В лапах Ирбиса (СИ) - Ласк Елена

Рядом послышался тяжёлый вздох. Так вздыхал только один человек, каждый раз, когда понимал, что несмотря на то, что сделал всё возможное и даже больше, не смог помочь пациенту. Доктор Разумовский подошёл и обыденно проверил пульс. Не могла на него смотреть — он знал, что со мной произошло, а я не хотела жалости. Ничего не хотела.

— Всё заживёт. — Утешал он. Только это могло подействовать на его пациентов, но не на меня.

— Где мы? — Спросила, уставившись в потолок.

— В моих родных местах. — Ответил, присев на стул рядом.

— Почему здесь?

— Мне всегда здесь было хорошо. И тебе будет. Это место способно принести умиротворение.

— Или вечный покой.

— Его тоже. Но в твоём случае не скоро. Мой коллега тебя хорошо зашил. Порывался восстановить девственность.

— В смысле? Он… — Повернула голову на Разумовского, отметив, что выглядит он уставшим, будто не спал несколько ночей и это вполне могло быть правдой, если следил за моим состоянием пока я была в отключке.

— Доктор Клинский специфический человек, немного ненормальный, помешанный на женских половых органах.

— Не знала, что вы с психами дружите. — Снова отвернулась в потолок, надеясь, что доктор не станет допытываться о моём самочувствии или ещё о чём-нибудь.

— Может это не так уж плохо. — Не ожидала от него такое услышать. Мы оба понимали абсурдность подобной операции. Да и сексом я больше не собиралась заниматься. Никогда.

— Мне это не нужно. — Голос дрогнул, подкрались слёзы, жгущие глаза.

— Да. — Вздохнул тяжело, проведя рукой по лицу, будто пытаясь снять с него усталость. — Тебе нужно отдохнуть, только сначала поставим катетер обратно.

— Нет! Не надо. — Не хотела быть пациенткой, тем более человека, который думал обо мне как о сильном человеке с большим будущим. Понимала, что он всё видел, когда обрабатывал раны, но тогда я ничего не чувствовала и не знала.

— Тебе ещё рано обходиться без него.

— Нет. — Отрезала в последний раз, стиснув одеяло, отгораживаясь от его заботы.

— Хорошо. Я помогу тебе. — Попытался помочь мне подняться, но я отвела руку.

— Не надо. Я сама.

— Сама, так сама. Я в соседней комнате. — После этих слов поднялся, и наконец вышел, оставив меня наедине с моими мыслями.

Разумовский выглядел замученным и подавленным. Он всегда грустил о потерянных пациентах, но таким я видела его в первый раз. И от осознания того, что я испортила ему жизнь, становилось только хуже.

Мы были знакомы с момента моего поступления, но я не всегда была его фаворитом. Все студенты знали: доктор Разумовский всего себя посвятил медицине, ни жены, ни детей. Он жил на работе. Мог не спать сутками и проводить по несколько операций подряд, что никогда не сказывалось на результате. И только в год моего поступления решил посвятить себя ещё и преподавательской деятельности. Если бы не он, я бы бросила университет после первого курса. Мне казалось, что я бездарна, что в медицине мне делать нечего, сомневалась в себе. Вокруг были студенты умнее и талантливее меня, которые учились в специальных школах и не вылезали от репетиров, которые пришли учиться, уже зная всю программу первого курса. Я им проигрывала, чувствовала себя недостойной. Разумовский с самого начала выделял меня, причём не как лучшую студентку. На первом же экзамене завалил, отправив на пересдачу, а потом на ещё одну, пока я чуть ли не наизусть выучила его дисциплину. Даже тогда он казался недовольным. Перед второй сессией я умудрилась заснуть на его лекции.

— Добрый вечер. — Раздалось эхом по пустой аудитории, когда я подняла голову со стола, потирая лицо.

Я испуганно осмотрелась, в помещении было темно и пусто. Доктор Разумовский сидел за столом, изучая какие-то документы.

— Простите. — Хотелось провалиться под землю, ну или хотя бы на этаж ниже.

