущения смешались. У меня почти получилось абстрагироваться, когда Ирбис в первый раз кончил в меня, сразу повалившись сверху, практически перекрыв доступ кислорода. Сперма кислотой растеклась внутри, усилив боль, вернув в реальность. Я слышала его тяжёлое дыхание, чувствуя облегчение, от того, что внутри больше нет распирающего чувства. Отдышавшись, Ирбис поднялся надо мной на одной руке, заставив второй повернуть на него взгляд, но я воспротивилась впервые за последние часы, не желая видеть и полностью осознавать происходящее. Мой протест, скорее всего его разъярил, потому что он решил продолжить свою пытку, только теперь медленно, возможно наслаждаясь моими мучениями.

В какой-то момент, когда я почувствовала, что силы покидают меня, сделала то, чего боялась — заглянула Кириллу в глаза. Не Ирбису, именно Кириллу Барскому, и он остановился. Последним, что я о нём запомнила, был его потерявшийся в моих глазах взгляд.

Мне снились доктора, пищащие приборы, суета и запах лекарств. Почему-то было противоестественно хорошо, и я хотела, чтобы это состояние длилось бесконечно. Мелькали отрывки фраз: «…большая кровопотеря…», «…тяжёлое…», «…переливание…», «…редкая группа…», «…выкарабкается…», «…больше на препаратах держать нельзя…», «…срочно увози…», «…никто не узнает…», «…время смерти ноль часов ноль минут».

Глава 22

— Ты очень бледная. — Спустя затянувшееся молчание констатировал Виктор. — Покойники и те румянее тебя. Может скажешь, из-за чего тебя так рубит?

Чем больше он задаёт вопросов, тем сильнее хочется вернуться в глухомань, из которой он меня увёз, запереться в домике и не вылезать неделю, наслаждаясь одиночеством — состоянием, в котором мне больше всего комфортно. Мне бы радоваться, что вот-вот к жизни вернусь, но нет, прошлое стабильно напоминает о себе, терзая и без того расшатанную психику. Искоса посмотрела на Виктора, ждёт от меня ответа, а мог бы проявить деликатность, но ему будто нравится вот так, ткнуть наугад, и наблюдать будет больно или нет, а я уже давно сплошная рана, чуть затянувшаяся. Он ещё не знает, на что подписался, даже я сама не знаю, что от себя ожидать, хотя первые симптомы уже дали о себе знать. Мне стало плохо ещё в пути, а во время первой остановки на одной из заправок окончательно скрутило. Пока Виктор и его люди курили прямо рядом с машинами, в то время как их боязливо заправляли, причём боязливо не из-за возможности взрыва, а страха перед этими людьми, меня выворачивало наизнанку в туалете небольшого кафе при заправке. Ожидание, что мне станет лучше не реализовалось. Сон, который я увидела был слишком реальным, а машина, в которой меня везли неизвестно куда, не изменилась. Незнакомая обстановка нервировала, и я начинала чувствовать себя потерянной. Я отвыкла от длительных поездок на автомобиле, от общения с незнакомыми людьми, от наличия надежды, что всё ещё может быть в моей жизни так, как я когда-то задумала.

Виктор смотрит на меня, а мне нечего ему ответить, я из того не самого приятного туалета выходить не хотела, лишь бы его машину больше не видеть. Иногда я вспоминаю то, что забыла из той ночи. Сегодня это было ощущение, как меня вдавливают в холодный металл так, что дышать трудно, хочется отключиться, но сознание ясное, и я чувствую всё в полной мере: холод, боль, его движения внутри себя, каждое из которых сопровождается скрежетом часов о чёрную гладкую поверхность, мой глубокий выдох, когда он покинул моё тело. Только тогда я заблуждалась, он остался в нём навсегда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})