Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев - Михаил Юрьевич Харитонов

– Я этим займусь, – раздался низкий голос из темноты.

– Наверное, я буду сильно беспокоиться, – вздохнула Аделаида Аксиньевна. – Капкейк должна быть завтра на плацу. У нас репетиция орденского парада.

– Это не твоя забота. Слушай внимательно… – голос в темноте запел майсу, и старая поняша почувствовала прикосновение чужого тела, наполненного чужой волей. – Слушай меня внимательно, слушай… С Капкейк всё хорошо, не о чем беспокоиться, а всё остальное – только глупый сон… глупый сон… долгий глупый сон… а когда будет нужно, ты проснёшься, по-настоящему проснёшься, когда будет нужно… а пока ты можешь спать… можешь спать… можешь спать…

На следующий день Аделаида Аксиньевна встала с утречка пораньше. У неё намечалось много дел: проверка курсовых, приём зачётов по новейшей истории Эквестрии и самое неприятное – репетиция парада институтского отделения Ордена охотниц Вондерленда.

Орденская организация завелась в институте относительно недавно. Ректорат сначала отнёсся к этой инициативе настороженно, хотя и не препятствовал: Ордену покровительствовала Верховная. Но довольно скоро выяснилось, что никакого вреда от охотниц нет. Как, впрочем, и пользы. Вся активность новоявленных орденских компаньонок ограничивалась пикниками в лесуда какими-то дурацкими ритуалами в актовом зале института. Однако приглядывать за компаньонками всё-таки следовало. К сожалению, ректорат возложил эту не особо хлопотную, но малоприятную обязанность именно на неё, Аделаиду Аксиньевну – вероятно, в надежде на то, что старая преподша сумеет занять молодых бездельниц чем-нибудь полезным. В связи с чем её буквально вынудили вступить в Орден и занять в нём место Церемониймейстерки.

Занятие это оказалось крайне скучным. На неё свалилась организация орденских банкетов, оформление бумаг, а также проведение тех самых дурацких ритуалов. Например, парадов. Или поклонений символу Ордена – «черепу поверженного чудовища». Череп, кстати, действительно существовал: его прислали из орденской канцелярии на открытие отделения. Принадлежал он, судя по всему, никакому не чудовищу, а какой-то мелкой пупице. Аделаида держала черепушку в учительской, в шкафу со швабрами и мётлами. Этому дурацкому «символу» там было самое место. Как и всей этой лавочке. Впрочем, чем бы дети ни тешились…

Но сегодня у неё не было никакого настроения участвовать во всём этом. Она встала не выспавшаяся и усталая, хотя легла вовремя. И неудивительно: всю ночь ей снилась какая-то гадость. Потом выяснилось, что у неё грязные ноги – хотя на ночь она их мыла. Видимо, вставала отлить, пошла за этим на участок, там испачкалась. Странно, но она об этом совершенно не помнила. В последнее время у неё вообще участились провалы в памяти. Возраст, похоже, брал своё.

И ещё ей лезли в голову какие-то тревожные мысли по поводу студентки Капкейк. Аделаида Аксиньевна чувствовала особую ответственность за неё – это была дочка соседки. Нет, девочка хорошо училась, даже слишком. Но в последнее время она стала угрюмой, малообщительной и всё время пропадает в библиотеке. А ведь на орденском параде она назначена правофланговой. Сегодня последняя репетиция. Подготовилась ли Капа? Ох, вряд ли. Хотя, конечно, невелика беда, если и не подготовилась. Кому нужны эти парады?

Однако неприятное чувство не отпускало. Так что старая преподавательница почти не удивилась, когда увидела в своём кабинете институтскую инспекторку и узнала, что этой ночью Капкейк Сакрифайс в общежитии не появлялась.

Седьмой ключик,

загадочный

Удивительная – и при том в высшей степени занимательная – история о том, как некий назойливый недопёсок по имени Сгущ Збсович Парсуплет-Парсуплёткин неожиданно, но заслуженно получил пиздариков от семи таинственных теней – и не будучи в силах сие перенести с надлежащим достоинством, околел!

Читать в серьёзном – но не в молитвенном – настроении, никак не ранее чем опосля 32-го Поребрика Второго тома. Впрочем, за неимением Второго тома можно прочесть это и после «Вигилии», находящейся в Первом томе – по крайней мере, вы будете понимать, за что.

Недопёсок получил пиздариков. И околел!

Восьмой ключик,

специальный

Репетитор

Можно читать после Главы 53 Первого тома. Но лучше бы до.

Москва, 2012. Осень

Такса не выключается на выходные. И на праздничные дни, и в тяжёлые дни – тоже. Такса вообще не выключается.

Это категорический императив: прогулка утром, прогулка вечером, в любую погоду, в любом состоянии и настроении. «Зи-и-га, до-мо-о-о-й». Дерьмо съеденное, дерьмо размазанное по морде и корпусу, мыло, шампунь. Если такса старая – пелёнка в прихожей, чтобы ей было куда сходить ночью. Но если такса совсем старая, то она может не донести, не удержать в себе, и тогда – проблемы с ковром, с креслом, чистка, химия, отдушка, не помогает, новый ковёр, новая обивка. Зацарапанные углы. Шерсть. Проблемы с отъездом куда бы то ни было, потому что таксы плохо переносят передержку и не любят приходящую прислугу.

В общем, все те проблемы, ради которых резонные люди и заводят таксу.

Собака вводит жизнь в известные рамки. А если уж пришла пора ввести жизнь в известные рамки, пусть лучше это будет такса. А не, скажем, лечащий врач. Который, конечно, милейший человек – из Питера, старая школа. Но он всё равно скажет, – рано или поздно: в ваших-то преклонных летах, Мстислав Мануйлович, необходим устойчивый распорядок дня, простые физические упражнения, регулярный моцион. И лучше без крайней нужды не покидать родные пенаты. То есть, конечно – родных пенатов, аккузатив «кого – что», пенаты – это «кого»; уж простите, Мстислав Мануйлович, сейчас бескультурье сплошное в телевизоре… Кстати, как у вас с табачным курением? Сигаретка вечером? Одна? Две? С утренними – четыре? Вот и славненько. И дальше, пожалуйста, то же самое. Ни в коем случае не бросайте.

С алкоголем аналогично. Ничего не меняйте, вообще ничего не меняйте. И проживёте ещё сто лет… а то и все десять. Знаете, а ведь в вашем случае это реально. Кому другому не сказал бы, а вам вот скажу. А знаете что? Заведите собаку. Только не большую, с ней вам будет хлопотно. И не очень маленькую, маленькие капризные. Что-то среднее. Например, таксу. Считайте, что доктор прописал, хе-хе-хе-хе.

Поэтому лучше уж сразу завести таксу. Узкую и длинную, как жизнь интеллектуала.

Мстислав Мануйлович Сурин выгуливал Проционуса Команданте Зигера. Они были примерно одного биологического возраста: Проционусу Команданте недавно исполнилось девятнадцать, Сурину было девяносто восемь, если верить паспорту. У обоих был артрит – не то чтобы тяжёлый, а так, для порядка. Правда, у Зиги начала развиваться старческая катаракта, о чём свидетельствовала едва заметная – пока что – голубая дымка в глазах. Поэтому к ежедневным обязанностям Мстислава Мануйловича прибавилась прецизионная работа с пипеткой: Проционусу Команданте назначили офтан катахром. Можно было бы, конечно, оставить это на Зарему, но тогда пришлось бы менять её статус приходящей прислуги на постоянное проживание. Этого Сурин не хотел категорически.

Что