Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночная жизнь юного студента остается позади где-то на парковочной стоянке около ночного клуба, с ее разговорами возле машин, и легкой эйфорией.
Городской пейзаж окутывает утренняя дымка полусна. Все готово к очередному старту. Несколько коротких часов отделяют естественное спокойствие от будничного движения.
Мне нужно идти домой. Прилечь, отоспаться. Но мне хочется насладиться тишиной пустых улиц, свободными лавочками, пустыми окнами и солнечными бликами.
Я плутаю разбитыми дорожками, тротуарами, среди высаженных живых изгородей, и песочно-травяными тропками. Эти излюбленные пути! Такие тайные, такие личные! И такие одинокие! У каждого свои…
–Домой… Ах, мой милый-милый дом!
–Бесцельное шатание – результат разнузданности мысли, – говорит мне поравнявшийся рядом со мной молодой человек.
–Поэтому приятно осознавать отчетливые очертания конечного пункта, – отвечаю я ему.
–Выбранное направление не всегда верно. Вектор соскальзывает с плоскости и плюхается в лужу. Тебе нужно вернуться домой.
–Я не хочу. Бессмысленно возвращаться туда, где ничего не меняется. Меня там никто не ждет.
–Ожидания и мечтания. Сомнения и неверие. Тупики.
–Со временем все осознают трагичность. Двигаются в темпе нового дня. Ничего нового.
–Хорошо здесь, не правда ли?..
Он сорвал травинку и положил ее себе между губ. Покусал, подумал.
–Представь, что все улицы принадлежат тебе одному. Когда ты идешь по ним, люди вынуждены расступиться, попрятаться по своим норам. Дорогу хозяину! Занавески задернуты, свет выключен, шептаться запрещено! Ваш променад весьма эгоистичен, молодой человек!
–Мне достаточно одной полянки в лесу – не замусоренной использованными пачками, пустыми бутылками и точно такими же людьми, – уверенно сказал я.
И вдруг услышал третий голос, ту его интонацию, которая преследовала меня этой ночью:
–Война – отец всего! Взойди на алтарь! Ты ключ к божественному!
Я оглянулся по сторонам и никого не увидел.
Я все также был один.
Вопреки представлениям о бесцельном шатании я все же добрался до конечного пункта своего получасового наслаждения местностью.
Не единожды посещаемый мной палисадник всегда встречал меня, как тайный друг. Редко я натыкался здесь на наглых эксбиционистов с нервным блеском в глазах и милых парочек, сладострастно поделивших свое совокупление с красотой природы. Несколько раз мне и самому доводилось привести сюда кого-то еще и разделить свое возбуждение в стане таких же nature love men (между прочим, каждый из нас мог легко угадить за подобные проделки в историю о нарушении закона, в котором страсть обесценивается и прячется под плинтусом). Отсюда можно сделать вывод, что я не делал из этого места какой-то секретности и не думал присваивать его себе лично. Место моего одиночества всегда было общественным.
Лишь небольшой облюбованный закуток оставался единственной точкой во всем периметре палисадника, которую я постоянно оставлял для своего кроткого уединения. Здесь, среди веток пестрых кустарников, я валился на высохшею листву, давно опавшую с деревьев (она хрустела подо мной так, как стонет старая, но все еще любимая кроватка), и оставался наедине с солнечными лучами, изображавшими на полотне закрытых век искажения тонов и красок.
Нежданно-негаданно я мог услышать шум моря, почувствовать прикосновение соленых (но таких желанных!) губ, и представить себе, что я вновь просыпаюсь дома у своей бабушки, и мчусь к ней, чтобы она меня крепко поцеловала, любвеобильно обругала и отпустила на все четыре стороны так же легко, как отпускают грехи дураку.
Тогда мне снова станет не по себе. Сердце начнет биться быстрее обычного. Я открою глаза, и скажу себе «нет!» воспоминаниям. Увижу красный знак и белое слово на нем: «СТОП!». Остановлю время. Приду в себя.
