Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10. На Украину
Мы говорили.
Отец:
— Потом уже ближе к февралю он отсюда уехал один и сказал, что перебрасывают на границу. Попали на границу, стояли там. Где-то за два дня до начала этой операции он предупреждает, что звонить не будет. «Неизвестно как, что у нас, может, начнутся учения». Про специальную военную операцию ничего не говорил. И говорит: «Я по возможности позвоню. А если и не позвоню, не переживайте, все нормально». Дальнейшее мы узнали из телевизора, что началась эта специальная военная операция. Где-то дня через четыре после этого разговора он вышел с нами на связь, сказал, что зашли туда и как бы все. Сказал, что все нормально, не переживайте, ничего страшного здесь нету.
— Дальше как разворачиваются события?
Николай Данильченко (справа)
— Несколько раз в неделю звонил, что все хорошо, все нормально. Но мы обращали внимание. Я ему говорю: «Ты вышли». Там связь как бы была. Чтобы выслал нам фотографию. «Вот сэлфи сбрось нам». Чтобы видели, кто там разговаривает по телефону. Мало ли, душа-то болит. И вот он несколько раз нам скидывал свою фотографию на фоне неба, и один раз мы заметили, что у него сожжены волосы. «Ты чего, сынок?» Он: «Да все нормально». Не помню, что объяснил, но всегда он нас уверял, что все хорошо, все нормально. Но и в конечном итоге тоже он пропадает и выходит на связь сосед по койке, когда его ранило.
Я обратился к тексту представления на Героя, прочитал о боях в марте, в апреле и о ранении лейтенанта Данильченко в конце апреля.
Иван Николаевич:
— Сын рассказывал, когда мы приехали к нему в госпиталь, что они сопровождали колонну. Он командир первого взвода. Соответственно, его танк шел первый. Они попали под обстрел. Колонна вся остановилась, солдаты там, офицеры залегли в кювете и стояли под обстрелом. Это сын рассказывал, потом это подтвердил его сослуживец, который привез его тело… Так Колян взял автомат, с танка спрыгнул и пробежал по этому кювету, стреляя вверх и поднимая. Он кричал: «Если не встанете, я всех вас…» И поднял. И колонну из-под обстрела увел, прикрывая собой. Своим танком. Вот ему после этого, — слышно было, как отец всхлипывал: — Ему после этого медаль «За отвагу».
Мне потом прислали фотографии медали и удостоверений.
Иван Николаевич:
— У него три танка сгорело до того, как его ранили. Я ему: «Сынок, а что волосы у тебя сожжены?» Он: «Пап, третий танк. Я полез спасать. Третий танк был подбит». И он в него запрыгнул, чтобы отогнать из-под обстрела. И в этот момент в танк попал снаряд. И он рукой закрылся и в люк выскочил. Там получил ранение и руки… А он показывал фотографию пятачка, где они стояли. На сопке стояли. Но сопка подразумевается, я же был на Севере, это деревья, трава, а там просто вспаханная земля. «Как вы там стояли? На ровном месте…» Он говорит: «Мы занимали господствующую высоту. И оттуда приказ был держать все, что внизу. Населенные пункты. И приказа отходить не было. Там, пап, стояли»…
«Как Саур-Могила», — подумал я.
Отец:
— Я говорю: «Слушай, так там вообще ни деревьев, ни…» Он говорит: «Это нас обстреливали». Я говорю: «А вы окопы не копали?» А он говорит: «Пап, там чернозем. И танки застревали. Если выкопаешь, то потом выехать не можешь»… Потом рассказывал случай, как у них подбили танк. Не его, он командир первого взвода. И они закрывали своим танком, чтобы те не добили их. И он искал экипаж. Экипаж-то выскочил. Оттаскивал этот танк на тросах. Искали контрактника (с того танка). А тот куда-то отошел. В лес, за куст. Потом они его нашли. Коля своих не бросал… Никогда… Раз квадрокоптер зашумел. Ночью. И сбросили то ли гранату, то ли что. И тоже подбили танк. Но экипаж как бы живой остался…
— Мне летчики рассказывали: это не Чечня, не Афганистан, не Сирия, сейчас все очень серьезно…
— Очень серьезно… — вздохнул отец. — Бились. Кто-то погибал… Говорил, что было много отказников. Говорил, что если в первых днях отказников не было, все было бы намного иначе… Проще и лучше… Очень много отказывалось…
— То есть уходили, не стали воевать…
— Да, уходили…
— Отказались идти выполнять приказ. А Николаю как? Если он танкист — кто танк поведет?
Отец:
— Потом, когда ввели наказание, то ли уголовную ответственность за это, приказ то ли пришел, некоторые вернулись. Он с ними не мог служить. Он относился к ним очень негативно.
11. «Я вернусь. Я своих не брошу»
— А вот госпиталь…
— Он из Ростова в Москву попал. Мы с женой сразу взяли билеты и полетели к нему. Катя была на последнем месяце, и ей нельзя… И ему полагалась реабилитация, он уже изначально сказал, мать-то не слышала это, он сказал: «Сейчас заживет (рана), и я сразу вернусь. Потому что менять там пацанов некому». И говорит: «И воевать некому». И: «Я своих не буду бросать». Он говорит, что как-то там пытались еще кого-то менять, а с Северного флота они одни были. «Все, нас менять некому». Там же вот эта танковая часть одна, менять ее некому. Он вот когда поехал туда после отпуска (после госпиталя был в краткосрочном отпуске), их стали отпускать. То есть одного в отпуск отправят, другого. Вот этот момент, когда он второй раз туда попал. И у него был настрой. «Я вернусь, я своих не брошу, — говорил. — Мои экипажи там». Родители его ребят звонили ему, с кем он служил. При мне состоялся такой разговор, и отец его бойца говорил ему спасибо, что он настоящий командир. А родители приезжали к ним в Белгород. Как-то их выпускали иногда (выходили с Украины) и разрешили родителям к ним приехать, когда Коля у нас в Омске был. И отец одного от чистого сердца…
В это время у Николая родился второй сын.
— И вот наступает 1 июля, его день рождения, а он улетает…
— Ему полагалась реабилитация, типа санаторного лечения. Он же разговаривает и со своими, что те ему звонят. Из части звонят. И у него, что ему надо ехать. Когда сын родился (12 июня 2022 года), ему продлили отпуск на неделю. Мы ему говорим: «Сынок, может, тебе в санаторий…» И честно говоря, у нас не было желания, чтобы он туда возвращался… Представьте себе, после ранения… И думаю, была возможность
