Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд

Фиона села за стол в столовой, и все ее сердитые мысли как ветром сдуло. Она почувствовала запах бекона.

Си вышла из кухни с подносом, на котором лежали тосты и нарезанные кусочками фрукты, позвякивали стаканы с соком, стоял кофейник и тарелка, на которой было не меньше двух фунтов поджаристого бекона. С сияющей улыбкой она поставила поднос на стол.

— Герои должны начинать день с плотного завтрака, — объявила она.

Золотистые тосты были зажарены на сливочном масле. На блюде красовались половинки грейпфрутов и дольки мандаринов, грозди красного винограда и четвертинки яблок. Фиона схватила тонкий кусочек бекона и жадно сунула его в рот. Бекон был необычайно вкусный и хрустящий, с дымком. Одной рукой она взяла еще кусочек, а другой — тост.

Удивительно — ни тосты, ни бекон не подгорели. А раньше у прабабушки не подгорал только чай. А бекон? Когда они вообще ели бекон?

Си налила в кружку кофе.

— Ой, Си, как все замечательно, — проговорила Фиона с набитым ртом.

Прабабушка улыбнулась и погладила руку правнучки.

— Оставь хоть немного Элиоту. Вам обоим сегодня потребуется сила.

Фиона перестала жевать. Она вспомнила о том, что сказала Си перед тем, как они уехали к дяде Генри. «Не позволяйте им разлучать вас. Вместе вы сильнее».

И верно: вчера им лучше было вместе. Когда они переходили мост, держась за руки и когда отвечали на вопросы родственников. Ни то ни другое ей бы не удалось, не будь с ней рядом Элиота.

Фиона, конечно, злилась на него за то, что он сказал про бабушку, но разве она не делала того же самого, не прощая и не доверяя ему? Они и раньше ссорились, но сейчас все было иначе, будто что-то между ними сломалось, разбилось.

И как она будет общаться с совершенно новыми родственниками, если не может разобраться с самой собой, братом и бабушкой?

В столовую вошел Элиот. Волосы у него были еще мокрые после душа. Он сел напротив сестры, делая вид, что не замечает ее.

— Просто потрясающе, Си, — сказал он и принялся за еду.

Пережевывая третий тост с беконом, он вопросительно посмотрел на Фиону — дескать, откуда такое количество еды? Она пожала плечами. Элиот кивнул. Завтрак и вправду был удивительный.

Ну ладно, хоть и без слов, но они все-таки общались.

Скользнула в сторону створка двери бабушкиного кабинета. Бабушка вошла в столовую, держа в руке стопку бумаг. Одета она была как обычно — фланелевая рубашка, джинсы, армейские ботинки. Серебряные волосы торчали ежиком.

— Доброе утро, бабушка, — дружно поздоровались с ней Элиот и Фиона.

— Надеюсь, вы хорошо выспались. — Бабушка положила бумаги на стол. — Бекон, Сесилия? — Она взяла кусочек с тарелки и осторожно откусила. — Ведь это бекон, верно?

— Конечно, — ответила Си. — Что же это еще может быть?

Бабушка придирчиво осмотрела кусочек бекона и положила на тарелку, после чего постучала кончиком пальца по стопке бумаг.

— В связи с чрезвычайными обстоятельствами вчерашнее домашнее задание вы сделаете сегодня, но к нему я добавлю сегодняшнее задание.

— Но как же это? — возразила Фиона. — Ведь сегодня нам предстоит пройти испытания!

— Может быть, Сенат еще целый месяц будет решать, в какой форме их проводить, — ответила бабушка.

Элиот уронил тост на тарелку.

Железная решимость Фионы мгновенно растаяла. Им придется ждать несколько недель? Это же все равно, как если бы тебе сказали, что скоро нахлынет цунами, а потом попросили строить замки из песка на берегу, словно ничего не случится.

— Жизнь продолжается, — объяснила бабушка. — Я не позволю семейству вмешиваться в обычный ход вашей жизни. Все будет как прежде.

Нет, не может быть. Неужели бабушка действительно имела в виду то, о чем подумала Фиона? Она обернулась и увидела на столике в прихожей два бумажных пакета. Сесилия приготовила им с Элиотом ланч. Фионе стало грустно, у нее противно засосало под ложечкой.

Значит, им все же придется идти на работу в пиццерию. Будто у них мало забот в преддверии трех испытаний, после которых решится вопрос, жить им или умереть. А ей придется убирать со столиков и относить жирные тарелки на кухню…

Элиот тоже заметил пакеты с ланчем.

— Это несправедливо, — прошептал он.

— Когда речь идет о нашем семействе, о справедливости говорить не приходится, — подняла брови бабушка. — В ходе испытаний выяснится, что вы собой представляете. Подготовиться к ним невозможно. Вы должны просто оставаться самими собой и жить своей жизнью.

