Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 6
И случилось так, что Мариучча попала в приют
Последнее, на что уполномочивают материалы рассмотренных выше архивных фондов, – это подтверждение истинности воспоминаний С. И. Гальберга, отражающих события жизни Кипренского в первый итальянский период (учитывая провалы в памяти Ф. И. Иордана и пиндарические порывы В. В. Толбина, необходимость такой проверки представляется весьма настоятельной). Итак, вернемся к его мемуарам и описанию «недостойной» торговой сделки, заключенной между Анджелой и Кипренским.
Согласно Гальбергу, художник быстро отдал себе полный отчет в том, что мать Мариуччи обладает сомнительной нравственностью, и решил взять девочку в свой дом, чтобы спасти ее от пагубного влияния матери и от нищеты. Анджела охотно пошла на предложение художника, поскольку для нее это означало не только избавление от лишнего рта, но и перспективу ежемесячного получения известной суммы. Однако по истечении примерно года она решила вернуться к этому вопросу и в сопровождении нескольких родственников явилась к Кипренскому, чтобы потребовать возвращения девочки. Не желая расстаться с Мариуччей, поскольку картина, для которой она позировала, не была еще закончена, художник фактически выкупил ее и согласился увеличить ежемесячные выплаты. Но по мере того как росла привязанность художника к девочке – по сути дела, он удочерил ее и заботился об ее образовании, – требования алчной Анджелы тоже возрастали. Устав от этой эксплуатации, Кипренский воспротивился претензиям матери, и Анджела, окруженная несколькими негодяями, которых возглавлял солдат, выданный ею за мужа, силой забрала Мариуччу у художника. Через некоторое время он нашел девочку в казарме, среди буйных пьяных солдат: увидев его, Мариучча заплакала, и он поклялся снова забрать ее к себе.
Движимый состраданием, Кипренский согласился на заключение новой сделки, но на этот раз, желая себя обезопасить, прибегнул к помощи адвоката, и условия были закреплены законным порядком: договор, подписанный Гальбергом как свидетелем соглашения и его гарантом, предусматривал отказ матери Мариуччи от каких бы то ни было претензий и передачу всех прав на ребенка Кипренскому, который, со своей стороны, обязался взять на себя заботу об образовании девочки276.
При сравнении этого рассказа с фактами, засвидетельствованными в архивных делах и подшивках и касающихся обстоятельств замужества Анджелы, а также с подробностями переписки статс-секретаря, вице-герента и Италинского, эта часть мемуаров Гальберга представляется бесспорно правдивой, как того и следует ожидать от очевидца и участника событий277. Некоторые же детали, не соответствующие реальности – в частности то, что Гальберг излагает другую версию первого знакомства художника с Мариуччей и не упоминает о том, что Анджела некоторое время жила у Кипренского, а также о двух ее арестах, – хронологически вполне согласуются с фактом более позднего приезда скульптора в Рим и с тем, что, возможно, в первое время его пребывания в Вечном городе его отношения с Кипренским еще не были достаточно доверительными.
Даже несчастная «сделка» находит подтверждение в мемуарах Гальберга, но почти наверное можно утверждать, что документ, ее закрепивший, не сохранился и тем более не был нотариально оформлен, как предлагал это сделать Кипренский, поскольку среди сохраняющихся в архивных фондах официальных документов римских нотариусов того времени никаких его следов не нашлось. Несомненным, однако, представляется то, что в какой-то форме письменный договор о передоверении Мариуччи художнику в обмен на ежемесячные выплаты известной суммы был составлен, поскольку оба его участника свидетельствовали перед властями о его существовании. Это склоняет нас к тому, чтобы с достаточной долей уверенности установить последовательность событий, описанных в мемуарах, разделив их на относящиеся ко времени до даты «сделки», то есть до 30 ноября 1819 года, и к более позднему развитию ситуации.
В частности, имея в виду, что Филиппо Понти принадлежал к корпусу папской жандармерии, можно ли усомниться в том, что он и был тем «солдатом», который забрал Мариуччу у Кипренского и отвел ее в казарму? Несмотря на то что Анджела ни разу не упомянула об этом – возможно, потому, что не хотела скомпрометировать будущего мужа перед властями, – вполне вероятно, что ее знакомство с Понти относится по меньшей мере к осени 1819-го278: трудно представить, чтобы Понти стал помогать найти жилье совершенно незнакомой ему женщине, ранее уже осужденной, а по прошествии всего трех месяцев мог жениться на ней, чтобы способствовать ее освобождению из заключения. Предположение о том, что Понти и Анджела встречались уже на протяжении некоторого времени, делает представление об истории их отношений более четким.
Несколько ниже мы увидим, что подтверждение нашлось и еще для одной подробности, приведенной в мемуарах Гальберга, а именно той, что участие Кипренского в судьбе Мариуччи предполагало и заботу о ее домашнем образовании.
Но перейдем к следующей части рассказа скульптора, истинность которой, в отличие от первой части, кажется более проблематичной:
Наконец и картина кончена, и время оставить Италию <…>. Чтобы прервать все вредные связи, всякое влияние матери, надобно было удалить дочь из Рима. Собираясь уехать, он приторговал через приятелей одно воспитательное для девиц заведение в Тоскане, где соглашались принять его питомицу за известную плату до его возвращения. Пашпорт ее готов, и она отправлена вперед с надежным ветурином; он предполагал сойтись в Перудж[е] и сдать ее в Ареццо. И его пашпорт был уже готов. Как вдруг вся родня Мариуччи, узнав, что она увезена, подняла тревогу: в полицию подано прошение о насильственном похищении; за нею послана погоня; карету догнали на дороге; девочку высадили и привезли в Рим обратно. Впрочем, все это была только финансовая операция <…>, но вместо согласия он, упираясь на акт уступки, подал от себя просьбу Кардиналу Статс-Секретарю, всемогущему Конзальви, и вскоре вышло решение, по коему приняли Мариуччу в одно воспитательное заведение на счет казны, с тем что Кипренский, по возвращении, мог бы продолжать ей свои благодеяния, или даже и жениться на ней; матери и всей родне воспрещено всякое сообщение с нею, и чтобы уничтожить самые покушения их на то, это помещение, и вся судьба девочки осталась величайшею тайною для всех279.
Как мы уже выяснили, после долгой проволочки почти в два года власти наконец проявили инициативу, при активном содействии Италинского обязав художника вернуть Мариуччу матери. Но тому, о чем здесь далее повествует Гальберг, мы не нашли никакого документального подтверждения, относящегося ко времени после возвращения Мариуччи к матери: это касается
