Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда вдруг понимаешь, что одиночество далеко не твой удел, и что рядом есть люди, способные прочитать твой взгляд, то от этого порой вырастают крылья за спиной.
Это момент, когда мы снова вместе. Когда мы снова в некотором плане разделены по парам. Девочка со своим мальчиком. И я, в компании с… Признаться честно, я долго думал, в какую категорию лиц отнести человека, которого никак не можешь назвать своим другом (потому что между нами пропасть в понимании этого мира), или просто знакомым (он был для меня больше, чем просто знакомым, с которым я походя здороваюсь и также разговариваю на отвлеченные темы).
Атмосфера вокруг нас умножалась на счастье, и все в итоге приходило к чувству благодарности, – за минуты общения, прерываемые вздохами смеха и радости.
Потом я, конечно, оглядывался на этот отрезок континуума, в котором одна точка полыхала восторгом, а следом за ней другая падала в пучину черноты. Тогда, в те отрадные моменты невозможно было представить себе, что все вдруг оборвется, и моя жизнь уже не станет прежней. Именно поэтому, скорее всего, счастье часто видится как пролетевший мимо чужой ангел. В ответ на ожидание благословления приходит пустое письмо.
Хотя, если присмотреться внимательней, то все было вполне логично.
Я призываю свою смерть
Что это было? И откуда оно взялось? Родилось, как раковая опухоль в голове? Или проникло извне, как опытный шпион? Пожалуй, все же, первое…
Полюбоваться на эту строгую линейность теперь можно со стороны. Молодой человек не ведает, что творит. Три года назад я отказался от трезвости ума. И, пожалуй, именно в тот момент перекрылся канал, по которому проходит свободная от невротизма мысль, – сухая, понятная каждому, и не терпящая долгих измышлений мысль. С тех пор я не мог найти простое в сложном. Мой разум был опьянен болью и переживаниями. И так до самого финала…
–…В финале главный герой умирает для того, чтобы мы смогли обратить внимания на что-то очень важное, – говорит Дина. – Смерть всегда расставляет акценты…
Мы обсуждаем противоречивый финал какого-то второсортного фильма, на который недавно умудрились сходить в кинотеатр. В итоге половина зрителей оставила в креслах с высокими спинками часть своей уверенности в изначальной доброте этого мира. Практически весь сеанс демонстрации однобокой реальности я умудрился проспать, поэтому оказался в другой половине, – в той, которая понимает современные методы изложения, и которая, в принципе, осталась вполне довольна увиденным (отзывы демонстрировали объективность).
Кирилл выносит жестокий вердикт мотивации главного героя:
–Он сам виноват! Весь фильм шел к этому! Мы полтора часа смотрели на человека, который губил себя практически методично! Понимал это и продолжал это делать! Кровавая жесткость в финале только подчеркнула все это!
Похоже, я проспал все самое интересное.
–В любом случае, он не сам себя убил, – говорит Айдын. – Ему помогли. Из вашей логики выходит так, что он хотел, чтобы его убили.
–Это что-то метафизическое! – говорит Дина.
–Чушь! – бросает в сторону Айдын.
От обсуждения «высокого искусства» (сказано с сарказмом) мы переходим в плоскость нашей молодости. Здесь каждый седлает своего коня. Возлюбленные ставят на пьедестал свою верность, и вечно напоминают об этом друг другу. Я, в пику им (не могу сдержаться), постоянно намекаю, какое наслаждения можно получить от некоторой доли промискуитета, восхваляя при этом красоту человеческого тела. А наш главный остряк (от которого я, почему-то, не могу отвести взгляд этим вечером) прикалывается над нами в самых грубых формах, нагло ставя нас на место (и мы, конечно, просим еще).
–Вообще, я не люблю, когда моя девушка шляется по ночным клубам, – говорит Кирилл. – И она это знает! И ты тоже это знаешь, братан!
Он указывает на меня.
Кирилл чертовски недоволен. Он не любит «ночную жизнь», и людей, которые собираются в одном месте, чтобы ослабить свою хватку, выпить, повеселиться, потанцевать. Это все не его. И ему не хочется, чтобы Дина была причастна ко всему этому.
Но, как заядлый мыслитель, он понимает, что давить на молодую женщину бесполезно. Ее инфантильная природа рвалась из нее фонтаном. Дине всегда хотелось смеяться и веселиться. В этом она была неудержима. Хотя всегда представляла себя довольно консервативным человеком.
Каким-то образом, их обходит ревность. Они оба уверены друг в друге. И в этом я постоянно им завидую.
–Ты мужик! – говорит мне Кирилл, иногда предпринимающий открытые попытки вернуть мое «самосознание». – Ты не должен веселиться с бабой! Не надо опускаться до их уровня!
–Почему это? – вопрошает Дина, делая круглые глаза. – До какого еще уровня???
–Наш Тим – весельчак! – встает на мою защиту Айдын. – Это его природа! Наслаждайся жизнью, пока можешь! Верно?
Мне не особо нравится слово «весельчак». Но, в целом, я согласен с этой мыслью.
Примирившись в очередной раз со своей очевидной природой гедониста, а также дождавшись удобного момента, когда наш общительный квинтет разбился на скучные индивидуальности со своими мобильниками в руках, я улизнул в туалет.
Как это часто бывает, по моему телу пробежала легкая дрожь, когда я выпустил из себя долгую дугообразную струю – один из промежуточных итогов общения с янтарным напитком.
Парочка молодых людей, между делом, обсудили какие-то важные деловые вопросы. Они не торопились – тщательно мыли руки после того, как отошли от писсуаров, вытирались, не жалея бумаги, и смотрелись в зеркало, как настоящие франты. Потом они вышли, и мне казалось, что я до сих пор слышу их красивые голоса, так непринужденно говорившие о чем-то важном в такой совсем несерьезной обстановке.
Я решил последовать их примеру. Остановился возле раковины, все делал не торопясь, мысленно общался с отражением.
И вдруг услышал, как медленно стихла музыка – так умирает догорающая свеча – а затем пропали голоса, веселые крики и смех. Где-то неподалеку эхом отозвался дуэт, покинувший water closet, да и тот стих.
В душной и безжизненной тишине размеренно падали капли из-под крана и нудно шумели лампы.
Прислушавшись к пустоте, я не смело надавил на ручку и открыл дверь. Как и ожидалось, я никого не встретил. Без людей все выглядело таким скудным и декоративным, что становилось грустно. Более того, поражала дешевизна интерьера. В темноте, как правило, ничего не видно. Да и формообразующая работа света, напускного дыма и тех вывертов, которые производил ди-джей за своим пультом (если музыка – это Его глас, то в ночном клубе слышно сплошное ругательство), все это закрывало то, что пряталось за темнотой, за приподнятым настроением и за всем тем, что по обыкновению называется «праздником жизни».
Передвигаясь из одной комнаты в другую, я вдруг понял, что меня незаметно окутал туман, и я блуждал абсолютно запутавшись в лабиринте повторяющихся интерьерных мелочей –