Она посмотрела на наручные часы, и в следующую же секунду из прихожей донесся мелодичный звон. Четверть первого.

Фиона сидела и жевала, набираясь храбрости. Ей хотелось потребовать, чтобы бабушка рассказала им еще что-нибудь об их родственниках. И какое значение теперь имела работа в пиццерии?

Элиот встал.

— До встречи, — пробормотал он. — Спасибо за завтрак, Си.

Он пошел к входной двери.

Фиона не сразу среагировала, но опомнилась и помчалась за ним. Однако Элиот успел схватить тот пакет с ланчем, который был больше.

Девочка протиснулась мимо него к двери и первой выскочила на лестничную клетку. Ей было приятно прыгать по ступенькам, обгоняя брата, но, выбежав из подъезда, она, к своему изумлению, обнаружила, что Элиот за ней не гонится.

Он неторопливо вышел на улицу и пошел по тротуару, даже не взглянув на нее.

Фиона нагнала его и пошла рядом.

Она могла стерпеть споры и ссоры. И дразнилки — такую же неотъемлемую часть их утра, как дыхание. Но молчание брата — это было что-то новенькое. И Фионе оно не понравилось.

Конечно, для равного счета она тоже может помолчать — а молчать она умеет лучше Элиота. Если надо, сможет оставаться безмолвной хоть до конца жизни.

— Какой же ты упрямый, — пробормотала Фиона.

Элиот пожал плечами и не подумал остановиться.

— Но может быть, ты прав, — примирительно сказала Фиона. — Что-то макиавеллиевское есть в этих наших новых родственничках. Кстати, у меня в комнате есть такая книга. «Discorsi su villainy». Нам стоит почитать ее сегодня вечером и посмотреть, не найдется ли там каких-нибудь полезных советов.[39]

— Конечно, — без тени враждебности откликнулся Элиот и наконец посмотрел на сестру. — Думаешь, и другие родственники появятся? Со стороны отца? Как появился дядя Генри?

Фиона посмотрела вперед — отчасти ожидая увидеть еще один лимузин, отчасти надеясь, что за ними снова приедет дядя Генри. Может быть, на этот раз она решится сказать что-то еще кроме «спасибо» его шоферу. Роберту. Почему-то девочка была уверена в том, что этот молодой человек мог бы кое-что рассказать ей о дяде Генри и остальных родственниках.

— Не думаю, — ответила она на вопрос брата. — Мне кажется, бабушка не даст им к нам подобраться.

Фиона остановилась и огляделась по сторонам. Ей вдруг показалось, будто от дома, в котором они живут, исходит какая-то магнетическая сила, отталкивающая всякую опасность.

— Может быть, не так уж плохо выбраться из дома, — задумчиво сказала она. — У нас будет возможность поразмыслить.

— Значит, теперь ты тоже не до конца доверяешь бабушке?

Фиона сердито глянула на брата.

— Я до сих пор верю, что она желает нам только хорошего, но мне кажется, что стоит самим попробовать кое-что выяснить насчет обоих семейств.

Она не собиралась сдаваться после того, что было сказано вчера ночью. Если сдастся — не сможет жить рядом с братом.

— А пока мы будем этим заниматься, — добавила девочка, — тебе бы лучше провериться — нет ли у тебя ринотеллексомании.

Это затейливое словечко она вычитала в «Журнале клинической психиатрии». Термин обозначал патологическую привычку ковырять в носу.

— Нет уж, спасибо. Я пользуюсь носовым платком. — Элиот сунул руку в задний карман брюк. — Показать?

Фиона поморщилась. Значит, он все-таки знал, что корень «рино» имеет отношение к носу. Ну, это слишком просто.

— А тебе, я так думаю, пора перестать заниматься омфалоскепсисом, — съязвил Элиот.

Слово было незнакомо Фионе, но она могла попытаться его расшифровать. «Скепсис» означало «сомнение» или «взгляд». «Омфалос» — по-гречески «начальник» или «центр»… нет-нет, еще это слово означало «пупок». Следовательно, «омфалоскепсис» — «разглядывание собственного пупка». Хитро.

Здорово. Отличные дразнилки. Хорошая словарная разминка. Жизнь постепенно входила в обычное русло.

Но разум Фионы отказался работать в привычном ритме, она не смогла, как обычно, дать брату отпор.

Ноги вдруг сами понесли ее вперед — маленькими ритмичными шагами. Все ее тело вибрировало — в такт биению сердца, но это было приятнее сердцебиения. Мелодично, радостно и грустно одновременно.

Наконец слух Фионы уловил то, что уже ощутило тело. У подворотни, за полквартала от них, стоял старик, вытащивший вчера пиццу из мусорного бака. Он играл на скрипке.