Мои мужчины - Саша Канес

В стоимость поездки входила экскурсия внутрь одной из пирамид. Наш бойкий экскурсовод выучил кое-как русский язык, когда учился на подготовительных курсах в МАДИ в середине семидесятых годов. Причем выучил его не настолько хорошо, чтобы продолжать учебу, поэтому объясняться с ним было весьма забавно. Тем не менее эскурсовод довольно быстро собрал расползшихся по торговцам паломников и решительно направил нас в зияющую черную дыру.

Экскурсия заключалась в спуске по каменным ступенькам в абсолютно пустой затхлый склеп, после чего предстоял не менее утомительный подъем и вожделенный выход на свет божий. Согнувшись в три погибели, чтобы не стукнуться головой о низкие своды, мы, проклиная все на свете, ползли вниз. Богомольные старухи непрерывно крестились и шепотом призывали себе в помощь каких-то им одним ведомых святых угодниц. Тучные похмельно-поддатые служители культа молчаливо кряхтели и копили негодование в себе. Наконец, преодолев, если мне не изменяет память, семьдесят две ступеньки спуска и содрогаясь при мысли о том, что теперь нас ждет еще путь наверх, мы остановились в мрачном и тесном каменном зале, являвшемся, как мы поняли, апофеозом этого мучительного предприятия. Мы с Катькой уже начали было шептаться о том, что мы сделаем с экскурсоводом, поджидавшим группу у выхода на поверхность, но тут обстановку самым неожиданным образом разрядил приходской священник изнебольшого подмосковного городка. С хриплым стоном он выпростал одутловатые телеса из тоннеля и огляделся вокруг. Мутный взор его уперся в обшарпанную стену древней гробницы. Угрюмая действительность, по логике вещей, должна была пересилить праздничное ощущение «заграничности». Но не тут-то было — бархатный бас огласил разграбленную каменную могилу абсурднейшей в своей восторженности фразой: «Вот жили же люди!» Мы с Катькой захохотали. Вслед за нами прыснула программистская молодежь. Попы неодобрительно покашляли, а православные старушонки дружно попытались испепелить нас ненавидящими взглядами.

В Шарм-эль-Шейх мы приехали ранним утром следующего дня едва живые от усталости. Но, поспав у себя в номере пару часов, я оставила отключившуюся подругу и побежала на море.

Красное море меня очаровало. Я не ожидала, что разноцветный коралловый мир начинается прямо у самого берега. Раньше мне казалось, что для того, чтобы увидеть переливающихся всеми цветами радуги обитателей морских глубин, необходимо плыть куда-то вдаль как минимум много часов. Но как я была не права! Здоровенные бирюзовые рыбины попугаистыми клювами так сновали у ног купальщиков и, судя по периодическим взвизгам, даже кусали кое-кого за пятки, я залезла в воду, что было очень приятно после всех мучительных переездов. Однако без маски я не могла любоваться даже тем, что видела, стоя на берегу. Неподалеку от места моего купания стояла небольшая деревянная кибитка, обклеенная со всех сторон фотографиями рыб и красочными плакатами, изображавшими людей в подводном снаряжении. Решив, что там, может быть, выдают напрокат маски и ласты, я накинула на плечи полотенце и подошла переговорить со стоявшей за стойкой белобрысой девчушкой.

Девчушка оказалась немкой. Английский был паршивым и у меня, и у нее, поэтому только через несколько минут разговора я поняла, что она на полном серьезе предлагает мне пройти курс обучения подводному плаванию. В далеком детстве я засматривалась фильмами Жак-Ива Кусто и не могла поверить, что опуститься под воду с эквалангом под силу простому смертному и что это чудо может быть доступно имне. Теперь уже, наверное, в каждой египетской дайвинг-скул есть русскоязычные инструкторы и мастера тогда, много лет назад, мне предстояло учиться и сдавать экзамен на английском. При этом я должна была уложиться в пять дней своего пребывания на Красном море, так как в последний день перед вылетом погружение запрещается во избежание кессонной болезни. Риск мой был не так уж мал, двести пятьдесят долларов — больше половины от того, что я смогла взять с собой в поездку. Не сдам экзамен — деньги, считай просто пропадут! Но я рискнула! Уже с самых первых погружений в глубины Красного моря поняла, что нисколько не ошиблась в своем решении, и наслаждалась роскошным и прекрасным миром кораллового безмолвия.

Молодежная часть группы во главе с Катькой загорала на пляже. Другие, преимущественно богобоязненные старухи, обливаясь потом, торговались с арабами из-за всевозможных безделушек — от бус до кусочков поддельного папируса. Весь этот хлам они планировали привезти в Россию и там с выгодой продать, что им наверняка и удалось впоследствии сделать. Монашки, не дожидаясь общей экскурсии, убыли в монастырь Святой Екатерины, а священники бесследно исчезали куда-то каждый день после завтрака и появлялись уже поздно вечером, выпившие и очень довольные. Я же каждый день первой приходила завтрак, после чего убегала в дайвинг-скул.

Катька к моему увлечению отнеслась спокойно, сама желания обучаться дайвингу не проявила. Весь день она проводила на пляжном топчане, загорала без лифчика и читала какой-то детектив. Вокруг нее увивались наши программисты. Когда ребята отходили поплавать, на соседние топчаны подсаживались незнакомые арабы. Иногда они даже пытались заговорить с Катькой. Чаще всего представлялись врачами. Они страдальчески пялились на соблазнительные округлости моей подруги и на ломаном английском уговаривали ее надеть лифчик, чтобы уберечь грудь от жесткого солнечного излучения. Она не удостаивала сексуально озабоченных смуглых «медиков» даже взглядом, продолжала читать и трепаться со своими ухажерами-программистами.

Мой инструктор немец Ханс Бош был очень симпатичным парнем, старательным и хорошим, но как мужчина был мне совершенно неинтересен. При этом я чувствовала, что вызываю у него вполне естественное желание. Когда он надевал на меня оборудование, помогал облачаться в резиновый «мокрый» костюм, его руки не упускали возможности пройтись помоему телу. Мне это не мешало, было даже забавно. Я делала вид, что ничего не замечаю. В свете предстоявшего экзамена возмущаться было глупо и недальновидно а переводить наши отношения в разряд интимных было бы очень странно. Я весьма уставала от того, что все мое обучение и общение проходило на английском языке, а при мысли о том, что во время вечернего отдыха и неизбежного ночного секса мое лингвистическое напряжение продолжится, мне становилось смешно и тошно одновременно.