В этот раз, когда я упал в любимом логове, меня одолело огромное, как гигант, чувство благодарности за то, что я наконец-то могу немного поваляться. Каким-то чудом я не придавал странной форме поведения своего сознания какую-то оценочную мерку. Эта ночь была ночью неожиданных открытий. По большому счету, я был счастлив. Меня больше занимало ослепительное солнце и чирикающие птички, а не результат нескольких подходов в серии смешиваний «медикаментов» со спиртным.
Я тогда и не мог подозревать, что кристально чистые в своем видении и осязаемо слышимые в своем звуке, эти частые галлюцинации станут моими спутниками на долгое время.
Находиться в плену своего коротконогого счастья в большей мере означает – «рыть себе глубокую яму».
–Так-так-так! А я то думал, что уже не найду тебя!
Я сразу узнал этот голос.
Это был Олег.
Я перестал дышать ровно, и мне еще больше не хотелось поднимать голову с земли, – я смотрел на небо. Оно почему-то вдруг показалось мне серым.
–Ты нырнул в кусты, как шпион! – говорил он, двигаясь в мою сторону. – Уровень маскировки восемьдесятого уровня, черт возьми!
Под его ногами тихо хрустнули ветки. В следующий момент его лицо закрыло мне солнце.
–Fuck ye! – сказало его довольное лицо. – Балдеешь, да?
–Батарейки заряжаю! – ровно ответил я, и проверил температуру своей ярости: очень высоко!
Я поднялся, маленько отряхнулся, и сказал:
–Братан, только не говори мне, что ты следил за мной!
–И не скажу! Вот те крест!
Он провел невидимые линии ото лба к груди, от одного плеча к другому.
Я нащупал в кармане толстовки сигареты, достал, закурил – проигнорировал этот богохульный юмор.
–Значит, здесь твое укрытие, – говорит он, смотря по сторонам. – Очень недурно! Тихо. Безлюдно. Идеальное место преступления!
Посреди желто-зеленого оттенка палисадника он выглядит, как инородное тело, заброшенное сюда по дикой случайности. Ему это место не по нраву. Это читается в его пафосном и пренебрежительном выражении лица.
–Место преступления? – переспрашиваю я.
–Да. – Он кивает головой. – Можно напасть на жертву и делать с ней все, что угодно. Никто ничего не услышит.
Я шумно выдыхаю дым. Недовольство переполняет меня. Так нагло мое уединение, кажется, не прерывалось еще никогда до этого.
–Ладно, – говорю я и отворачиваюсь. – Пойдем потихоньку.
–Да перестань! – Он разводит руками в стороны. – Давай постоим немного! Пообщаемся!
Ведет себя, как рубаха-парень. На самом деле, просто исполняет роль. Для чего? Этого я не знаю.
–Мне не хочется, – говорю я ему. – Пора домой. Я ухожу.
–Ты уходишь?
–Да. Оставайся, раз тебе здесь так понравилось. Найдешь подходящую жертву, попируешь…
Я нагло подмигиваю ему, и вновь собираюсь уходить. Но слышу за своей спиной его внятный голос – несколько уверенных шагов на шатком бревне.
–Лучше бы тебе остановиться, малой!
Он говорит это так, что я действительно замираю, и не могу сдвинуться с места. Не знаю, что конкретно заставило меня остановиться, – его устрашающий голос или моя неспособность ровно отреагировать на оценочное высказывание в мою честь («малой»), – ясно одно. Он загипнотизировал меня, не прилагая особых усилий.
Он продолжал говорить все тем же ровным уверенным голосом:
–Вот так. Теперь, – я повторюсь, – мы немного постоим и пообщаемся. Ты еще куришь свою сигарету? Кури. Не торопись.
Он подошел ко мне.
–Не торопись…
Сделав последнюю затяжку, я бросаю окурок на землю и тушу его ботинком.
–Смотри, не сделай нам всем
