Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты лежи, лежи… Не сопротивляйся ничему, что я буду делать… Я вреда не нанесу…
Тетушка привстала, взяла яйцо с тарелки, начала читать молитву и водить яйцом вокруг ее головы. Нина Ивановна стояла у порога, наблюдая в окно, чтобы не вернулся вдруг Федор. Тетушка некоторое время шептала что-то совсем тихо, потом отложила яйцо, вытащила из кармана курточки маленькую бутылочку с какой-то жидкостью, налила немного в кружку, намочила свои пальцы в жидкости и мокрой рукой перекрестила Аню три раза, продолжая читать молитву «Отче наш». Потом откинула одеяло, которым была укрыта молодка, снова намочила пальцы и перекрестила ее руки, ноги. Аня слышала слова, что шептала тетушка:
Как с гуся вода, так с грешной рабы Анны худоба.
Как с гуся вода, так с грешной рабы Анны худоба.
Как с гуся вода, так с грешной рабы Анны худоба.
Куда вода, туда беда, куда вода, туда беда, куда вода, туда беда.
Во имя Отца и Сына, и Святого духа – аминь. Да будет так. Так и есть.
Затем она подняла ее ночную сорочку, подолом с изнанки вытерла ее лицо крест-накрест три раза. Подоткнула одеяло, приподняла Ане голову, поднеся к губам бутылочку, прошептала:
– Надо попить немного, глоточка три. Не бойся – это святая вода.
Аня глотнула воды, вздохнула и безвольно опустилась на подушку.
– Как зовут вас, тетенька? Я вас и не видела раньше.
– Это ничего, что не видела. Я тебя сейчас покормлю, ты поешь, попей бульончика, а потом мы поговорим.
Тетушка оглянулась на Нину Ивановну, кивнула ей, та подошла к печи, налила бульона из чугунка, отрезала кусочек разваренной курицы и подала. Та поднесла молодой женщине со словами:
– Ты уже можешь покушать и попить… Давай, милая, давай… Надо это сделать…
Аня через силу приподнялась, Нина Ивановна немного поддержала ее за спину, тетушка начала поить из ложечки, отламывая маленькие кусочки мяса, заставляя тщательно пережевывать. Аня съела немного, попила бульона, устало откинулась на подушку. Глядела на мачеху и тетушку вопросительно и ждала разговора.
– Ты, девица, слаба пока… Это пройдет – сегодня уже будет тебе лучше, завтра тоже не вставай с постели… Скажи-ка, кто приходил на днях к вам домой? Приносил что-то, ты ела принесенное этим человеком?
Аня молчала, видно, вспоминала.
– Да, Мариша приходила, заказ сделала: я ей платье должна сшить. Принесла в счет оплаты сала и пряников. Я немного сала с хлебом потом поела, чаем запила. И все. Настенька была еще. Больше никого.
– Настя – это Федора сестра, медичка наша? Ну, ее можно не бояться – она светлый человек. Так-так, Мариша, говоришь… Ну-ну…
«В поселке все знают друг о друге, видать»,– при этих ее словах подумала Аня.
– Ты, девушка, вот что: если берешь продукты, надо хоть перекрестить их, молитву «Отче наш» прочитать и только потом их можно употреблять. Неважно, кто принес и что. Делай так, особенно сейчас, после этой болезни. Ты слаба, организм не выдерживает такой нагрузки: сглаз на тебе. Давай посмотрим сейчас, что тут у нас…
Тетушка взяла стакан с водой, разбила яйцо и опустила содержимое в воду: из яйца вылилась черная жидкость.
И Аня, и Нина Ивановна во все глаза глядели на это: яйцо было свежее, только сегодня снесено.
– Меня тетя Параня зовут… если что надо будет, приходи ко мне. Мы с сестрой Машей – Туренко мы – живем по этой же улице, только дальше от вас, в сторону речки. Нас все знают,– кивнула она в сторону мачехи.– Запомнила, что я тебе сказала о продуктах? И еще: я тебя умыла святой водой, вытерла подолом с изнанки твоей сорочки. Так можешь себя лечить, если вдруг снова разнеможется, но можно просто умыться и вытереться изнанкой подола любой одежды, что на тебе будет. Так и деток своих, если бог даст, лечи. И еще: ты и сама себя можешь сглазить, если вдруг похвалишь себя за что-то хорошее, что получилось у тебя сделать. Так бывает… Вот и умойся, если почувствуешь слабость, и вытрись подолом. И мои слова запомни, молись так, когда мыться будешь. И еще: никогда никому старайся не говорить о своих планах. И деток своих приучи к этому. Ты все поняла? Теперь ложись спокойно и спи. Мы побудем рядом.
Ане стало не по себе от увиденного и услышанного. Но она сразу поверила этой странной тетушке, успокоилась, закрыв глаза, задремала. Когда ненадолго очнулась, увидела рядом с собой только мачеху, которая поглаживала ее руку.
– Ну, как ты, Анечка? Спать хочется, так спи, я не оставлю тебя, пока Федя не придет, не волнуйся.
– А где тетя Параня? Она ушла?
Нина Ивановна кивнула, успокаивая ее. Аня закрыла глаза и снова задремала. В следующий раз открыв глаза, она увидела сидящего рядом мужа.
– Как ты, женушка моя?
– Я хочу кушать, дашь мне бульона?
– А курицу будешь?– обрадовался Федор, вскакивая со стула, готовясь накормить ее.
– Буду, буду, давай тоже, только немного. И хлеба чуточку.
Федор так обрадовался, что она запросила еды, засуетился, бегая по комнате, хватая то одно, то другое. Аня засмеялась, глядя на него:
– Да ты успокойся, садись рядом и тоже поешь со мной. Голодный, наверное?
Федор счастливо закивал, подал ей бульон, накрошил туда мяса, положил на тарелку хлеба и сам тоже взялся за кружку с бульоном. Сидя рядом, он, довольный, смотрел, как жена медленно жует, запивая бульоном, радовался ее улыбке. Голубые, почти синие ее глаза ласково взглядывали на него. Он потихоньку успокаивался, недоумевая, что такое смогла сделать Нина Ивановна, пока была рядом с женой. Но вопросов не задавал. Аня поела, вытерла лицо влажным полотенцем, прилегла снова на подушку и, улыбнувшись, погладила его руку.
– Я посплю еще, ладно? Не обижайся на меня, я потом управляться буду. Потом… не сейчас…– засыпая, прошептала она.
Федор накрыл ее одеялом, убрал посуду, тихонько вышел, оглядываясь на спящую жену. Он был и рад, и удивлен, но все равно обеспокоен. До вечера он возился с хозяйством. Настя пришла помочь брату с коровой, напоила теленка, поглядела на Аню, покачала головой, тоже удивляясь.
Федор прилег на лежанку, чтобы не беспокоить сон Ани, долго ворочался, не мог уснуть. Все размышлял, фантазировал, давал себе слово, что никогда не обидит жену, что сделает все от него зависящее, чтобы им было хорошо вместе. Он и подумать не мог, что случившееся с Аней, от злобы и зависти людской. И
