Маргарита - Сергей Васильевич Фокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«СЕААА!..» И опять «СЕААА!» Мне страшно, но все же я выглянул, приоткрыв дверь, и услышал отчетливее. «СЕГА! СЕГА!» Это был Лев, он почти добежал до вагончика, я ему ничего не отвечал. Только ждал его, открыв дверь. Наконец, добравшись до меня сквозь рассыпчатый снег, который хорошо задул тропинку, он вбежал внутрь. Я спросил у него, чего он так орет. Он ответил:
– Да, я что-то испугался…
Я еще раз задал ему вопрос:
– Чего-то испугался?
– ДА! Помнишь тот фонарь, стоявший недалеко отсюда?
– Ну?
– Он так резко погас, и тут моя фантазия, и без того разыгравшаяся, совсем распоясалась, это, наверное все из-за книги.
Я слушал его и пеленал себя на ужин, на который не хотелось идти, но кишки уже сводят.
– Сега! Смотри…
Он расстегнул заснеженный бушлат и вытащил две банки сгущенки, литровые! Господи! Я никогда не думал, что буду так рад этому.
Мои слушатели то погружались в ужас, как я тогда, то хохотали. Я продолжил:
– Ну вот, мы сразу же выпили одну, обсуждая, как это прекрасно.
Мама перекосилась:
– Разве так можно! Плохо не стало?
– Не стало! Стало только лучше!
Она по-прежнему возмущена, а брат смеялся.
– Потом и я пошел на ужин, я еле дошел, тропинки почти не видать, а белые мухи озверели и кусали меня в оставшиеся открытые части лица. Странно, я вижу образ здания, но света нет. И я уже подумал, что мне показалось, но через несколько минут я чуть не ударился об это здание лбом. Наконец, сориентировавшись, я добрался до главного входа. Пробираясь вдоль стены и завернув за угол, вошел. Гул сразу же прекратился, а белые мухи, которые еще были на мне, начали дохнуть. Я вроде зашел, но легче не стало, очень мрачно, на кафельном полу играли еле различимые тени. Меня встретила женщина, одна из персонала столовой.
– А вас они кормят? – брат перебил меня.
– Ну да, 21-й век уже вроде, все более или менее гуманно.
Брат возразил:
– Что это за армия такая?! – и только закончив предложение, отвел глаза, ему ли знать, как в армии было когда-то и как сейчас, сколько об этом не говори, пока не попробуешь – не поймешь.
– Ну вот, она меня встретила как родного, накормила одной только рыбой и хлебом, капуста кончилась, что бывает крайне редко. Отужинав при слабом свете ламп, питающихся от генератора, я уже собрался уходить, оделся и направился к выходу. А там, как заходишь, слева какая-то дверь, которая обычно закрыта. Но в этот раз она была отперта. Это оказалась комната для хранения хлеба, стеллажи упирались в потолок, а сами они были битком полны хлебов в целлофановой обертке. Я был в шаге от того, чтоб ухватить один, но не смог из-за своей совестливости, ну вот, и подошел к той, которая меня кормила. Я состряпал вид недоедающего солдатика и тем самым разжалобил ее, она чуть ли не все готова была отдать одному только мне. Она сказала подождать, я послушал ее, и через пару минут вернулась и всучила мне две буханки хлеба, но не в том целлофане, а знаете, в таком обычном пакетике. От него и правда пахло хлебом, такой приятный запах свежеиспеченного хлеба, еще теплого. Хоть и живот был почти полный, у меня потекли слюни, которые я еле успевал проглатывать. Как позже выяснилось, этот хлеб готовился для командиров, которые ужинают поздно вечером.
– Да уж, повезло тебе! – смеясь, произнесла мама.
Брат остался молчать, но так же улыбался.
– Это еще не все! Потом она просунула руки в карман своего халата и вытащила какой-то брусочек, обернутый в газетку. И сказала мне, чтоб я его спрятал в карман. А потом она меня быстрей проводила до самой двери. Буран куда-то ушел и только немного шел снег. Она меня поторопила, сказала: «Иди быстрей! Вон, выходит уже!» Из штаба, правда, кто-то выходил и черт знает куда он. Я ломанулся обратно, откуда изначально пришел. Пробиваясь по заснеженной тропинке, я представлял, как Лев удивится, что я так быстро пришел, еще и не с пустыми руками.
– А где он? Он здесь?
– Нет, что ему тут делать? К нему-то не приехали.
Мама чуть не пустила слезу:
– А почему?
– У него мама одна, и сейчас она немного приболела, простудилась.
– Вот видишь, не всем так повезло, как тебе.
Я невольно скорчил лицо, эти примеры – а вот у того вон то, у того вот это – бесили меня всегда… Из меня чуть не вырвалась грубость, но это напряжение и взгляд брата не дали этому случиться. И правда, можно спустить ей это с рук. Приехали сюда, за 800 км, и всего-то на два часика…
– Ну да, я очень рад, что вы приехали.
Я дежурно улыбнулся, а потом уже и по-настоящему, по инерции. Не скрою, я в правду рад их приезду, присяга – это единственное, что случается только один раз, достаточно весомое событие.
– А с этим парнем вы здесь познакомились? – заинтересовался брат.
– Неет! Еще там, в Саратове. Я помню тот день, как будто вчера. Шагаю по взлетке, грызу конфетку и лыблюсь. Куда я двигаюсь? А не знаю, просто прогуливаюсь туда и обратно, чтоб суметь нарваться на что-то интересное и, наконец, иследовать ту часть взлетки, где я еще не бывал. Тем более этому ничего не препятствует. Один рядовой контрактник, который бесконечно восхищается мной из-за крепкого сложения тела, и вообще, как-то просто нашли с ним общий язык, я чувствую его командиром, но в то же время и товарищем, к которому можно обратиться по любому поводу.
– Большой!
Я обернулся.
– Я!
В ответ от ефрейтора я услышал заливистый смех:
– Ты че так орешь?
– Так научили, – сказал я уже гораздо тише.
– Товарищ рядовой, – Артем почесал репу, ибо не хотел говорить что-то против, – ясно. А сейчас куда идешь?
– Так, болтаюсь…
Разговор снова вернулся в дружеское русло. Он вновь заулыбался.
– Пойдем со мной тогда.
– Куда?
– Сейчас увидишь.
Теперь мой неторопливый шаг переменился, стал шире и быстрее. Я все меньше начал замечать детали, которые рассматривал с таким интересом, и все больше думал о чем-то интригующем, о том, куда меня ведет ефрейтор, да еще и с таким энтузиазмом. Неужто та часть взлетки, которая была так притягательна и таинственна, наконец,
