Дьявол на воде - Анель Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Довольный собой, в восьмом часу я покинул квартиру и поехал на пляж. Несмотря на сумятицу мыслей в голове, я ощущал себя счастливым и освобожденным от туманных иллюзий. Чувство уверенности в своей правоте наполняло меня и делало гораздо сильнее. С каждой милей оно росло во мне и заполняло душу верой, вытесняя сомнения и страхи. Спускаясь к пляжу, я был окончательно убежден в своих планах на будущее и решительными шагами приближался к Тому. Он, как обычно, сидел под зонтом и играл в шахматы. После нашего последнего разговора я встретил его в первый раз.
– Привет, приятель! Давно не виделись, – радостный и счастливый, я остановился возле белого пластмассового столика. От моих громких слов Том невольно вздрогнул, слон выпал из его рук, а сам он, увидев меня, широко заулыбался.
– Ник, как я тебе рад! Поиграем? Хотя нет, я уже начал партию, и пока для меня все удачно складывается. – Он нахмурился и снова сосредоточился на игре.
– Слушай, не надоело тебе пялиться на доску? Может, поплаваем?
Том на мгновение замер и посмотрел на меня холодным взглядом, так что стало не по себе. Я совсем забыл, что он после стычки с акулой не заходит больше в воду.
– Я имел в виду на катере прокатимся, – поспешно добавил я.
– Нет, – Том мотнул головой, – это плохая идея.
Он снова уставился на доску, а я тем временем думал, как снова начать разговор. Но вдруг Том оживился, поднял на меня глаза и возбужденно заговорил:
– Ник, а давай лучше как в прошлый раз? Тяжело все время молчать, словно немой.
– Ты хочешь пообщаться?
– Да-а, – кивнул он. Его карие глаза, удивительно живые и умные, пристально смотрели на меня. – Сам не ожидал, но мне полегчало после нашего разговора.
– А я уж подумал, что наоборот, ты куда-то исчез.
– Просто нужно было время, чтобы все обдумать, – перебил Том.
– А давай тогда посидим в баре у Алекса, что скажешь?
– Нет, – Том снова замотал головой, – туда не пойду, иначе все разбегутся и у Алекса не будет выручки, – его голос выдавал большое душевное напряжение.
– Брось, ты не можешь постоянно сидеть в одиночестве. Тебе нужно учиться жить заново, – я на мгновение запнулся, стараясь тщательно подобрать слова, чтобы не обидеть Тома, – и не обращать внимания на злые языки.
Мне показалось, будто на мгновение Том воспрял духом и уныние на его лице сменилось надеждой, но спустя несколько секунд он сокрушенно качнул головой и посмотрел на меня враждебным взглядом.
– Нет-нет, лучше не пойдем, – Том задышал чаще и яростно сжал кулаки, – да как ты не понимаешь, это невыносимо тяжело! Как я могу не замечать язвительный шепот, усмешки, жалостливые взгляды, то, как они смотрят на меня, словно я побитое животное, а их лица при этом корчатся, и они, сами не понимая, какую ужасную боль причиняют мне, отворачиваются и сторонятся! – на одном дыхании затравленно прокричал Том, и его лицо исказилось нестерпимой болью и безысходностью оттого, что он не в силах что-то изменить. – Нет, ты не понимаешь, и никто не поймет, – разочарованно произнес он, не сводя с меня пристального взгляда.
Я оторопело смотрел на Тома. Если честно, не ожидал такой реакции. Хотя он прав, действительно, нужно побыть в его шкуре хотя бы час, чтобы это понять.
– Том, прости, я необдуманно сболтнул. Хотел как лучше, – с глубоким чувством раскаяния произнес я, взволнованно потерев лоб рукой.
– Никто не знает, что я чувствую, – он возбужденно приложил руку к груди. – Ник, здесь столько всего скопилось: ноет, болит, жжет и ужасно мучает меня. Ты не знаешь… ничего… – запинаясь, проговорил Том, устремив на меня воспаленные глаза, наполненные отчаянием. – Она думала, что меня сожрет акула, а я выжил! – затравленно прокричал Том, пошатнулся и с силой ударил по шахматной доске: фигуры вмиг разлетелись в разные стороны и приземлились на теплый песок. – Что я сделал не так? Я любил ее больше себя. – Он схватился руками за голову и, сотрясаясь нервной дрожью, кинулся в бунгало.