— Мне вы можете сказать простите, а вот пациентам это сделать будет проблематично. — На меня не смотрит, только интонацией показывает, что недоволен, я понимала его.

— Почему? — Принялась складывать свои записи и ручки, чтобы поскорее уйти, но то тетрадь падала, то ручка укатывалась, как специально.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— До того света сложно докричаться. — Произнёс будто неразумному ребёнку что-то объяснял, листая папку, а я застыла, уставившись на него, Разумовский будто меня в убийстве только что обвинил.

— Я же не на операции заснула. — Не оправдывала себя, издевательский тон Разумовского не нравился.

— Верно. Но важно само отношение и оценка своих сил. Если я понимаю, что не смогу простоять двенадцатичасовую операцию, я не стану её проводить, пока не буду уверен, что простою двадцатичетырёхчасовую.

— Простите ещё раз, это больше не повторится. — Я заторопилась собрать вещи, запихивая их в сумку, чтобы уйти.

— Вам стало скучно? Или это новый способ усвоения информации как в фильме «Большая перемена». У вашего путешествия в страну сновидений есть объяснение.

— Я работала ночью. — Оправдывалась, уже спускаясь по лестнице всё ближе к столу доктора, который так и не посмотрел в мою сторону, лишь бровями повёл.

— Кем?

— Продавцом в круглосуточном магазине. — Пришлось признаться, лишь бы не решил, что давлю на жалость. Остановилась, не решаясь уйти без разрешения.

— Что вам мешало устроиться в сфере близкой к медицине? — Теперь он переключился на толстый кожаный синий блокнот, делая в нём записи заковыристым почерком.

— Размер оплаты.

— Копите на последнюю модель телефона?

— Нет. Иногда людям просто нужны деньги.

— Тогда советую вам определиться, что для вас важнее: знания или деньги. Советую сделать это до экзаменов.

— Почему вы хотите моего отчисления?

Доктор наконец поднял на меня свой взгляд, устало вздохнув, а затем пододвинул документы, которые всё это время изучал.

— Какой диагноз вы бы поставили этому человеку?

Сначала я не решалась даже подойти к столу. Эта папка казалась мне сродни мине — одно неверное движение и всему конец. Глаза Разумовского через очки казались ледяными и колкими. Взять в руки папку так и не решилась, листая прямо на столе. Потом, находясь в состоянии похожем на панику, взяла документы в руки, листая то с начала, то с конца. Я с ужасом перечитала симптомы, просмотрела анализы несколько раз, и не могла найти ответ. Доктор не торопил, терпеливо ждал, пока я перебирала в голове всё, что знаю.

— Либо у него несколько болезней, либо ни одной. Сказать окончательно можно лишь пообщавшись с пациентом.

— Больше не приходите на мои лекции, — говорил доктор Разумовский, забирая у меня из рук листы, — в таком состоянии. — Закончил он после паузы. — На экзамене персонально для вас будет опрос по сегодняшней теме дополнительно к стандартному билету. И этот материал вам предстоит изучить самостоятельно. Я запретил присутствовавшим сегодня студентам давать вам записи лекций. Можете идти.

— До свидания. — Выдавила из себя, сдерживая подступающие слёзы, сбегая из аудитории и от навалившихся проблем.

Глава 24

До экзаменов я находилась в каком-то непонятном состоянии. По ночам учила курс Разумовского, днём упорно делала вид, что не валюсь с ног. Бросить работу я не могла себе позволить. Понимая, что не справляюсь, начала пропускать лекции, подводя себя к грани отчисления. С Киссой были постоянно какие-то проблемы, она также как и я грешила прогулами, только в школе. Я понимала, что не выдерживаю этого бешеного темпа. Экзамены сдавала с трудом. Некоторые преподаватели, не скрывая, всем своим видом показывали, что я не достойна здесь находиться, возможно думая, что занимаю чьё-то место. Экзамен у Разумовского был последним, последний рывок перед летней передышкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вы хорошо подготовились. Гораздо лучше, чем по остальным предметам. Пациентов тоже выборочно лечить будете? — Произнёс Разумовский, рассматривая оценки, полученные мной по остальным предметам.