Я в оцепенении смотрел вслед убегающему Тому. Вмиг мной овладели дикая жалость и сострадание, к которым примешивалось чувство собственной беспомощности. Какое-то время я стоял на месте, приводя мысли в порядок и давая возможность успокоиться ему. Поднимая раскиданные фигуры с песка, я задумался о том, что он выжил, но ощущает ли себя живым? Жить словно загнанный зверь, прячась от людских глаз, каждый день искать убежище в заброшенном бунгало и спасаться от мрачных воспоминаний, закапываясь с головой в игру. Жизнь ли это?
Собрав все фигуры и закрыв шахматную доску, я посмотрел на старое, полуразвалившееся бунгало: даже снаружи было видно, что оно совсем не пригодно для жилья. Проваливаясь ногами в песок, я поспешил к Тому. Дверь была приоткрыта, и я бесшумно вошел, но, сделав несколько шагов, остановился. Внутри оказалось темно и сыро, лишь старый фонарь на стене немного освещал комнату. Спустя несколько секунд глаза начали привыкать к тусклому свету, и я попытался разглядеть помещение. На прогнившем полу валялись пустые бутылки, пачка из-под чипсов, а на подоконнике пылилась кружка с недопитым кофе. В углу стояло сломанное кресло-качалка, а рядом, возле зашторенного окна, висела на гвозде старая рубашка Тома. Под ней лежали аккуратно сложенные доски серферов и гидрокостюмы. Обычная берлога холостяка.
– Зачем ты пришел? – послышался приглушенный голос Тома. Я обернулся и увидел его, забившегося в угол в нескольких шагах от входа. – Оставь меня, Ник. Зачем я тебе?
– Не дури, Том. Я друг, а не враг. Поверь, я всего лишь хотел помочь, но только после твоего рассказа понял, насколько это невозможно. Приятель, я чувствую себя беспомощным, но очень хочу поддержать тебя.
– Знаешь, Ник, я никогда и никому не говорил того, что сказал тебе. Невыносимо больно вспоминать… но только поначалу, а после, когда боль утихнет, становится легче оттого, что с кем-то поделился.
– Так расскажи обо всем, что мучает, не держи в себе. Я выслушаю, и тебе станет еще легче, – в темноте проговорил я.
Том не ответил, одним быстрым рывком он поднялся с места и подошел к зашторенному окну, повернувшись ко мне спиной. Его руки были подняты вверх и упирались в металлическую решетку, а сам он стоял ровно и неподвижно, словно темная статуя.
– Нет, на сегодня достаточно. Я не могу. Лучше уходи, Ник. Мне нужно побыть одному, – понизив голос до шепота, ответил Том.
Я согласился, понимая, как нелегко впервые открываться кому-то, тем более у Тома тяжелая душевная травма.
– Хорошо, – прошептал я, рассматривая силуэт Тома в темноте, и уже собирался уходить, как вдруг мной овладело непонятное чувство дежавю. Я взволнованно обернулся и с жадностью еще раз всмотрелся в силуэт: высокий, мужественный, поджарый, без малейшего намека на изъян, гордый и загадочный…
Я выскочил из бунгало, глубоко дыша, сел в кроссовер и помчался домой. Ощущение тревоги вперемешку с непонятным чувством радости переполняло меня, но я никак не мог понять, что же со мной происходит. Взлетев по лестнице вверх, я забежал в лифт и нетерпеливо нажал на кнопку. От сильного волнения мое лицо пылало, дышал я часто, будто бежал на беговой дорожке. Наконец, окрыленный, я впорхнул в квартиру и поспешно вывалил из чемодана кисти, краски, карандаши и небольшой холст, прихваченные из Майами. Второпях я начал делать первые быстрые, точные штрихи, словно боялся, что образ растворится, исчезнет и я не смогу уже воспроизвести его. Спустя четверть часа, все еще крепко удерживая кисть в руке, я завороженно смотрел на холст, расписанный серыми и черными красками, на загадочный гордый силуэт, плывущий по волнам, такой же поджарый, высокий и неустрашимый, как тот, что я видел у окна в бунгало. Да, я мог ошибаться, ведь воспроизвел его по памяти, но это
